Сталин и НКВД - Наумов Леонид Анатольевич (лучшие книги txt) 📗

Леонид Наумов

Сталин и НКВД

Вступление

В марте 1948 года на Лубянке между следователем МГБ В.А. Мотавкиным и арестованной Надеждой Александровной Улановской произошел очень показательный диалог. «Я пыталась его убедить, что я советский человек, – вспоминала Улановская. – Сказала: «Не верю, что вы всерьез думаете, что я шпионка». «Если бы мы руководствовались тем, что мы думаем, мы бы пол-Москвы посадили, – ответил следователь. – Сейчас не 37-й год. Когда мы берем человека, мы точно знаем, что он совершил преступление. Мы не думаем, а знаем, что вы – шпионка. Но шпионы бывают разные. Не обязательно быть завербованной, состоять где-то в списках. Вы давали иностранцам шпионские сведения, потому что вы настроены антисоветски».

Надо заметить, что в чем-то следователь был прав: Улановская действительно была «настроена антисоветски», но «шпионские сведения» иностранцам вряд ли передавала. Просто была откровенна (более, чем следовало бы в то время) с западным журналистом левых взглядов Д. Блонденом, написавшим в 1946 г. роман «Комната на трассе».

Но какая показательная формулировка: «Сейчас не 37-й год»! И как рано – уже в 1948 г.

До сих пор мы часто слышим эту фразу: «сейчас не 37-й год» или наоборот «это же 37-й год». Эти события так глубоко отпечатались в сознании современников, что стали такими же символами как «Октябрь Семнадцатого», «Великий перелом», «22 июня», «9 мая»

Кажется что причин этого две: труднообъяснимая, на первый взгляд, гибель сотен тысяч людей и ощущение иррациональности решений, которые принимает Власть. Каждый из этих факторов в отдельности не привел бы к такому сильному влиянию на общественное сознание. Именно сочетание Иррациональности и Трагедии формирует «образ 1937 года».

Однако «37-й год» начался не убийством Кирова или речью Сталина на февральско-мартовском пленуме. Этот «год» не закончился арестом Ежова в феврале 1939 г. Предпосылки событий уходили в 1918 г., а последствия были заметны и спустя двадцать лет…

Позиция автора этой книги может быть выражена в нескольких тезисах. Возникнув вскоре после прихода к власти большевиков, ВЧК с самого начала оказалась втянута в напряженную борьбу за власть. Уже тогда в систему была заложена возможность того, что чекисты при определенных обстоятельствах смогут играть самостоятельную политическую роль. К лету 1938 г. это случилось – мощнейшая спецслужба вышла из-под контроля высшего политического руководства. Иррациональность трагедии объясняется, прежде всего, этим фактором «двоевластия». Каждый из участников борьбы принимал политические решения, исходя из своей логики, и страна не понимала, что именно происходит. Последствия трагедии оказались настолько серьезными, что и спустя десятилетия к этим событиям возвращались, пытаясь разобраться, что, собственно, произошло.

Ответственность за трагедию несет вся политическая элита СССР второй половины 30-х. 60—0 % этих людей погибли в результате «чистки». Остальные 30 %, и в том числе Сталин, выжили, от этого их вина, не меньше, но и не больше. Единственное их отличие в том, что они могли объясниться с потомками. Они попытались это сделать, оставив официальные документы и мемуары. Теперь мы можем, выслушав их, сделать свой вывод. Это была преступная ошибка. В чем она? В том, что позволили идеологии затуманить свою голову, а политической целесообразности заглушить совесть. В том, что кровь, пролитая в годы междоусобия, ничему их не научила.

В дальнейшем все участники политической борьбы в нашей стране пытались использовать «эффект 1937 года» в своих интересах: рассматривали как возможный прецедент, пытались избежать или пугали возможностью повторения…

Книга посвящена, прежде всего, отношениям между руководством партии и спецслужб, наиболее подробно изучалась возможность партийного аппарата контролировать чекистов и попытки руководства НКВД-МВД играть самостоятельную политическую роль. Именно поэтому участие органов ОГПУ в проведении социалистических преобразований и роль НКВД в годы Великой Отечественной войны не описаны в этой книге. Лишь очень условно события могут быть описаны как «противостояние Партии и ВЧК-НКВД». На самом деле, роли постоянно менялись, и борьба шла между сильными политическими группировками, которые лишь условно связаны были с Лубянкой и Кремлем (точнее, Старой площадью).

