Асы шпионажа. Закулисная история израильской разведки - Стивен Стюарт (читать книги онлайн полные версии txt) 📗
Кармона, египетский еврей, о котором мало что было известно, так же как Беннет, покончил с собой до начала процесса.
Если диверсионные акты, которые предшествовали этому громкому показательному процессу, не оказали никакого влияния на отношение Запада к новому египетскому режиму, то смертные приговоры, вынесенные Марзуку и Азару взволновали западную общественность. Никто, во-первых, не верил в справедливость выдвинутых против группы обвинений, но самое главное — факт вынесения смертных приговоров расценивался как нечто варварское. Все сколько-нибудь значительные деятели Запада пытались оказать давление на Насера и вынудить его помиловать приговоренных. Насер, по всей вероятности, не мог отменить приговор двум евреям по той причине, что всего за две недели до этого повесил вожаков движения «Мусульманское братство».
31 января 1955 г. в холодный зимний день, на заре Моше Марзука и Самуэля Азара вывели во двор центральной тюрьмы в Каире, затем заставили взойти на эшафот. Через несколько минут все было кончено.
В истории израильской разведки это был первый случай бессмысленной казни агентов во враждебной стране по вине тех, кто организовал безответственную операцию.
Через два дня после казней в Каире, 2 февраля 1955 г. Лавон подал в отставку, написав при этом премьер-министру следующее письмо: «На протяжении минувших недель проходили заседания кабинета министров, на которые я допущен не был. Никто из вас — ни вы, ни другие члены кабинета, не пытались поговорить со мной, избегали меня (за исключением Эшкола, с которым не пожелал разговаривать я сам по причинам, которые, может быть, остаются неизвестными некоторым достойным уважения людям), точно боялись заразиться какой-нибудь страшной болезнью. Я был предан анафеме. Я не знаю, о чем вы думали, что предполагали, в чем меня обвиняли. Меня либо жалели, либо со мной сводили счеты. Вы и ваши коллеги своим отношением фактически исключили меня из своего коллектива и воспрепятствовали моему участию в коллективной ответственности. Но не только вы свободны в своих решениях; я тоже свободен. Настоящим я уведомляю вас, что не желаю оставаться в дружеских отношениях с людьми, которые продемонстрировали свой отказ от дружбы со мной. Поэтому я слагаю с себя ответственность за выполнение обязанностей министра обороны и члена правительства».
Это необычное письмо, естественно, в то время опубликовано не было. Оно явно носило отпечаток душевного состояния Лавона в это трудное для него время. Его уход держали в секрете до того момента, когда единственный в Израиле человек, способный восстановить моральный авторитет армии в период кризиса, не согласился еще раз возглавить министерство обороны. Этим человеком был, само собой разумеется, Давид Бен-Гурион.
Голда Меир взяла на себя обязательство уговорить его вернуться и свое обязательство выполнила.
21 февраля Бен-Гурион появился на заседании Кнессета в шортах цвета хаки. Эти шорты он носил в кибуце. Он выслушал сообщение премьер-министра Шарета о том, что министр обороны Лавон ушел со своего поста в связи с тем, «что некоторые его предложения организационного характера в военном ведомстве не получили одобрения премьер-министра». После этого Бен-Гурион официально согласился заменить Лавона.
Члены правительства, которым было известно истинное положение дел, многозначительно переглядывались, слушая объяснения Шарета, хотя формально они были верными. Лавон и в самом деле предлагал организационные изменения, которые правительством одобрены не были: немедленное увольнение генерала Даяна и Шимона Переса.
Если верить Лавону, который утверждал, что не давал распоряжений по поводу проведения операции «Сюзанна», то Даян и Перес должны были нести за нее определенную ответственность.
Члены правительства, однако, предпочитали оказывать Даяну и Пересу больше доверия, чем Лавону, хотя их осведомленность в этом деле была, безусловно, неполной.
