Сочинения великих итальянцев XVI века - Макиавелли Никколо (читать бесплатно полные книги .txt, .fb2) 📗
Джусто. Но ведь и на жизнь надо что-то иметь.
Душа. Правда. Но дело в том, что нужно довольствоваться необходимым и не гнаться за лишним, — оно порождает в человеке массу бесполезных мыслей, заставляет его заниматься земными делами и совсем не дает поднять глаза к небу, откуда изначально сошла его душа и куда она стремится вернуться. И знай, Джусто, наивысшее благо и наибольшая польза, которую можно принести людям в этой жизни, — это приучить их с самого детства довольствоваться немногим; ведь кто так делает, тот живет с наименьшими заботами и большую часть времени весел — если не сказать, всегда весел.
Джусто. Я этому, конечно, верю, поскольку на себе испытал, какое для меня благо довольствоваться тем, что у меня есть, согласуя свои желания со своими возможностями. А если бы я захотел лучше питаться или одеваться, то мне пришлось бы или делать что-либо бесчестное, или стать приживальщиком.
Душа. Большим ученым, Джусто, пришлось бы плохо, если бы у всех людей были подобные желания, ведь тогда ученые остались бы без слуг. Ибо все желания безмерны: и желание почестей, и желание сладко есть и пить и роскошно одеваться, из-за чего человек, который мог бы скромно прожить лет шестьдесят — причем первые десять-двенадцать из них он не разумеет, что делает, а половину остального времени все равно спит, — живет в рабстве и продает ничтожное количество оставшихся ему лет за любую, пусть самую ничтожную цену. Этого в свое время не захотел делать мудрейший философ Диоген, который на вопрос Александра Великого, в чем он нуждается, и обещание предоставить ему все необходимое ответил, что, несмотря на крайнюю бедность, он ни в чем не испытывает нужды. Он попросил Александра лишь отойти, чтобы не загораживать ему солнца, подарить которое было не во власти царя.[493]
Джусто. Зависеть только от себя самого, разумеется, прекрасно, и нужно быть другом синьоров, а не их слугой, хотя и относиться к ним с почтением и подчиняться им всегда как людям, заменяющим на земле Бога. А если желаешь возвыситься, надо делать это достойно, не подхалимствовать и при этом не забывать, что в любом случае ты чего-то да будешь лишен.
Душа. Да ты не жалуйся на свое положение и твердо знай, что в этом мире нет ничего, что бы не заключало в себе какого-нибудь неудобства и не вызывало неодобрения людей. И невозможно найти ни одного человека, который, как ты говоришь, был бы всем доволен.
Джусто. Этот довод я приводил одному моему другу в доказательство того, что все люди примерно в одном и том же положении; я так ему говорил: каждому не хватает лишь одного, и этого-то прежде всего он желает. Несчастный калека, например, хочет стать здоровым, иметь силы зарабатывать на жизнь и перестать побираться. Кто здоров, но беден, хочет, чтобы ему не нужно было работать; у кого есть средства на безбедную жизнь, желает иметь столько, чтобы содержать конюшню с конюхом; а у кого и это есть, хочет получить какое-нибудь почетное звание, добиться превосходства над другими и стать затем князем; князь же стремится навечно сохранить свое звание и никогда не умереть.
Душа. Ну так и не жалуйся на то, что тебе приходится немного работать, раз всем чего-нибудь да не хватает.
Джусто. Если бы мне нужно было мало работать, тогда это доставляло бы мне удовольствие; а работать постоянно, как должен я, потому что у меня почти ничего нет, неприятно.
Душа. Вот ты поступаешь, как все, а скажи-ка мне, чего бы ты желал? Чего тебе не хватает?
Джусто. Пятидесяти дукатов, и тогда я жил бы совсем неплохо.
Душа. Но если бы у тебя это и было, тебе бы все равно чего-нибудь да не хватало, ведь ты же сам сказал: каково бы ни было твое положение, у тебя всегда будет перед глазами то, чего ты еще желаешь, и ты станешь думать, что лишь этого-то тебе недостает, но когда потом ты это получишь, то останешься неудовлетворен и начнешь желать чего-то другого. Как когда-то мудро сказал один ваш флорентиец человеку, которого обуяло безудержное желание купить соседнее имение: «Ты бы лучше подумал, что при всех обстоятельствах у тебя будут какие-нибудь соседи, и после того как ты купишь это имение, тебе придется купить и другое, все из-за того же желания».