Специфика исследования в том, что оно основано на изучении и интерпретации статистического материала, характеризующего ход массовых репрессий и эволюцию социального и национального состава руководителей НКВД. Обычно историки используют статистический материал о репрессиях как иллюстрацию бесчеловечной политики режима. Часто спор идет о количестве жертв, но принципиальный подход не меняется. Однако количество жертв – это следствие реальных поступков сотрудников НКВД. Если «цифры» больше средних по стране, то одних «дел», если меньше средних, то других «дел». Если выяснится, что эти цифры в разных регионах отличаются на порядок, то это следствие разной позиции чекистов. Тогда «слова» (официальные документы и мемуары) нужны нам для того, чтобы объяснить причины этих расхождений – интерпретировать «дела». Этот подход привел меня к тем же выводам, которые сформулированы «школой ревизионистов» (А. Гетти и др.). Кажется, что при интерпретации отдельных событий 1938 года уместно также использование «уликовой парадигмы» К. Гинзбурга.

Другим специфическим исследовательским приемом является попытка проследить судьбы чекистов, отмеченных знаком «Почетный работник ВЧК – ОГПУ». В 20—30-е гг. у офицеров ОГПУ-НКВД часто не было возможности получить награды. Поэтому кавалеры этой ведомственной награды представляли собой круг («орден») наиболее опытных и влиятельных чекистских руководителей. Их судьбы очень рельефно иллюстрируют (а части и указывают) тенденции эволюции кадрового состава ОГПУ-НКВД-МГБ-МВД. Они оказываются индикатором направления ротации в чекистской среде не только в 30-е годы, но и в 1946–1953 гг. Смерть Сталина предоставила этому кругу возможность второй раз попытаться взять под свой контроль политическое развитие СССР.

Это книга продолжает исследования, начатые в работах «Борьба в руководстве НКВД 1936–1938 гг.» и «Сталин и НКВД». Выводы, сделанные в этих книгах, событиях 30-х гг. дополнены описанием истории формирования круга «Почетных чекистов» и изучению их роли в послевоенной истории.

Хочу выразить искреннюю благодарность жене Галине Наумовой, которая постоянно оказывала огромную помощь в работе.

«Почетные чекисты»

Первый Председатель

Когда 7(20) декабря 1917 года постановлением Совета Народных Комиссаров была образована Всероссийская Чрезвычайная Комиссия при СНК по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК), никто еще не мог предположить, какое будущее ожидает эту силовую структуру. Более того, вряд ли кто-то вообще предполагал, что организация просуществует много десятилетий. Слово «чрезвычайная» давало основание предполагать, что ВЧК создана на небольшой срок. Впрочем, история нашей страны тесно связана с историей спецслужб, и наверное, часть руководства большевиков допускала, что «что-то такое потребуется».

Уже в начальном этапе у ВЧК было два врага: основной и второстепенный. Основной – «контрреволюция», второстепенный – «саботаж». Разница между ними была в том, что для советской власти «контрреволюция» – «внешний враг» (не по отношению к стране, а по отношению к самой власти). «Контрреволюция» – это «монархисты, буржуазия, кулаки, церковники».

А «саботажники» – это «внутренний враг», чиновники. Власть. Точнее, часть Власти, которая не подчиняется политике партии большевиков. Саботаж – это «сознательное неисполнение кем-либо определенных обязанностей или умышленное небрежное их исполнение со специальной целью ослабления власти правительства и деятельности государственного аппарата». Задача борьбы с саботажем была поставлена перед комиссией Дзержинского зимой 1917 г., когда большевики столкнулись с сопротивлением чиновников. Их саботаж был быстро сломлен, и затем чекисты переключились на контроль за военспецами в РККА. Кажется, что многие характерные черты системы сформировались уже тогда, в «эпоху Дзержинского».