Бомба для дядюшки Джо - Филатьев Эдуард Николаевич (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
В том же 1955 году немцев, которые участвовали в советском Атомном проекте, отпустили на родину. Уехал в Германию и Николай Васильевич Риль.
А академику Капице вернули его Институт физических проблем. Семье Анатолия Александрова пришлось освобождать квартиру Петра Леонидовича и искать себе новое пристанище. Им стал бывший дом Риля на Пехотной улице.
Свою дачу в Жуковке Риль продал молодому виолончелисту Мстиславу Ростроповичу, который через десять лет приютил там Александра Солженицына. На бывшей даче доктора Риля и писалась знаменитая книга «Архипелаг ГУЛАГ».
В 1988 году Николаус Риль опубликовал свои воспоминания о годах, проведённых в СССР. Книга имела большой успех. Называлась она «Zehn Jahre im Goldenen Kâfig» («Десять лет в золотой клетке»). В 1996-ом книгу переиздали в США под названием «Stalin’s captive Nikolaus Rihl and Soviet race for the bomb» («Пленник Сталина Николаус Риль и погоня Советов за бомбой»).
Академик Жорес Иванович Алфёров рассказывал, что в своё время, интересуясь судьбой немецкого физика, расспрашивал о нём Анатолия Александрова:
«Я спросил, был ли профессор Риль пленным или приехал добровольно. Анатолий Петрович медленно произнёс:
— Конечно, он был пленным! — потом негромко добавил. — Но он был свободным! А мы были пленными!».
Последние пять лет
Рабочий день Курчатова был по-прежнему расписан чуть ли не по минутам. Доктор физико-математических наук Борис Михайлович Гохберг рассказывал:
«Вспоминаю, как в 1955 году я договорился с И.В. Курчатовым о встрече, и мне было назначено приехать к девяти часам. Не помню, что меня задержало, но я зашёл к нему на восемь минут позже. Он меня уже ждал и сказал:
— Борис, что же ты опаздываешь? Имей в виду, что на это время наш разговор будет короче!».
Воспоминания члена-корреспондента Академии наук Дмитрия Ивановича Блохинцева:
«Во время подготовки Первой Женевской конференции по мирному использованию атомной энергии в 1955 году Игорь Васильевич немало радовался развитию этого мероприятия и увлечённо участвовал в его подготовке. Он сам лично бегал из нашего кабинета, где сосредоточился „штаб“ подготовки конференции, вниз, к А.П. Завенягину, чтобы согласовать с ним тот или иной вопрос, и, возвращаясь к нам, весело сообщал:
— Принято!
Или столь же бодро:
— Отклонено!».
Одному из участников готовившейся конференции (Дмитрию Скобельцыну) предстояло выступать по вопросам, которые считались щекотливыми. И он как-то заявил, что не владеет всей информацией по этой теме и поэтому не готов её обсуждать.
«Тогда Игорь Васильевич предложил ему прочесть несколько подготовленных страниц, касающихся плана конференции и нашего в ней участия. Прочтя их, Д.В. Скобельцын сказал:
— Это существенно меняет моё положение!
Игорь Васильевич ответил:
— А как бы вы думали! Езжайте за границу и гоните оттуда ром!
Насколько я помню, Игорь Васильевич не увлекался подобными
напитками. Это была лишь шутка Позднее Скобельцын, вернувшись в Москву, звонил мне:
— Я приехал с важными делами, звоню Курчатову, а он спрашивает: "Ром привезли? "Как это понять?
Я успокоил Дмитрия Владимировича:
— Игорь Васильевич наверняка очень ждёт ваших сообщений и, конечно, заинтересован в них, а ром — это только шутка.
Почему я остановился на этих шутках? Обычная склонность к весёлым шуткам — свойство характера людей с чистой душой».
Тем временем наступила пора испытывать второе термоядерное устройство — водородную бомбу РДС-37.
