Герои 1812 года. От Багратиона и Барклая до Раевского и Милорадовича - Шишов Алексей Васильевич (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
В Вильно 14 апреля прибывает монарх в сопровождении блестящей и многочисленной свиты. Можно полагать, что он остался доволен состоянием войск 1-й русской Западной армии. Этим, пожалуй, можно объяснить такое высочайшее распоряжение:
«…Его Императорское Величество жалует всем нижним чинам бывшим сего числа (8 мая. – А.Ш.) в строю, по рублю и по фунту мяса на каждого».
Александр I осознавал, что не обладает полководческим талантом, поэтому не взял на себя бремя главнокомандующего с неизбежной при этом ответственностью за принимаемые решения. Но он и не внял совету своего военного министра о назначении такого главнокомандующего, предоставив М.Б. Барклаю-де-Толли право отдавать распоряжения от своего имени. Естественно, что важнейшие из них проходили согласование с самодержцем.
…Отечественная война 1812 года началась в ночь на 12 июня. Основные силы Великой армии во главе с самим Наполеоном наносили удар с территории Восточной Пруссии по самой крупной группировке русских войск. Ею и была 1-я Западная русская армия, состоявшая из шести пехотных, трех кавалерийских (они тогда назывались резервными) и одного летучего казачьего корпусов общей численностью (на июнь 1812 года) почти в 120 тысяч человек при 380 орудиях. Войска Барклая-де-Толли располагались в районе Россиены, Вильно, Гродно и прикрывали 220-километровый участок западной границы России.
Всего в состав 1-й Западной армии входило 150 батальонов пехоты, 128 эскадронов кавалерии и 20 казачьих полков. 1-м пехотным корпусом командовал генерал-лейтенант граф П.Х. Витгенштейн, 2-м – генерал-лейтенант К.Ф. Багговут, 3-м – генерал-лейтенант Н.А. Тучков 1-й, 4-м – генерал-лейтенант граф П.А. Шувалов, 5-м (резервным; в его состав входила Гвардия) – цесаревич Константин Павлович и 6-м – генерал от инфантерии Д.С. Дохтуров. Кавалерийскими корпусами командовали генерал-адъютант Ф.П. Уваров, генерал-адъютант барон Ф.К. Корф и генерал-майор граф П.П. Пален 3-й. Во главе летучего казачьего корпуса стоял генерал от кавалерии донской атаман М.И. Платов.
Барклаю-де-Толли подчинялась и соседняя (к югу) багратионовская 2-я Западная армия (вплоть до назначения главнокомандующим Главной действующей армией генерала от инфантерии М.И. Голенищева-Кутузова). В условиях значительного превосходства в силах наполеоновской Великой армии Барклай-де-Толли сумел осуществить отход двух русских армий от линии государственной границы к Смоленску, сорвав тем самым план императора французов разгромить их порознь.
Однако большинство современников, в том числе и русского генералитета, осудило такой план действий российского военного министра «из немцев». События же войны в ее начальный период развивались следующим образом.
После получения известия о переходе наполеоновской Великой армии через пограничную реку Неман Барклай-де-Толли стал незамедлительно стягивать свою армию к Свенцянам, удалившись от линии границы. Он словно приглашал Наполена идти на восток. В то время 2-я Западная армия еще оставалась на месте и, вполне возможно, могла оказаться против правого фланга наступающей неприятельской сухопутной «армады».
Император французов принял такое «предложение». Он был и великим стратегом, и великим тактиком. То есть великим шахматистом в военном мундире, который мог просчитывать и свои действия, и действия соперника на много ходов вперед. И к тому же, как вспоминал позднее его маршал Л.-Г. Сен-Сир:
«Наполеону был известен план, принятый Барклаем-де-Толли и состоявший в немедленном отступлении русской армии на правый берег (Западной) Двины, лишь только французы войдут в Россию».
