Смоленская Русь. Княжич 1 (СИ) - Алексей Янов (мир бесплатных книг .TXT) 📗
Широки полномочия князя в области судопроизводства, но при условии, что князь, в толковании споров, опирается на соответствующие нормы «Русской правды». Князь мог осуществляет судопроизводство лично или через своих чиновников. Присяжные грамоты пишутся от его имени. Но и здесь, опять же, бояре часто привлекались князем для судебных разбирательств, помогая князю выявить истину в судебной тяжбе. А в провинциальных городах княжества судом вообще заведовали местные посадники. Судебные исполнители именовались «детские». Они арестовывали виновного, взыскивали долги, выдавали должника «головой» кредитору. В их пользу шла часть платы с истца.
Помимо светского, существовало ещё и церковное судопроизводство. В Смоленске оно вершилось в епископских палатах, на территории бывшего детинца, в присутствии местной знати, игуменов, приходского духовенства (попов) и черноризцев. На этом судилище мог присутствовать и князь.
Сам суд, что церковный, что княжеский был довольно прост и незатейлив. Церковные или княжеские слуги приводили обвиняемого из мест заключения – городские тюрьмы, «поруби», «церковные дома» или монастыри. Затем вели обвиняемого по центральным улицам города, что позволяло горожанам вволю поизмываться – словесными оскорблениями и даже побоями над этим горемыкой. Простой народ набивался в епископальный или княжеский двор, скапливался на окрестных улицах и площадях – количество зрителей напрямую зависело от резонанса данного конкретного дела. Сам судебный процесс не отличался справедливостью и скорее напоминал расправу. Решение по тому или иному делу почти всегда было заранее известно, варьировалась зачастую лишь тяжесть самого наказания. Но в любом случае, последнее слово, в зависимости от юрисдикции суда, оставалось за князем или епископом.
А вообще непосредственно до судов, из–за их коррумпированности и предвзятости, доходило мало дел. Стороны пытались решить все свои разногласия полюбовно или во внесудебной форме разбирательства.
Важной функцией, которую, слава Богу, у князя ещё не успели отнять, была, выражаясь современным языком, регистрация гражданских актов. Князь прикладывал свою печать и скреплял ею коммерческие договора. Это мне в будущем должно пригодиться, существенно облегчив мою деловую активность.
Близкую связь с князем имело и смоленское купечество, оно было, благодаря обширным торговым связям и поездкам за границу, самой информированной частью общества. Смоленское купечество делилось на сотни, из которых каждая имела своего патронального святого, в его честь строилась церковь, бывшая центром торгового товарищества, хранительницей его товаров. Кроме того, за пределами княжества, смоленские гости также могли организовывать общины, как это было сделано в Прибалтике. Во главе этих зарубежных общин стояли сотские, старейшины, к которым прежде всего и следовало обращаться в случае, например, не уплаты гостем долга кредитору.
Церкви при Торговых площадях контролировали все торговые меры (веса, объёма). Образцовые «весовые капи» для взвешивания товаров хранились в двух местах – в соборе и в католической (латинской) церкви. Наблюдением за взвешиванием товара (мёд, воск, а также золота, серебра и драгоценных изделий) заведовали княжеские «весцы», за что получали особую пошлину.
Кроме того, князь является предводителем смоленских ополчений, но последние участвуют далеко не во всех княжеских предприятиях, особенно за пределами княжества. В последний раз земские рати Смоленска участвовали в Липецкой битве, в 1216 г. Князь мог двинуть земские ополчения только с согласия веча, кроме того на вече проговаривались и другие организационные моменты, в том числе определялись конечные цели похода. Но и это ещё не всё! Уже в самом походе смоляне могли на месте стоянки организовать вече, и решить, в случае возникновения каких–то непредвиденных обстоятельств, следует ли продолжать начатое военное предприятие, или лучше от него отказаться, или же изменить первоначальные цели похода. Даже казакам такая вольница не снилась! Водить такое, излишне самостоятельное ополчение, куда бы то ни было, мне совсем не улыбалось.
