Радиоэлектронный шпионаж - Анин Борис Юрьевич (книги бесплатно .TXT) 📗
В 70-е годы информационные сводки 16-го управления получали только шесть членов брежневской правящей верхушки — сам Брежнев, Андропов, Громыко, Кириленко, Суслов и Устинов. Данные отличались высокой оперативностью, и им очень доверяли: считалось, что дезинформация по этим каналам не передавалась. Однако советские "руководители не учитывали, что информацию мог искажать или замалчивать сам КГБ. Например, телеграммы шведского посольства в Москве привлекали большое внимание Брежнева и его ближайшего окружения. В конце августа 1984 года шведский посол в Москве послал в Стокгольм телеграмму под названием «Москва в начале осеннего политического сезона», в которой рассматривались перспективы борьбы за власть в советском руководстве. Об этой телеграмме опасались докладывать высшему звену руководителей СССР, поскольку в ней содержался ряд нелицеприятных формулировок. Очень долго содержание телеграммы наверх не сообщали. В конце концов ее туда отправили, но в несколько измененном виде. Вычеркиванию подлежали такие вольности иностранных дипломатов, как «Горбачев напоминает скорее Андропова» или «Раиса Максимовна является верной соратницей Горбачева». На профессиональном жаргоне руководства КГБ это называлось «смягчением характеристик».
Еще один эпизод, достаточно скандальный. К 1979 году относится возникновение проблемы западных заложников. Тогда исламские религиозные фанатики захватили персонал американского посольства в Тегеране. Американцы предпринимали усилия по обмену заложников, но поскольку уже не имели своего посольства в Иране, то переговоры вели через швейцарское посольство. Информация об этом шла по швейцарским дипломатическим каналам. С целью помешать Швейцарии в посредничестве между Ираном и США КГБ поделил обязанности между ПГУ и 16-м управлением так: 16-е управление читало швейцарскую дипломатическую шифрпереписку как между Москвой и Берном, так и между Берном и Тегераном, а ПГУ занималось компрометацией тех дипломатов Швейцарии, которые, как следовало из прочитанной шифрпереписки, вели переговоры с Ираном.
ДЖОННИ УОКЕР
Сразу после своего создания 16-е управление стало работать в тесном контакте с одноименным отделом ПГУ. 16-й отдел имел исключительное право контролировать все операции ПГУ по добыванию иностранных шифров, а также по внедрению агентов в западные спецслужбы радиошпионажа. Каждый сотрудник этого отдела занимался единственным делом, которое велось абсолютно автономно от других. Еще одно непреложное правило запрещало встречу с агентами в тех странах, где они работали. Излюбленными местами таких встреч стали Вена, Хельсинки и Дели — три крупные столицы за пределами стран — союзниц СССР, где КГБ пользовался наибольшей свободой.
Именно под контроль 16-го отдела ПГУ и поступил Джон Энтони Уокер, дежурный офицер связи в штабе командующего подводным флотом США в Атлантическом регионе, после того как предложил свои услуги советской разведке. Примерно в те же самые дни, когда Прайм передал записку с предложением сотрудничества на КПП в Восточном секторе Берлина, Уокер приехал со своей базы в Норфолке (штат Вирджиния) в Вашингтон, оставил машину в центре города, зашел в телефонную будку и нашел в справочнике адрес посольства СССР. Выйдя из такси на расстоянии квартала от здания посольства, он дошел до его входа и попросил передать, что хотел бы поговорить с кем-либо из службы безопасности. С собой он принес месячные ключевые установки для шифровальной машины «KL-47». Однако Уокер был немало удивлен, когда сотрудник КГБ, которому Уокер показал копию списка ключей к шифратору «KL-47», огорошил своего гостя вопросом о том, почему на оборотной стороне этого списка отсутствует специальный штамп, свидетельствующий о введении ключей в действие. Пораженный Уокер не сразу вспомнил, что от подобной практики в АНБ отказались совсем недавно.
