От ГУЛАГа до Кремля. Как работала охрана НКВД-КГБ - Захаров Николай Львович (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
Распорядок рабочего дня был, прямо скажу, дикий. Рабочий день начинался в десять утра. С 15 до 18 — перерыв на обед, его хватало только на то, чтобы приехать на квартиру пообедать и обратно. Работали до часу ночи, а иногда и до трех утра. Опоздание даже на пять минут считалось серьезнейшим проступком и наказывалось вплоть до увольнения. Работали на износ. Все с нетерпением ждали воскресенья с надеждой и мечтой — ВЫСПАТЬСЯ. Так я проработал тринадцать лет. Только с приходом к власти Н.С. Хрущева распорядок рабочего дня был изменен, и мы в органах стали работать как все нормальные люди.
Позже я узнал, что такой распорядок рабочего дня был приспособлен к режиму Сталина, который зачастую днем спал, а к вечеру собирал у себя на даче в Кунцево членов Политбюро, секретарей ЦК и других руководителей из ближайшего окружения. Там же ночью организовывались обеды, продолжавшиеся иногда до утра. Сталин ночами бодрствовал. Зная об этом, сидели в своих кабинетах наркомы и их замы, сидели и мы, рядовые работники, клевавшие носом, со слипающимися глазами, пока не раздавалась команда, разрешающая ехать домой. Кто как, кто на чем, а чаще пешком добирались мы домой, так как автотранспорт, метро и трамваи в эту ночную пору не ходили. Удивительно, как нам удавалось физически выносить такой губительный режим работы. Даже в наркомате обороны рабочий день был иным. Например, мой старший брат Василий, занимавший должность начальника отдела в Главсанупре наркомата обороны, всегда заканчивали работу не позднее семи часов вечера. Я ему завидовал.
В марте 1940 года я был назначен начальником отделения, а еще через полгода — заместителем начальника отдела кадров. Так быстро я продвинулся по восходящей линии, сам того не ожидая. В июне 1940 года мне было присвоено первое милицейское звание — лейтенант.
В должности заместителя начальника отдела кадров ГУРКМ СССР я работал непродолжительное время, так как в марте 1941 года этот отдел был упразднен и все его функции переданы в отдел кадров НКВД СССР Я был назначен начальником отделения этого отдела.
Содержание моей работы по существу не изменилось, так как вся номенклатура руководящих работников милиции страны полностью осталась в моем отделении. Изменился лишь мой чин, мне было присвоено звание старший лейтенант государственной безопасности (две шпалы, но уже красного цвета). Изменилась и форма одежды: меня обмундировали в тогдашнюю форму чекиста.
.. 22 июня 1941 года ночью за мной пришла автомашина с приказом немедленно прибыть в наркомат. Приезжаю в отдел кадров, нас собирает зам. наркома Обручников и говорит, что на СССР напала Германия.
С этого времени мы не знали покоя ни днем, ни ночью. Когда немцы подошли к Смоленску, в наркомате начали активно сжигать лишние документы. Обгорелые бумаги, словно стаи грачей, витали над домами площади Дзержинского и на Лубянке.
Когда начались налеты немецкой авиации на Москву, дано было указание об эвакуации членов наших семей. Семьи сотрудников нашего отдела были эвакуированы в Куйбышевскую область в поселок Серноводск, где была грязелечебница. Через некоторое время Маша с сыном Львом переехала в г. Иваново, где директором небольшой текстильной фабрики работала ее старшая сестра Анна Васильевна Медведева. В период подступа немцев к Москве ко мне обратился за помощью бывший начальник милиции одного из районов Смоленской области, направлявшийся в тыл. Я попросил его заехать в г. Иваново, забрать жену и сына и сопроводить их в Пермь (тогда — город Молотов).
Одновременно я позвонил начальнику областного управления милиции Скрыпнику и просил его помочь Маше в устройстве с жильем и питанием. Скрыпник выполнил мою просьбу, устроив их в двухэтажном деревянном доме с печным отоплением, и прикрепил их к местному спецторгу для получения продовольствия. У Маши на руках был мой денежный аттестат, по которому она получала часть моей зарплаты. Несмотря на помощь, которую оказывал Скрыпник, моя семья, как и все в тот период, испытывала большую нужду, было холодно и голодно, особенно зимой 1941–1942 гг. Мне один раз удалось навестить их в Перми. Но я тоже не мог привезти что-то существенное, так как на казарменном положении питались мы в нашей столовой отвратительно, в результате чего я прибрел язву двенадцатиперстной кишки. Бывало, придешь после обеда в кабинет, наевшись котлет из немолотой пшеницы, завалишься на диван и крутишься от боли. Лекарств болеутоляющих не было, да и времени не было ходить по врачам. Осенью 1942 года я забрал семью в Куйбышев на постоянное место своей работы.
