Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Джунковский Владимир Федорович (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
Кончина Воронцова-Дашкова
В конце января я узнал о кончине графа И. И. Воронцова-Дашкова. Он скончался в своем дворце, в Алупке, 15 числа, на 79 году своей жизни. Это был на редкость благороднейший и честнейший человек, все его знавшие, имевшие какое-либо к нему касательство не могли не уважать его и не почитать. Я лично питал к нему совершенно исключительное уважение и преклонялся перед его высокими нравственными качествами. Я писал уже о нем, описывая свою командировку в Баку в бытность графа наместником на Кавказе, когда он проявил и ко мне, и к моей командировке столько благородства и предупредительности. Но не только за его удивительное внимание ко мне я сохранял всегда в моей душе чувство глубокой к нему признательности, а главное, я никогда не забуду его заботливо доброе отношение ко всей нашей семье, к моему брату, который долгое время служил при нем на Кавказе, и к моей покойной матери, которой тяжелые трудные минуты жизни были не раз облегчены дорогим его участием.
Он был ближайшим другом такой же благородной личности как и он сам – императора Александра III и на посту министра Двора оказался влиятельнейшим лицом в империи. Высота, на которой он очутился, не изменила основных черт его характера – самостоятельности в действиях и прямоты в отношениях. Безгранично преданный своему государю он и пользовался исключительной любовью и уважением Александра III.
Граф Витте [229] рассказывал такой случай, иллюстрирующий как характер графа Воронцова, так и Александра III:
«Это было за несколько лет до кончины императора Александра III. Министр юстиции Н. В. Муравьев [230] совершенно неожиданно для себя получил подписанный государем для распубликования Сенатом указ, который вносил переворот в жизнь министерств. Речь шла о создании особого инспекторского отдела или комитета в Собственной его императорского величества канцелярии, через который должны были проходить все представления о наградах по всем ведомствам. До этого министры каждый по своему ведомству самостоятельно делали представления о наградах своих подчиненных, и создание инспекторского комитета грозило нарушением «священнейших» прав министров, ибо раз докладывает о той или иной награде не министр, а представитель комитета, то этим самым всегда создается возможность, что одержит верх мнение докладчика.
Н. В. Муравьев всполошился и немедленно созвал к себе министров, бывших тогда в Петрограде [231]. На созванном экспромтом заседаний присутствовали Н. В. Муравьев, К. П. Победоносцев [232], С. Ю. Витте и покойный П. Н. Дурново. Министры пришли к единодушному заключению, что новый порядок невозможен и что государю необходимо указать на то, что создавшееся положение нарушит прерогативы министров.
Заседание это происходило в четверг вечером, а на следующий день, в пятницу утром у С. Ю. Витте был очередной доклад у государя. Министры стали просить Витте, чтобы он завтра же доложил об их совещании императору Александру III. С. Ю. Витте взял на себя эту миссию, а Н. В. Муравьев обещал на время «задержать» указ.
На докладе между С. Ю. Витте и государем произошел знаменательный разговор. С. Ю. Витте подробно рассказал о совещании министров и стал горячо доказывать, что новый порядок поведет к подрыву дисциплины в ведомствах и создаст произвол в наградах.
Государь выслушал внимательно С. Ю. Витте и ответил ему: «Знаете, Сергей Юльевич, вы меня убедили, но все же отменить указа я не могу. Мне поднес его к подписи граф Воронцов – Дашков, а его теперь нет (министр был в отъезде). Раз дав слово, я изменить ему не могу. Надеюсь, что на практике все неудобства исчезнут. Если бы я знал раньше все, что вы говорите, то я указа не подписал бы».
Указ таким образом вышел, и действительно, на практике неудобства хотя и были, но произвола зато было меньше».
Графа похоронили в его родовом имении Ново-Темниково Тамбовской губернии.
Да сохранится вечная память об этой светлой личности.
Демонстрирование действий газами профессором Лавровым
1-го февраля в дивизию прибыл профессор Лавров [233], командированный штабом фронта для ознакомления нижних чинов и офицеров с действием ядовитых газов, которыми немцы последнее время стали усиленно пользоваться, а главное, чтобы доказать совершенную безопасность газов при надетых масках-противогазах. Лекция эта состоялась в 31-м полку. Полк был выстроен на большой площадке и профессор Лавров, сказав несколько слов, выпустил газы из трех баллонов, сначала очень высоко, затем в рост человека и наконец на земле. Маски у всех были в руках, дабы в случае, если бы стало трудно дышать, можно было их моментально надеть. Зеленоватый дымок пошел из трубок, как только открыли клапаны баллонов, он сгущался в небольшое облако, в которое вошли сначала все офицеры во главе со мной, а затем нижние чины.
Начался общий кашель, стали надевать маски. Когда таким образом обкурили весь полк и все получили о газах наглядное понятие, то в одну из изб, откуда были вынесены все вещи и в которой заткнуты были все малейшие отверстия и скважины, пустили газ, который наполнил помещение. После этого в избу впускали по очереди от каждой роты по 25 человек с надетыми масками-противогазами. Каждая такая группа оставалась в избе, наполненной газами, 10 минут; некоторые в виде опыта пробовали снимать маски, но не выдерживали и секунды, выбегая стремглав на воздух. Я вошел в избу с первой группой, в ней было несколько офицеров и 20 стрелков. Маску я не снимал и ровно ничего не чувствовал, мог свободно разговаривать и все видеть. Но я, очевидно, чересчур наглотался мерзости, когда пускали газ на воздухе и почувствовал себя нехорошо. Приехав к себе, меня стало тошнить, мучительно как-то тянуть, казалось – я отравился газами. Пролежав часа два, встал с головной болью и болью в груди и кашлем. Заказал автомобиль и проехался верст 30, чтобы продезинфицировать свои легкие на воздухе. Голова кружилась, но к утру я уже стал себя хорошо чувствовать. Также случилось и со многими стрелками. Эти опыты были произведены во всех частях дивизии, так что все нижние чины воочию могли убедиться, какое спасение маска при газовой атаке.
2 февраля я был у обедни в 29-м полку, после чего произвел экзамен окончившим курс нижним чинам пулеметных команд с новыми пулеметами Кольта. Увы, большинство оказалось совершенно неподготовленными, пришлось продлить им занятия еще на неделю, они все не достаточно сноровисто обращались с пулеметами, которые поэтому все время капризничали.
В этот вечер возвратился в дивизию генерал Редько и 3-го февраля вступил в должность, предписав мне обратиться к исполнению моих обязанностей по должности командира бригады, но 4-го числа он снова уехал на четыре дня в Минск, я опять вступил на эти дни в командование дивизией. 7-го февраля Редько вернулся и приказом по дивизии, за № 41, просил меня принять его «искреннюю благодарность за отличное командование мной дивизией почти в течении двух месяцев его отсутствия».
4 февраля я служил панихиду по великому князю Сергею Александровичу в походной церкви 32-го полка, 5 февраля я отправился с начальником штаба [234] на экзамены в полковых учебных командах. Довезя начальника штаба до 32-го полка и поручив ему ознакомиться с успехами обучения в этом полку, сам проехал в 31-й полк. Не найдя учебной команды, заехал в штаб полка, вызвал командующего полком [235] [236] и уже с ним проехал в учебную команду, где застал полную растерянность: команда была собрана, а экзаменационной комиссии еще не было, хотя было уже 10 час. утра.