Но самым важным моментом в деле Уокера стали не те неожиданные вопросы, которые ему задавали сотрудники КГБ, а информация, которая находилась в распоряжении Уокера, но о которой его так и не удосужились спросить. «Я могу только сделать вывод, что они получали свои данные откуда-то еще» — к такому итогу пришел Уокер. Позднее он вспоминал, что сотрудники АНБ пришли в уныние, когда узнали, что ему не было задано никаких вопросов по поводу самых совершенных на то время шифрмашин, эксплуатировавшихся в американских ВМС, ВВС, армии и вооруженных силах из состава НАТО.
На преступный путь Уокер вступил рано. В 18 лет, бросив учебу в католической школе, он пошел служить на флот, чтобы избежать наказания за кражи, совершенные им на заправочной станции и в магазине мужской одежды. Когда после серии неудачных сделок Уокер залез в долги, то попытался заставить свою жену заняться проституцией, чтобы поправить пошатнувшееся финансовое положение. В отличие от отшельника Прайма, Уокер всегда был душой общества. В портовых барах по всему миру он любил крикнуть: «Бармен! Мне стакан того виски, что в честь меня назвали, — «Джонни Уокер»!»
Когда Уокер решил, что беременность одной из его дочерей могла помешать его работе на КГБ, он попытался заставить ее сделать аборт. Жена Уокера Барбара узнала, что ее муж — агент иностранной разведки, в 1968 году, когда Джбн взял ее с собой в одну из поездок, предпринятую для передачи собранной информации и получения за нее вознаграждения. Еще до развода с Уокером в 1976 году она дважды набирала телефонный номер ФБР, но каждый раз ей не хватало смелости довести дело до конца. Барбара вешала трубку, так ничего и не сообщив о своем муже. Утешение она нашла в спиртном. Среди сообщников Уокера вскоре оказались его брат Артур, сын Майкл и лучший друг по имени Джерри Уитуорт.
Несмотря на не внушавший доверия внешний вид (не помогал даже дорогой шиньон), Уокеру удавалось легко обманывать окружающих. В характеристике, подписанной его начальником в 1972 году, говорилось следующее: «Джон Уокер в высшей степени лоялен, гордится собой и службой на флоте, неукоснительно придерживается принципов и традиций морской службы. Отличается обостренным чувством долга и личной порядочностью в сочетании с большим чувством юмора. Дружелюбен, умен, прекрасно уживается с другими».
К тому времени, когда слагалась эта ода, Уокер уже четыре года работал на КГБ. Придя в советское посольство в Вашингтоне в первый раз, он заявил, что имеет неограниченный доступ к шифровальной аппаратуре и ключам, и попросил за свои услуги тысячу долларов в неделю. Ему выплатили аванс в две тысячи и договорились о следующей встрече, которая должна была состояться через несколько недель в универмаге. Затем на Уокера надели огромное пальто и шляпу и вывезли из посольства на заднем сиденье автомобиля. Он сидел низко опустив голову, а справа и слева от него располагались два дюжих сотрудника посольства. Дежурные на наблюдательном посту ФБР напротив здания советского посольства, круглосуточно наблюдавшие за всеми входящими и выходящими оттуда людьми, ничего не заподозрили. Сотрудникам ФБР понадобилось целых семнадцать лет, чтобы эти подозрения у них появились, и еще три месяца, чтобы убедиться в их обоснованности.
Во время следующей встречи, в универмаге, Уокер передал несколько ключевых карточек шифра. За это он получил пять тысяч долларов — по тем временам огромную сумму. Кроме того, ему недвусмысленно дали понять, какое исключительное значение придается его работе. Уокеру было сказано, что в интересах его безопасности личные контакты с ним будут устанавливаться только в случае крайней необходимости, а связь следует поддерживать через «почтовые ящики». Уокер получил подробные инструкции, карты, фотографии мест, где находились его «почтовые ящики», и микрофотокамеру. Уокер заявил, что переснимать ею шифрматериалы и секретные документы в центре связи командующего подводным флотом США в Атлантическом регионе — задача простая. Позже он с презрением говорил: «Служба безопасности в универмагах поставлена куда лучше, чем на флоте». Еще он любил повторять, что конъюнктура рынка по продаже государственных секретов США исключительно благоприятствует покупателю, а отнюдь не продавцу.