Все сотрудники наркомата в этот период находились на казарменном положении, никто не имел права отлучаться с работы. Я спал на диване, мои подчиненные — на раскладушках, а то и на полу. Иногда мы ходили в Центральные бани.
Октябрь 1941 года был критическим. В середине месяца после выступления по радио председателя Моссовета в Москве поднялась паника: жители, в том числе многие руководящие работники, потоком бежали из Москвы. Были факты, когда рабочие насильно возвращали директоров-дезертиров на работу. В городе появились группы мародеров, грабивших магазины. Но принятыми мерами грабеж был пресечен силами работников НКВД, милиции и военных Московского гарнизона.
Налеты на Москву немецких летчиков участились и, несмотря на хорошо организованную противовоздушную оборону города, отдельным летчикам удалось прорваться в центр. В одну из ночей фашисты сбросили несколько бомб в здание ЦК ВКП (б), в здание арсенала в Кремле, в дом КГБ в Кисельном переулке, а также на перекрестке ул. Кирова и Кривоколенного переулка, в нескольких метрах от моего кабинета на Малой Лубянке в доме № 5. Окна кабинета были закрыты тяжелыми шторами. Взрыв бомбы на ул. Кирова был настолько силен, что потряс все здание, а стекла в окнах моего кабинета разлетелись вдребезги. Не будь тяжелых штор, я бы получил ранение головы и лица, так как сидел рядом с окнами. Помню, секретарь, вошедшая с охапкой личных дел, как раз в этот момент упала в обморок. Потом мы привыкли к тревогам и налетам и, даже несмотря на приказ, не спускались в бомбоубежище, а ходили дежурить на крыши домов, чтобы оттуда сбрасывать фугасные бомбы…
В июле 1942 года я пришел с докладом к заместителю начальника отдела кадров НКВД СССР Свинелупову, который вместе с начальником комплектующего отделения Щепакиным обсуждали какую-то проблему.
— Чем это вы так озабочены? — спросил я.
— Нам дано указание срочно подобрать кадры для укрепления УНКВД Куйбышевской области. Туда переправляется весь дипломатический корпус и значительная часть правительства. Не исключено, что туда поедет товарищ Сталин. — Свинелупов вздохнул. — Начальника УНКВД туда уже нашли, это Блинов, зама по оперативной работе тоже подобрали, а вот заместителя по кадрам ищем. Давай помогай, ты многих кадровиков знаешь.
Перебрав кучу справок на известных нам работников, мы так и не остановились ни на одном.
— А может быть, мне поехать, если моя кандидатура подойдет на эту должность? — предложил я.
— Ты шутишь или всерьез?
— Да нет, не шучу. Если надо — поеду.
— Было бы здорово, если бы ты согласился, — кивнул Щепакин.
— Хорошо, — согласился Свинелупов, — в таком случае больше и искать не будем. Доложим заместителю наркома, и, если он согласится отпустить тебя, немедленно направим представление в ЦК ВКП (б).
Решение состоялось, и в июле 1942 года я уже принимал дела в УНКВД Куйбышевской области, которая в тот период была просто огромной — 64 района. В нее входила и нынешняя Ульяновская область. Почти одновременно с назначением на эту должность мне было присвоено очередное звание капитана (три шпалы).
Начальник УНКВД Блинов был опытным руководящим работником органов и пользовался в коллективе авторитетом. С ним легко было работать, так как он хорошо разбирался в деловых качествах кадров и в оценке их работы был объективен. Сам он работал много. Правда, у искушенного на руководящей работе разного рода привилегиями Блинова иногда проскальзывали барские замашки в личных запросах, на чем, кажется, он потом и погорел, будучи начальником главка в Центральном аппарате в Москве. У меня с Блиновым установились хорошие деловые отношения и взаимное доверие в работе, а это я считал главным.
