ФБР. Правдивая история - Вейнер Тим (читать книги онлайн бесплатно регистрация TXT) 📗
Сам Белый дом был лавкой, незаконно торгующей спиртными напитками. Дочь покойного президента Элис Рузвельт Лонгворт, муж которой был влиятельным конгрессменом-республиканцем из Огайо, поднялась в Белом доме наверх во время одной из проводившихся Хардингом дважды в неделю вечеринок. Кабинет президента был полон закадычных друзей президента, вроде Гарри Догерти и Джесса Смита. Она писала: «Везде стояли подносы с бутылками всевозможных сортов виски, под рукой были карты и фишки для покера. Все были в расстегнутых жилетах и сидели положив ноги на стол; рядом стояли плевательницы» [92]. Она попыталась предостеречь Хардинга, но успеха не достигла. «Хардинг не был плохим человеком, – писала она. – Он был просто вялым добродушным бесхарактерным человеком, окружившим себя близкими друзьями с сомнительной репутацией».
Главными среди них были министр юстиции и директор Бюро расследований.
Гувер был начеку и следил за тем, как «красная» угроза распространяется от Нью-Йорка и Чикаго к угольным шахтам, сталелитейным заводам, железнодорожным депо Среднего Запада. Организованные профсоюзы противостояли промышленным магнатам на протяжении 1920-х годов. Огромное большинство рабочих не были ни «красными», ни радикалами. У них не было никакой далекоидущей политической программы. Они хотели зарабатывать прожиточный минимум и иметь приличную жизнь, а не свергать правящий класс путем вооруженной революции.
Бюро поддерживало магнатов. Гувер представлял битву между капиталом и трудом как пожизненную борьбу в войне с коммунизмом. «Коммунисты и подрывная деятельность всегда были связаны с положением рабочего класса, – писал он годы спустя. – Практически невозможно отделить коммунизм от положения рабочего класса» [93].
Когда летом 1922 года столкновения начали выходить из-под контроля, сотни тысяч шахтеров и железнодорожных рабочих стали выходить на забастовки по всей стране. Бюро нанесло ответный удар.
На протяжении трех лет Гувер и Бюро получали донесения от рабочего судостроительного завода по имени Фрэнсис Морроу – осведомителя под кодовым номером К-97, который поднялся до положения доверенного лица внутри коммунистической организации. Морроу предупредил Бюро, что на побережье озера Мичиган лидеры американского коммунистического движения тайно собираются на совещание. Он знал об этом совещании за долгое время до его созыва – он был официальным делегатом от Филадельфии. Четыре агента от Чикагского отделения Бюро два часа ездили по сельской местности, собрали группу помощников шерифов и стали вести наблюдение у летнего курорта Бриджмена, штат Мичиган. «Красные» заметили за собой слежку «охотников». Боясь облавы, они поспешно провели референдум по главному вопросу, стоявшему перед ними: продолжать ли нелегальную подпольную работу. Вопрос решил один голос. Решающим стал бюллетень агента К-97 [94].
Утром 22 августа 1922 года сотрудники Бюро и помощники шерифов арестовали в Бриджмене пятнадцать коммунистов, среди которых был руководитель партии Чарльз Рутенберг, освобожденный из тюрьмы всего за четыре месяца до этих событий. Они захватили партийный архив и выследили шестнадцать других делегатов в Чикаго, включая Уильяма З. Фостера – коммуниста, возглавлявшего профсоюзное движение, и Эрла Браудера – приобретающего вес партийного идеолога; оба они были преданными агентами Коминтерна.
Вожди американских коммунистов с трудом шли под жарким солнцем, скованные наручниками попарно, из окружной тюрьмы к месту предъявления им формального обвинения – в суд города Сен-Джозеф, штат Мичиган. Им было предъявлено государственное обвинение в заговоре с целью свержения правительства Соединенных Штатов путем вредительства и насилия. «Вожди радикалов – финансируемые, как утверждается, русскими из Советской России с целью установления советского режима в этой стране, – были согнаны в окружную тюрьму, как группа каторжников, скованных одной цепью, в то время как помощники шерифов и федеральные агенты стояли на страже, – сообщалось в местной газете. – Федеральные власти надеялись связать коммунистов с взрывом бомбы на Уолл-стрит, который разрушил офисное здание «Дж. П. Морган и Ко» более года назад» [95].
Из двадцати семи обвиненных в подстрекательстве к бунту был осужден только Рутенберг. Следующие пять лет он провел в борьбе за пересмотр дела в суде, пока не умер в возрасте 44 лет. Его прах был захоронен в Кремлевской стене.
В деле Фостера коллегия присяжных не пришла к единому мнению. Он вышел на свободу, к огромному недовольству (разочарованию) Гувера. Судья проинформировал присяжных о том, что, для того чтобы признать его виновным, они должны выявить, что он «пропагандировал преступления, вредительство, насилие и терроризм» [96]. Присяжные разделились: шесть к шести. «Обвинение не доказало, что коммунистическая партия пропагандировала насилие, – сказал один из присяжных, проголосовавший за оправдание. – Это был единственный момент, по которому наши мнения разошлись».
Ни один из обвиняемых так и не предстал перед судом. Но этот налет загнал партию еще глубже в подполье. Верных, платящих взносы членов партии осталось после отсева 6 тысяч человек или меньше – лишь один из десяти англоговорящих урожденных американцев, – и влияние их руководителей стало приближаться к нулю. Некоторые продолжали мечтать о восстании рядовых работников железнодорожного транспорта и шахтеров; их памфлеты по-прежнему читались как советская пропаганда, сфабрикованная в Москве. Но, как сам Фостер доложил Коминтерну, обратившись с просьбой о 25 тысячах долларов на расходы, он пытался организовать американское коммунистическое движение вместе с двоими рабочими, которым выплачивал вознаграждение [97].
Сам Гувер напишет позже, что влияние коммунистической партии на жизнь в Америке «практически отсутствовало» [98] в начале 1920-х годов. Но в то время он говорил совсем другое.
Гувер и его отдел общей разведки постоянно предостерегали о жестокой (насильственной) коммунистической революции; Догерти говорил президенту, что стране угрожает гражданская война [99]. Десять дней спустя после арестов в Бриджмене министр юстиции потребовал в федеральном суде и получил судебную санкцию, запрещающую бастующим железнодорожникам, протестующим против урезания заработной платы правительством, предпринимать какие-либо действия в поддержку своих требований. Этот запрет был более широкомасштабный, чем какой-либо другой в истории американского рабочего класса. По сути он предписывал 400 тысячам рабочим, имеющим законные жалобы, сидеть и помалкивать. Члены кабинета Хардинга осудили это решение как незаконное и неразумное.
Но Догерти и Гувер повышали накал борьбы [100]: они разослали десятки специальных агентов по всей стране собирать доказательства того, что лидеры рабочего движения строят заговор с целью нарушить этот запрет. Агенты полагались на осведомителей, которые проникали в ряды бастующих. Ежедневные донесения рекой текли в отдел общей разведки от агентов Бюро изо всех уголков страны, подогревая страх того, что забастовка – организованная война против правительства. Федеральные маршалы и местные полицейские при поддержке частных детективов, работавших на железных дорогах, предъявили рабочим и организаторам 17 тысяч обвинений в преступлениях, подходивших под этот судебный запрет.
Через несколько недель министр юстиции прекратил забастовку железнодорожников. Но бремя власти вскоре начало ломать его.