«Тысяцкий», начальствует над смоленскими ополчениями и назначается на свою должность князем, НО (!!!) им не может стать человек из дружины князя, а только член местного смоленского боярства. Ниже его стояли «сотские», они выбирались самими смолянами. Смоленск делился на концы, представляли их «конецкие старосты», избираемые на вече.
То есть, так или иначе, а главную военную силу княжества составляло боярство. Смоленские бояре вместе с княжьей дружиной являлись ближайшими советниками князя во всех вопросах военной проблематики.
Но если смоленские бояре, не смотря на всю любовь, питаемую к княжескому терему, всё же проживали у себя дома, то про княжескую дружину – гридней и дворян я промолчу, эти вообще на постоянной основе были у нас «прописаны». Ладно, хоть они в основной своей массе были «военными косточками», не склонными к подковёрным интригам. Получался не дворец – а прямо таки большая коммунальная квартира!
Картина получится не полной, если сюда не будут добавлены многочисленные княжеские слуги. По большей частью фактически они были «привилегированными холопами», т.е. рабами полностью зависимые от князя, но выполняющие управление от лица князя в его дворцовом хозяйстве, личных уделах и волостях. Такими слугами были, например, «ключники», «тиуны» и «огнищане» — заведовавшие и управлявшие княжеским хозяйством удельными или вотчинными землями. Поэтому реальный "властный вес" таких княжеских "рабов" мог быть поболее многих бояр.
Больше всего беспокойства Изяславу Мстиславичу, да и мне тоже, по нижеизложенным причинам, доставляла боярская «шобла», через день собирающаяся в княжеском тереме на междусобойчики. Обсудив свои дела, заботы и тревоги, быстро исчерпав все свои «профессиональные» темы, бояре неизменно переходили к никогда не иссушаемому источнику для интересных разговоров – начинали сплетничать, перемывая косточки себе и другим.
Вот типичный и довольно распространенный меж боярами разговор о личности и повадках княжича, дословно переданный мне Вертаком.
– Что думаешь, о нашем княжиче?
– Странный он какой–то. Не по годам разумный, да только откуда он мог такие разумения взять?
– Я своих сынов грамоте не обучаю, чай не дьяки, а родовые бояре, есть, кому за них на бересте карябать!
– А на нас он глядит так презрительно, будто мы его холопы.
– Ты думаешь презрительно? Мне так кажется, что с еле видимой ухмылкой, да такой, какой он, как я заметил, поглядывает на шутов, да гусляров.
–А ведь твоя, правда! Бог, ведать ему разум затуманил, если над «наибольшими» людьми насмехается!
– Да … лучше пускай книги читывает, и про меж себя посмеивается, нам–то что! Не он же наш князь, а будет ли, и когда – Бог ведает!
– Твоя, правда! Поперёд княжича имеются есчо старшие родичи!
После нескольких часов проведённых в тереме, бояре, наконец, разъезжались по домам. Изяслав Мстиславич отдыхал или занимался своими делами, но с первыми ударами колокола к вечерне некоторые из «отмороженных» бояр могли за какой–либо надобностью заглянуть во дворец и проторчать там до ночи, без передыха работая главным боярским органом – языком. Моими поистине любимыми днями недели стали вторник, четверг, суббота и воскресенье, так как, по давно заведённой традиции, в эти дни бородачи в горлатых шапках принципиально не гостили у князя. Могли объявится в тереме или по персональному приглашению, или, если не дай Бог, случается какое–либо ЧП общегородского масштаба.
Моей скромной персоне бояре уделяли внимание не только на словах, но и на деле. Если со своими дворянами и прочими детьми дружинников (главным образом бастардов, незаконнорожденных), проживающих, как и их отцы, постоянно с князем, я в силу объективных причин общался в круглосуточном режиме, то с детьми смоленских бояр встречаться, ещё не доводилось. Но спустя седмицу с момента моего приезда в Смоленске, бояре исправили это упущение.