Первоначально 1-я Западная русская армия отступала к Дриссе, чтобы занять оборону в построенном там по плану Фуля укрепленном лагере. Из-за этого разрыв между 1-й и 2-й армиями значительно увеличился. Кроме того, непригодность Дрисского лагеря для обороны стала очевидной не только для генералитета, но и для самого императора Александра I. Он «поддался» уговорам своего окружения и 7 июля отбыл в Санкт-Петербург, чтобы оттуда управлять воюющей Россией. Это во многом развязало руки Барклаю-де-Толли. Для начала русскими войсками оставляется дрисский лагерь-«ловушка».
Отступление русских войск от государственной границы и нежелание Барклая-де-Толли дать неприятельской армии генеральное сражение вызвали недовольство широкой общественности, и прежде всего в рядах самой армии. Отход ее в глубь России был полон трагических впечатлений. И Михаил Богданович, сам не желая того, «вступил в резкий конфликт с генералитетом, армейской массой и гражданским населением».
Причины этого крылись не только в приказах отступать и отступать еще дальше. «Оппозицию» военному министру в его штабе возглавил не кто иной, как сам великий князь Константин Павлович, считавшийся в то время наследником престола. От него главнокомандующий избавился, отправив донесение государю.
Современники и последующие исследователи свидетельствовали: отступление, как неизбежность начала Отечественной войны 1812 года, единственно спасительный в тех условиях ход ведения военных действий, было не понято патриотически настроенным и потому негодующим российским обществом. Начальствующее поведение старшего по положению главнокомандующего обсуждалось в штабе Багратиона и в собственном штабе Барклая-де-Толли, в полках и дворянских семьях, при царском дворе и в придорожных трактирах.
Авторитет военного министра упал, и он уже не мог претендовать на безусловное верховное командование в начавшейся войне. Не мог, прежде всего, в моральном плане. Однако несомненной заслугой Михаила Богдановича стало то, что он сумел сохранить русскую армию для Бородинского сражения.
Многие ли летом и осенью 1812 года понимали правильность отступательной стратегии полководца? Ведь на всех здравомыслящих в русском стане давила тяжесть впечатлений не дня вчерашнего, а дня сегодняшнего. Вне всякого сомнения, Барклая-де-Толли понимали в те дни лишь немногие. Одним из таких людей был прославленный армейский партизан А.Н. Сеславин, бывший адъютантом и любимцем главнокомандующего 1-й русской Западной армией. Сеславин писал:
«Он первый ввел в России систему оборонительной войны, дотоле неизвестной. Задолго до 1812 года уже решено было, в случае наступления неприятеля, отступать, уступить ему всю Россию до тех пор, пока армии не сосредоточатся, не сблизятся со своими источниками, милиция не сформируется и образуется, и, вовлекая таким образом внутрь России, вынудить его растягивать операционную свою линию, а чрез то ослабевать, теряя от недостатка в съестных припасах людей и лошадей.
Наполеон, ожидая долгое время от россиян наступательной войны, а вместе с тем верной гибели армии и рабства любезного нашего Отечества, сам наступил.
С первого шага отступления нашей армии близорукие требовали генерального сражения; Барклай был непреклонен. Армия возроптала. Главнокомандующий подвергнут был ежедневным насмешкам и ругательствам от подчиненных, а у двора – клевете. Как гранитная скала с презрением смотрит на ярость волн, разбивающихся о подошву ее, так и Барклай, презирая незаслуженный им ропот, был, как и скала неколебим…»
Тот же А.Н. Сеславин, один из самых прославленных героев Отечественной войны 1812 года, приводит такой разговор между ним, офицером-ординарцем, и своим начальником. Который выслушав донесение, неожиданно спросил о чем-то сильно гнетущем его уже многие дни:
– Какой дух в войске и как дерутся, и что говорят?
– Ропщут на вас, бранят вас до тех пор, пока гром пушек и свист пуль не заглушит их ропот.
– ?Я своими ушами слышал брань и ее не уважаю; я смотрю на пользу Отечества, потомство смотрит на меня… Все, что я ни делаю и буду делать, есть последствие обдуманного плана и великих соображений, то есть плод многолетних трудов. Теперь все хотят быть главными… И тот, который долженствовал быть мне правою рукою, отличась только под Прейсиш-Эйлау в полковницком чине, происками у двора ищет моего места; а дабы удобнее того достигнуть, возмущает моих подчиненных».