Еще до окончания суда в Каире, 2 января, премьер-министр Шарет создал секретный комитет по расследованию этого дела. Он рассчитывал, что в результате работы комитета будет установлена истина.
Пока что существовали две, отличные одна от другой, версии событий.
По одной из них, которая излагалась подсудимыми, они получили приказ действовать 2 июля, 14 июля и 22-го.
Генерал Джибли излагает события по-другому — Лавон отдал ему распоряжение приступать к реализации плана диверсий только 16 июля. Так что Военная разведка несет ответственность только за неудачные диверсии в двух кинотеатрах 22 июля. Предыдущие акции совершались по инициативе других распорядителей, может быть, даже коммунистов или «Мусульманского братства». Признания заключенных на суде могли быть вырваны у них под пыткой. [7]
Генерал-лейтенант Яков Дори, в прошлом начальник Штаба, и судья Ицхак Олшан в целях обеспечения секретности допрос свидетелей проводили в одном из домов Тель-Авива в ничем не примечательной квартирке. Им с самого начала было ясно, что перед ними нелегкая задача. Если верить Джибли и армейским офицерам из его отдела и министерства обороны, то получалось, что министр обороны организовал не имеющую особого значения, к тому же плохо подготовленную операцию в Египте и теперь ответственность за ее неудачу стремился возложить на своих сотрудников.
Если же придерживаться версии Лавона, то получалось, что группа армейских офицеров по собственной инициативе, руководствуясь политическими мотивами, организовала диверсии, целью которых было разрушение предприятий в Каире и Александрии, принадлежавших западным странам. Этой версии как будто придерживались и представшие перед судом обвиняемые. Действия операции не были согласованы с политическими лидерами и, таким образом, ее руководители оказывались виновными в клевете на и без того непопулярного министра обороны.
Джибли, однако, удалось доказать, что он дважды — 15 июля, после общего собрания, и на следующий день, 16 июля — имел конфиденциальную беседу с Лавоном у него дома. Он утверждал, что распоряжение об операции Лавон отдал 15-го, а 16-го он встречался с министром обороны для обсуждения положения.
Даян уехал в Америку 7 июля, за неделю до нападения на библиотеки, но на пять дней позже, чем была совершена диверсия на главпочтамте в Александрии. Он утверждал, что ничего о ней не знал, но не скрыл также, что, если бы знал о ней, то мог бы ее одобрить. Даян в своих показаниях обвинил Лавона в том, что его тактика часто сводилась к тому, что он утверждал какую-либо операцию, а в случае неудачи стремился уклониться от ответственности. Кроме того, Лавон, по словам Даяна, обычно настаивал на своем праве поддерживать непосредственный контакт с армейскими руководителями разных рангов, минуя при этом Даяна. По природе подозрительный, Лавон не доверял Генеральному штабу и взял себе за правило обсуждать операции с младшими офицерами отдела за спиной Даяна, явно рассчитывая на то, что ему удастся доказать, что Даян в своих докладах фальсифицировал данные.
Самыми, однако, сокрушительными для Лавона оказались показания человека, возвратившегося из Каира в Израиль, который на этот раз выступал под своим собственным именем. Это был Аври Зайденберг. Его показания подтвердили свидетельства Джибли во всех подробностях. Он утверждал, что использовал команду для подрывных действий только один раз, 22 июля. Его команда не принимала участия в диверсии в американских библиотеках 14 июля. Мотке Бен-Цур, начальник подразделения 131, подтвердил показания Аври Зайденберга.
Несмотря на то что следственная комиссия располагала квалифицированными показаниями начальника Штаба, руководителя Военной разведки и ведущего офицера, она вынесла по этому делу решение по меньшей мере странное.
Заключение гласило: «В результате анализа всего материала мы, к сожалению, не в состоянии ответить на вопросы, поставленные перед нами премьер-министром. Мы не можем с полной уверенностью утверждать, что старший офицер не получал соответствующих распоряжений от министра обороны. Не можем мы, однако, настаивать и на том, что министр обороны действительно отдавал приписываемые ему приказы».
