Играющие тени - Павлович Игорь (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
На период до 2010 года вероятность итогов идущего развития человечества оценивалась в следующих соотношениях:
1) полное уничтожение всякой жизни на планете в ходе глобального военного конфликта (художественно отражено в знаменитом романе У. Миллера «Гимн Лейбовицу» (1955), а также фильме С. Креамера «На последнем берегу» (1959) или неудачного научного эксперимента — вероятность оценивалась в 0,05;
2) уничтожение высокоразвитых форм жизни, включая человека (роман А. Нортон «Новая порода», 1972) — вероятность 0,6;
3) физическое или духовное вырождение людей, с последующим массовым вымиранием (Элдис Б. Долгие сумерки Земли. 1961; Балард Л. Потонувший мир. 1963) — вероятность 0,14;
4) потеря у людей интереса к науке и технике, с последующей деградацией науки (Андерсон П. Прогресс. 1961; Саймак К. Город. 1964) — вероятность 0,20.
Конечно, были и положительные сценарии (главным образом предложенные специалистами восточного блока). Например, массовое освоение космического пространства, создание единой технически развитой цивилизации, освоившей пространство всей Солнечной системы [38], но вероятность такого хода событий специалистами оценивалась как весьма незначительная всего, в 0,01 (Хайнлайн Р. Туннель в небе. 1955; Ефремов И. Туманность Андромеды. 1957; Азимов А. Звезды как пыль. 1961).
По мере приближения к концу XX века постепенно уменьшалось как общее количество проработанных прогнозов, так и их научная достоверность. В 2000 году в статье «Будущее как проект. Кризис Футурологии» исследователи С. Переслегин [39] и Н. Ютанов обратили внимание, что «за последние двадцать пять лет ми в литературе, ни в науке, ни в результате деятельности каких-либо социальных институтов не появилось сколько-нибудь значимых работ, посвященных развитию европейской цивилизации. Во всяком случае, не возникло „проколов Реальности“, соизмеримых с разработками Римского клуба или классической моделью Ефремова-Стругацких… Получается, что к списку кризисов можно добавить еще один — кризис футурологии. Может быть, это и есть основной кризис современного мира? Нельзя же идти в никуда, да еще с завязанными глазами» [40].
Как уже отмечалось, достигнутые человечеством к концу XIX века успехи были обеспечены невероятно быстрыми темпами развития промышленного производства, базирующегося на передовых достижениях науки. Вторая половина XX века предполагала качественный скачок органичного соединения науки с производством, превращение науки из инструмента познания мира в непосредственную производственную силу. Непрерывно росло число людей, занятых в научных исследованиях или наукоемких отраслях производства.
По данным советской статистики в СССР с 1950 по 1960 годы число ученых увеличилось вдвое. Еще одно удвоение произошло через следующие пять лет.
Необходимо напомнить, что в 60-х годах XX века любые научные достижения встречались ликованием масс. (Особенно характерным данное положение было для восприятия достижений в области космонавтики в странах Восточного блока.)
На волне общего эмоционального подъема принятая XXII съездом КПСС программа провозгласила задачу в 1971–1980 годах в СССР «создать материально-техническую базу коммунизма, обеспечивающую изобилие материальных и культурных благ» [41].
Страны Западного блока на тот момент были вынуждены отвечать на вызов социализма. Они скорее втянулись в гонку за лидером, чем сами задавали тон.
Вероятно, одним из лучших отражений господствовавших на тот момент в странах социализма настроений стал роман И.А. Ефремова (1907–1972) «Туманность Андромеды» (1957 год), описывающий построенное коммунистическое будущее. Этот роман красочно и убедительно показал общество, «поставившее учителей и врачей выше всех других профессий на Земле». Общество, где люди будущего — люди науки или искусства, или же и того и другого — достигло невероятных высот. «Русские решили, что лучше быть беднее, но подготовить общество с большей заботой о людях и с большей справедливостью…
Не может быть изобилия без упрощения потребностей и отказа от излишеств», — так описывает историю достижений XX века один из ученых будущего [42].
К концу 60-х годов в «социалистическом лагере», что-то произошло, и отношение масс к науке стало разительно меняться. (Крайне тревожным фактором, на который практически не отреагировало руководство СССР, явилось снижение рождаемости в России. Уже к середине 60-х этот показатель опустился ниже уровня, обеспечивающего простое замещение поколений.)
Некоторые современные исследователи истории науки считают, что одной из причин негативных изменений в СССР стали волюнтаристские решения советского руководства по ликвидации целой группы проектов уже завершенных (например, создание пассажирского сверхзвукового самолета Ту-144) либо близких к победному завершению (таких, как лунная программа, многоразовый космический самолет — проект «Буря», создание термоядерного реактора и т. д.). Данные решения ощутимо затронули значительные группы населения, «была растоптана мечта».
В политическом плане в восточном блоке снижение уровня постановки задач выразилось в отстранении от власти (с последующей ликвидаций) сначала в 1953 году куратора этих работ Л.П. Берии [43], а затем в смещении в 1964 году Н.С. Хрущева.
Чуть позже аналогичный процесс продемонстрировал Запад. В 1963 году убийство президента США Кеннеди — президента, открывшего Америке дорогу на Луну и не рискнувшего начать третью мировую. В 1973–1974 годы, Уотергейтский скандал, спровоцировавший отставку президента Никсона — президента фактически осуществившего техническую модернизацию Америки.
И это были вовсе не случайные дворцовые перевороты. Формирующиеся общественные системы выбирали себе подходящих лидеров и убирали неподходящих.
В начале 70-х около 20 % объема национального продукта США составляли расходы на работы по накоплению, обработке и распространению информации (знаний) во всех возможных формах. (Отмечалось, что стоимость запоминающих устройств (ЭВМ) уменьшается быстрее, чем стоимость прочих средств обработки данных) [44].
На протяжении всех 60-х отношение к науке в технически развитых государствах Земли менялось. Вначале это были едва заметные изменения. Хотя чуткие писатели [45] все же сумели уловить тревожные тенденции и принялись бить в «колокола».
В 1968 И.А. Ефремов публикует роман-предупреждение «Час Быка». В нем изображен мир, где господствует «враждебное отношение к науке в целом и к ученым как кажущемуся источнику всех зол… Мир — где все большее и больше обессмысливается сама человеческая жизнь, вся в целом человеческая культура… Мир — где идет нарастание равнодушия к прошлому и будущему, к судьбе грядущих поколений, где царит беззаботное и беспощадное, хищническое отношение к основе всех материальных основ — к самой планете, к ее природным ресурсам. Подобная культура — путь к гибели», — отмечает автор.
К «пророчествам» Ефремова не прислушались, более того в начале 70-х годов в СССР данный роман предали официальному забвению Его не выдавали в библиотеках. Его не рекомендовалось упоминать в литературных обозрениях. Его даже вычеркнули из всех библиографических справочников. Некоторые современные исследователи утверждают, что произведение запретили, как иногда объяснялось, «из-за мрачности содержащихся в нем прогнозов» [46]. Из насильственного забвения роман «Час Быка» вернулся лишь на «приливной волне обновления» в 1988 году. Но для активного воздействия подобной литературы, на читающую публику было уже слишком поздно. К этому времени общий интерес к подобным книгам практически угасает, а определяющими становятся совершенно иные факторы.