Джусто. Я уверен, что у человека любого положения свои заботы, но у одних их больше, у других меньше.
Душа. Но у тебя-то вряд ли их много, если они вообще есть.
Джусто. А почему бы и нет, коли я вынужден жить лишь на заработанное своим трудом, а труд, как я уже сказал, был дан человеку в наказание за его грехи.
Душа. Да. За грехи тех, у кого чрезмерные желания и кому мало того, что подобает их положению, — именно поэтому с Адамом все так получилось. А кто запасается терпением, чтобы пройти предназначенный ему путь жизни, с тем такого не происходит. Что может быть лучше, чем жить трудом своих рук? Подумай, ведь пророк царь Давид, как ты знаешь, называл таких людей блаженными. Пойми наконец, чем больше ты имеешь, тем больше у тебя забот, и намного мучительнее и тяжелее забота о содержании излишнего, чем сладость от обладания им; и чем больше у тебя слуг и работников, тем больше у тебя врагов, как верно заметил философ. Ну да оставим эти рассуждения, — кажется, мы об этом уже достаточно поговорили. Давай вернемся ко вчерашней беседе, которую мы не закончили: из-за нее ты тогда разволновался, считая, что стоит тебе мне поверить, как тебя по моей вине сочтут сумасшедшим, — будто бы ты и так не сумасшедший, как все.
Джусто. Ну вот и новая нелепица. Как тебе это нравится? Ты утверждаешь, что все сумасшедшие?
Душа. Нет, не сумасшедшие, но в каждом есть крупица безумия.
Джусто. Ну, это почти одно и то же.
Душа. Знай, Джусто, все люди немного с придурью. У одного, конечно, ее больше, у другого меньше. Мудрые же от безумцев отличаются тем, что первые это скрывают, а у вторых это явно всем.
Джусто. Ты шутишь.
Душа. Постой, докажу это на твоем примере. Сколько раз, ходя по дому, ты старался ставить ноги на кирпичи, чтобы как-нибудь не коснуться их стыков?
Джусто. Да тысячу раз; а еще я останавливался, чтобы пересчитать балки на потолке, и делал многое другое, что подобает скорее детям.
Душа. Ну, а теперь скажи мне, если бы ты стал проделывать это на улице, разве не побежали бы за тобой ребятишки, как они бегают за сумасшедшими?
Джусто. Честное слово, твоя правда. Не буду больше отрицать, что и у меня есть причуды, — наоборот, отныне признаю справедливость пословицы, которую много раз слышал: если бы безумие причиняло боль, из каждого дома доносились бы крики.
Душа. Скажу тебе больше: ты найдешь в мире очень мало людей, оставивших по себе славу, которые, если хорошенько рассмотреть их жизнь, не проявили бы хоть однажды какое-нибудь чудачество; но поскольку они умели его превознести, их даже за это хвалили. Однако не хочу больше говорить об этом. Вернемся к нашей прежней беседе. Скажи, откуда тебе известно — ведь ты не знаешь латыни и вообще не учился, — что Бог заставил наших праотцев трудиться в возмездие и наказание за их непослушание?
Джусто. Ну, тебе ли этого не знать, ведь ты вместе со мной читала Библию.
Душа. Как же ты ее понимаешь?
Джусто. А почему бы мне ее не понять? Ты что, не знаешь, что она на вольгаре?
Душа. Да, знаю.
Джусто. Так что же ты меня спрашиваешь?
Душа. Чтобы заставить тебя признать то, что ты сейчас сказал. Ну так вот, следовательно, если бы ученые труды, как и Священное Писание, были на вольгаре, ты бы их понял.
Джусто. Да, что касается слов. Но чтобы затем проникнуть в смысл, необходимо другое.
Душа. Достаточно того, что ты испытываешь затруднения не в понимании слов, а в разумении смысла; ведь с теми же трудностями сталкиваются и те, кто читает на греческом или латыни. И не думай, что знание языка означает также понимание всех авторов и всех ученых трудов, написанных на этом языке, — для знания языка необходима помощь наставников и толкователей, но и тогда понять все это можно лишь с большим трудом. И если бы ученые труды были на вольгаре, произошло бы то же самое, но пока с меня довольно того, что знаешь: учеными людей делают не языки, а науки; языки же изучают, чтобы освоить ученые сочинения на этих языках.
