Военная контрразведка. Эпизоды борьбы - Терещенко Анатолий Степанович (книги бесплатно без онлайн txt) 📗
К утру набралось ещё несколько подобных сообщений. Из них можно было сделать определенные выводы: противник камуфлировал мины под бытовые предметы – фонарики, фляжки, котелки, портсигары и пр.
«Ясно, мины не армейские, значит, мы столкнулись с деятельностью абверкоманды, – подумал Шурепов. – Надо искать диверсантов».
Шуреповым срочно была организована розыскная группа. Она выехала к месту последней диверсии – подрыва грузовика. При опросе водителя, к счастью, оставшегося живым, оперативники получили конкретную информацию. После взрыва шофер заметил, как в густолесье метнулся неизвестный солдат.
По указанию подполковника было организовано оцепление участка леса. Через несколько часов поиска были задержаны двое военнослужащих с вещмешками, наполненными опасными «игрушками».
При появлении двухметровой фигуры Шурепова, диверсанты «заговорили» и сознались, что являются выходцами абверовской школы «Марс». Они сообщили подробности запасного канала связи со своим руководством через резидента абвера в Риге. Указали место тайника, где спрятали оружие, взрывные заряды и дали приметы на других диверсантов, которые вскоре были задержаны смершевцами…
В одном из выступлений в 1966 г. перед слушателями Высшей школы КГБ, среди которых присутствовал и автор книги, начальник её 1-го факультета генерал-лейтенант Н.И. Железников рассказывал о боевых буднях Управления военной контрразведки Смерш 2-го Прибалтийского фронта, руководителем которого он вто время был.
Он, в частности, освятил подробности одной операции против диверсионной абверкоманды-212, созданной при штабе 16-й армии вермахта.
– План захвата, – говорил Железников, – мне доложил подполковник Шурепов. Кстати, он был опытный розыскник. Мы ему поручили захватить вражескую разведшколу. Но к моменту начала операции она была пуста: улепётывало войско полковника Хельмута Хоссельмана всегда раньше и быстрее, чем отступали регулярные войска.
Прикрывал он подобные действия необходимостью сохранения секретов особой важности. Однако моего подчиненного подполковника Шурепова это не смутило. Он скрупулёзно стал обследовать помещения школы, понимая: то, что не сказали абверовцы, должны поведать стены, столы, черновики, бухгалтерские бумаги и прочий «хлам». Вскоре это информационное «вторсырьё» подсказало военным контрразведчикам, что через эту школу прошло более 5 000 радистов, диверсантов и террористов.
В ходе этого разбирательства Шурепов вышел на местного фотографа, у которого из-за разгильдяйства Хоссельмана сохранилось более двухсот негативов выпускников-радистов.
Когда мне об этом доложил Шурепов, я подумал, вот уж верно – кто неправильно застегнул первую пуговицу, уже не застегнется, как следует. По фотографу была подготовлена ориентировка со списками и фотоальбомом на выпускников школы, вокруг которой развернулась большая поисково-розыскная работа. В ходе её осуществления был задержан резидент, оказавшийся… женщиной-испанкой, заброшенной в Ригу ещё в конце 1930-х гг.
Железников охарактеризовал Шурепова оперативно грамотным, предельно внимательным к оперативному составу руководителем, постоянно терзаемым поисками пропавшей семьи. После завершения Курляндской операции и освобождения советскими войсками Прибалтики, Шурепов так и не смог вырваться в Литву, к месту прежней службы и дому, в котором он жил с семьей.
Заканчивалась война.
В пылу контрразведывательной работы Шурепов всё чаще и чаще мысленно обращался к семье. После освобождения Прибалтики он прикладывает максимум усилий через коллег-чекистов, чтобы выяснить истинную судьбу семейства. Приходили разные ответы: в одних говорилось, что жена была арестована немцами и содержалась в Мариямпольской тюрьме, а потом была угнана на работы в Германию, в других указывалось, что она расстреляна, в третьих констатировалось, что детей фашисты вывезли и определили в приюте…
Были и сплетни с окраской грязных инсинуаций.