Академик Харитон впоследствии напишет:
«Последний раз Игорь Васильевич руководил испытаниями в 1955 году…
22 ноября 1955 года была взорвана сброшенная с самолёта водородная бомба с тротиловым эквивалентом 1 600 000 тонн, или 1,6 мегатонны…
Когда мы ехали на машине по месту взрыва, большие глыбы размером примерно с автомобиль были вырваны из земли и на протяжении многих, многих километров лежали в огромном количестве. Это был первый в мире взрыв водородной бомбы, сброшенной с самолёта».
По словам Сахарова, сразу же после второго водородного взрыва Курчатов сказал:
«— Ещё одно такое испытание, как в 1953 и 1955 году, и я уже пойду на пенсию».
Юлий Харитон:
«После испытаний мы с Игорем Васильевичем получили двухнедельный отпуск, сели в наш вагон и поехали в Алма-Ату, чтобы там встретиться с женой Игоря Васильевича Мариной Дмитриевной и моей дочерью Татьяной…
Мы посмотрели Среднюю Азию и через две недели вернулись к своим делам — Игорь Васильевич к реакторам, я к своим, так сказать, конструкциям».
Воспоминания Харитона любопытны двумя аспектами. Во-первых, отношением самого Юлия Борисовича к своей должности. Главный конструктор атомных и водородных бомб — должность наипрестижнейшая! По тем временам, во всяком случае. И сказать о ней так снисходительно-небрежно: мол, вернулся «к своим, так сказать, конструкциям»! Чего здесь больше, природной скромности, привычки не выпячивать своё сверхсекретное дело, или Харитон, в самом деле, относился к своей конструкторской «стезе» предельно иронически? Вот вопрос, на который вряд ли когда-нибудь будет дан ответ.
Второй любопытный аспект — в упоминании об увлекательном путешествии по Средней Азии, краю экзотичному и так непохожему на европейскую часть России. Курчатов в этих местах оказался впервые. Но даже в самых фантастичных мечтаниях ему вряд ли приходила мысль о том, что впереди — ещё более удивительное путешествие!
И, тем не менее, оно состоялось: в 1956 году секретного атомного академика взяли с собой в зарубежную поездку Хрущёв и Булганин. Это было время, когда СССР и США кинулись в безудержную гонку ядерных вооружений. Каждая держава жаждала стать первой! Самой ядерной! Во что бы то ни стало!
Анатолий Александров рассказывал:
«В начале 1956 года И.В. Курчатов посетил Англию. Ему не приходилось раньше бывать за рубежом. Поездка была очень напряжённой, ему пришлось выступать со сложнейшим докладом…».
Владимир Комельков:
«Доклад по ядерным исследованиям и термоядерному синтезу состоялся в Харуэлле 25 апреля 1956 года и произвёл большое впечатление на английских учёных… Им сообщили сенсационные научные данные по тематике, числившейся особо секретной в США и Англии… Для англичан было новостью достижение температур на уровне миллиона градусов и применение в экспериментах импульсных токов до 2 миллионов ампер».
Насыщенная волнениями зарубежная поездка стала как бы последней каплей, переполнившей жизненную «чашу» атомного академика. Сразу сказалось напряжение последних лет, что не замедлило отразиться на самочувствии. «Он очень вымотался», — так о состоянии Курчатова скажет годы спустя Анатолий Александров. А Михаил Садовский добавит:
«Долгое время я удивлялся его поразительной работоспособности. Мы не задумывались о том, что и его богатырские силы имеют предел. Нечеловеческая нагрузка, постоянное сверхнапряжение не только, а, может быть, не столько физических, сколь нервных сил не могли не отражаться на его здоровье».
Ефим Славский:
«У него был склероз страшный, курил он много.
Я ему говорил не раз:
— Игорь Васильевич! Ну, брось ты отравлять организм! Вот я в детстве однажды накурился так, что отравился и больше никогда в жизни не курил, даже когда десять лет в армии служил, да ещё в какие времена — гражданская война, голод! А я не курил! Ну, брось ты, ради Бога!
А он мне в ответ:
— Э-э, старина, время бежит, время катится, кто не курит и не пьёт, потом спохватится!
Прибаутка такая у него была».
Физик Юрий Соколов в одной из своих статей передал слова ближайшего сотрудника Курчатова:
