Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина - Минаков Сергей Игоревич (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
Вряд ли Сабанеев мог судить об указанных намерениях Тухачевского, когда последний стал уже маршалом (ноябрь 1935 г.) и «председателем Реввоенсовета (1931 г.; имеется в виду – заместителем Председателя РВС СССР). Выше уже было отмечено, что Сабанеев покинул СССР в 1926 г. Встречался ли он за границей с Тухачевским после 1926 г., когда тот выезжал в Германию (1932 г.) или в Англию и Францию (в 1936 г.)? Сведений таких не имеется, а сам Сабанеев ничего об этом не говорит. Поэтому высказанные им наблюдения на предмет «бонапартизма» Тухачевского относятся ко времени до 1926 г.
Предчувствие Наполеона, затаившегося в этом советском военном вожде, на протяжении всей его жизни завораживало общественное сознание, поражая надеждами одних и опасениями других. «Поддерживать ощущение загадочности, – пишет С. Московичи, – возбуждать любопытство по поводу своих намерений особенно необходимо вождю в решающие моменты»470. Психолог резюмирует свою мысль: «Можно сказать, что авторитет по своей сути есть разделяемая иллюзия»471. Это вполне уместно отнести не только к Тухачевскому, но и к самому Наполеону, и к Сталину.
Разночтения в оценках Тухачевского, широким веером развернутые в современной, серьезной и не очень серьезной литературе, затрагивают и его репутацию военачальника – от апологии до полного развенчания. Отмечу сразу же: и в его военном искусстве также проявилось неоднократно свойство его личности, о котором выше достаточно много говорилось, – «одержимость», «маниакальность», если мягко выражаться, «увлеченность». Это приводило Тухачевского и к ярким, быть может, даже блестящим военным победам, и к неудачам, и к катастрофическому поражению под Варшавой.
Надо сказать, что слава и вместе с ней популярность Тухачевского начали особенно быстро и широко распространяться в ходе успешных боевых действий 5-й армии, воевавшей под его командованием на Восточном фронте против войск адмирала Колчака. Пожалуй, началом общественного признания и популярности Тухачевского как полководца была победоносно проведенная им Златоустовская боевая операция в начале июля 1919 г. Не только «красная», что вполне естественно, но и «белая» сторона признали полководческий талант Тухачевского в этой боевой операции и пришли к единодушному выводу, что «Урал был потерян Белой армией, и в этом отношении цель красных была достигнута»472 и что «результатом было – занятие г. Златоуста, огромные трофеи, выход в Сибирские равнины и переход всего Урала в… руки» большевиков473. Поражения, нанесенные войскам адмирала Колчака 5-й армией Тухачевского под Златоустом и Челябинском, были настолько сильны, что воспользоваться неудачей советского военачальника на р. Тобол и развить свой наступательный успех белые были уже не в состоянии. Поэтому в октябре 1919 г. наступление Тухачевского возобновилось и завершилось блестящей и очень быстрой Омской операцией.
«Захват Омска доставил красным крупнейшую победу, – вынужден был признать один из «белых» авторов, А Ефимов, – без больших усилий и принес им значительные трофеи. Они захватили главную тыловую базу белого фронта – с огромными запасами имущества разного рода и свыше 10 тысяч человек»474.
По своей полководческой манере, настрою и судьбе Тухачевский, похожий на Наполеона внешне и, несомненно, упоенный стихией войны, жаждой побед и воинской славы, подражавший ему, особенно в молодости, руководствовавшийся любимым наполеоновским принципом «надо ввязаться в бой, а дальше будет видно», по духу своему был, пожалуй, ближе к Карлу XII. Талант, блеск побед и славы и катастрофа у обоих похожи: у Тухачевского «Варшава», у Карла XII – «Полтава».
Однако, «если когда-нибудь, – выражал французский лейтенант Р. Рур (Пьер Фервак) мнение о характере своего русского приятеля подпоручика Тухачевского, близко наблюдая его в плену, – этот молодой человек оставит свой Генеральный штаб, он с легкостью найдет себя в историческом фильме. Никто в мире не представит столь хорошо, если не брать в расчет фигуру, корсиканца с прямыми волосами… Это был фантазер. Он шел туда, куда влекло его собственное воображение. В нем не было практической натуры Наполеона»475.
«Я не успел еще довести до середины своих «листков воспоминаний», – рассуждая о «бонапартистском» потенциале Тухачевского, писал Н.А Цуриков, – как получил уже «различные» о них отзывы. Мне передали, что в лагере «национал-большевиков» были довольны их. «началом», что пуристы Белой армии476 были удивлены, как это я так «сочувственно» пишу о красном генерале, и что контрреволюционные «тактики» сетовали на меня за то, что я «спугиваю» возможного Наполеона и не даю ему „настояться“»477.
Говоря о «национал-большевиках», Цуриков, в этом не может быть никаких сомнений, имел в виду своего некогда единомышленника, а потом идейного противника, примирение с которым он яростно отвергал, несмотря на настойчивое желание последнего. Он, конечно же, прежде всего имел в виду Н.В. Устрялова. Первые его статьи, посвященные выработке идеологии «национал-большевизма», появились в печати еще 1921 г. И в этом направлении Устрялов публиковался особенно активно в 1921–1926 гг.478
Если определять упрощенно сущность «национал-большевизма», то это результат «национализации» русской революции, начиная с советско-польской войны, когда Ленин, Троцкий и другие вожди большевистской «мировой революции» начали активно использовать патриотические лозунги и мотивы, привлекая на свою сторону русское население, особенно офицерство.
С другой стороны, крушение идеи мировой революции в этой же войне, в результате катастрофы Тухачевского под Варшавой, обозначило развитие русской революции по «национальному» вектору. Спустя пять лет он был уже постулирован как строительство социализма в одной стране. Иными словами, происходило сращивание «национально-государственной идеи» с идеей социализма, но в «транскрипции» большевистской идеологии и большевистских методов.
Арестованный 6 июня 1937 г. (т. е. в период следствия по «делу» уже арестованного Тухачевского) Н.В. Устрялов сообщал на следствии, что в сентябре 1936 г. у него состоялась встреча с Тухачевским – по инициативе последнего и на квартире последнего. Устрялов признался, что, хотя прежде ему не приходилось встречаться с маршалом, он «о нем много слышал, читал написанную о нем зарубежную литературу». По словам Устрялова, в его мыслях «Тухачевский не раз смутно выплывал (во время… термидорианских и бонапартистских теорий) как подходящая кандидатура в русские Наполеоны. Свои произведения, печатавшиеся в Китае, я посылал и Тухачевскому. и мне было интересно его повидать и побеседовать»479.
Еще в 1919 г. в разговоре с Ключниковым Устрялов фактически обозначил основные элементы идеологии «национал-большевизма» в парадоксальных расчетах на соединение «белого движения» с «большевизмом». Проявляя к этому времени совершенно очевидные симпатии к успехам большевиков, он считал при этом, что «только. Белое движение сможет утвердить завоевания большевиков для истории. Сам большевизм для этого недостаточен. Чтобы консолидировать французскую революцию, нужен был Наполеон…»480.
«Наполеон рождается, однако, не из поражения, – обосновывал Цуриков свой скепсис в отношении «наполеоновских» перспектив Тухачевского в СССР, – и не из балаганных маневров, а из победы. Пока Тухачевский командовал округом, еще можно было думать, что он наконец решится на что-нибудь, напоминающее его прежнее поведение в плену. Но принятие им тылового поста начальника штаба, не оправдываемого его теоретическими знаниями и потому явно представляющего почетную отставку, было его концом. Может быть, так было и удобнее, и спокойнее, но не «наполеонистей». Что будет дальше с ним – мы не знаем, но Наполеона из Михаила Тухачевского „не выпеклось“»481.
«Наполеоновская мания» подпоручика Тухачевского в бою под Кжешувом 2 сентября 1914 г. уже тогда обнаружила призрачные очертания, еще, разумеется, никем не предполагаемого, будущего «красного Бонапарта», вызывая лишь снисходительно-добродушную иронию, проявлявшуюся в его полковом прозвище482.