Всё это надо было пережить мужу и отцу. Вскоре Шурепов побывал в предвоенном гарнизоне. От дома осталась только наполовину разрушенная печная труба, а вместо песочницы, где когда-то играли дети, зияла глубокая воронка. Но война продолжалась. И вот уже огненно-кровавый вал наступающей Красной Армии покатился по землям Третьего рейха. Отчаянно сопротивляясь, немцы откатывались к Берлину.
«Гумбиннен» – это слово вписано кровью воинов Русской армии в сражениях Первой мировой войны; вписано в анналы отечественной и мировой истории. Здесь шли тяжелые бои с германскими и австро-венгерскими войсками. И вот через тридцать лет на Гумбинненском танкоремонтном заводе пришлось трудиться «остарбайтерам», среди которых была «иностранная рабыня» Шурепова Александра. Каждое поступление подбитых немецких танков являлось для восточных работников радостным событием.
У неё постоянно зрели планы побега – и этот день всё-таки настал.
Но всё по порядку.
По улицам Гумбиннена потекли побитые неприятельские войска и их тыловые подразделения. Отвоевавшее воинство настигали наши штурмовики. Они клевали вражеские колонны так же, как когда-то немцы – наши. Не раз она откладывала уже созревший план побега, но благоразумие и чутье подсказывали: не торопись, можешь потерять всё!
И вот удача – наши бомбардировщики серьёзно «пощипали» местный гарнизон. Досталось и танкоремонтному заводу – были взорваны основные цеха, в том числе обрушились стены в его «чахоточном» – гальваническом цехе.
Нехитрый скарб – сухари, сухофрукты, кусочек пожелтевшего сала – и Александра покидает пределы завода и направляется в сторону Мариямполя – места, где её разлучили с детьми. Сорвав с куртки нашивку «ОСТ», она стала пробираться лесными массивами, сторонясь сел и хуторов.
«В случае задержания, – размышляла Александра, – представлюсь полькой немецкого происхождения. Скажу только часть правды – ищу потерянных детей. Мне поверят – я больше, чем уверена».
Когда она однажды увидела красноармейцев, ей захотелось крикнуть во всю глотку: «Дорогие мои, я своя!» – но поостереглась: сказались гитлеровская пропаганда и рассказы некоторых военнопленных. Суть этих «убедительных» россказней заключалась в том, что бывших военнопленных и угнанных на работу в Германию на Родине арестовывают и отправляют в концлагеря, как «врагов народа».
И в этом была своя правда – в потоках освобожденных пленных и беженцев пытались бесследно раствориться звери – власовцы, оуновцы, шуцманы-полицаи, старосты, каратели, агенты немецких спецслужб и прочие проходимцы.
Боясь расплаты за свои злодеяния, они, подобно хамелеонам, меняли окраску, мимикрировали, и не так-то быстро было военным контрразведчикам распознать в напряженных, фронтовых условиях предателя и отделить его от патриота.
С понятным недоверием, а то и открытой враждебностью, некоторые наши граждане смотрели на тех, кто по нескольку лет провел в плену или работал на заводах фашистской Германии, но остался в живых.
Для них новым испытанием были изнурительные допросы, недоверие, проверки, а также содержание нередко в одном лагере с разоблаченными предателями и уголовниками.
Поэтому Александра осторожничала в пути, идя к Мариямполю. Работала у добрых людей по хозяйству – в огородах, на сенокосах, при заготовке дров и пр. Несколько раз выезжала к первому месту службы мужа – в покинутый гарнизон. Долго с горечью сидела на пожарище своего дома.
– Вот то, что осталось от песочницы, где играли Галя и Наташа, – рассуждала Александра. – Вместо неё глубокая воронка, наполненная водой. Война отобрала у нас с Сашей детей. Как же жесток мир и в нем люди, просящие помощи у Неба, но оно часто отвечает молчанием. Всякий раз, когда я вспоминала и вспоминаю, что Господь справедлив, я дрожала и дрожу за свою страну.
Закончилась война…
Весна и лето словно хотели побыстрее прикрыть своей зеленой красотой кровавые следы войны, отогреть души людей от постоянного холодного напряжения. Именно в это время Александра наконец-то решила открыться и пошла в городской отдел НКГБ.
