Советник королевы - суперагент Кремля - Попов Виктор Николаевич (книги без сокращений txt) 📗
Парламентарии критически оценили действия английской Службы безопасности. Они отмечали, что английская контрразведка оказалась не на высоте, осуждали Министерство внутренних дел за слабый контроль за Службой безопасности; они считали, что недостаточно эффективно в этом отношении действовал и парламент. Бывший премьер-министр лейбористского правительства Гарольд Вильсон резко обрушился на контрразведку, на Министерство внутренних дел и правительство, упрекая их в «чудовищном провале». Другой известный в стране политик, бывший министр лейбористского правительства Тони Бенн, отметил, что «моральный дух Службы безопасности» серьезно подорван и что дело Бланта — это «печальная страница в истории Британской империи, которой никак не может гордиться страна». Парламентарии вспоминали заседание палаты, которое состоялось почти 25 лет тому назад, в 1955 году, после бегства в Москву двух британских дипломатов — советских разведчиков Гая Берджеса и Дональда Маклина. Мы тогда полагали, говорил английский историк консерватор Роберт Джеймс, что подобного рода эпизодам положен конец. Они нанесли огромный вред репутации нашей страны, английской заграничной секретной службе и особенно нашим отношениям с США, но, увы, это не было концом истории.
Уже упоминавшийся нами член парламента Лидбаттер советовал обратить особое внимание на меры, которые необходимо принять в связи с делом Бланта, чтобы предотвратить подобные случаи.
Члены парламента требовали продолжать расследование дела Бланта, чтобы извлечь уроки на будущее. «Я надеюсь, — говорил один из парламентариев, — что правительство в той или другой форме предпримет расследование этого дела».
Лейборист Мичер спросил премьер-министра, введет ли она новые правила работы Службы безопасности, чтобы предотвратить подобные провалы в будущем. Ответ Тэтчер был категоричным: «Нет». Свое нежелание предпринять что-либо она объясняла тем, что одобренные в 1952 году правила этой службы вполне достаточны, чтобы обеспечить нормальную работу контрразведки. Правительство хотело приуменьшить значение случившегося, представить дело Бланта заурядным эпизодом. Ставший в 1965 году лидером оппозиции Э. Хит рассуждал так: «У английской Службы безопасности больше успехов, чем неудач. Но мы знаем только о ее поражениях. Мне не раз руководители Службы безопасности говорили о своих успехах и спрашивали: не могли бы мы опубликовать сообщения об этом? К сожалению, мы этого не сможем сделать, отвечал я. Когда мы добиваемся успеха, это не должно быть известно противнику. Это неизбежно означало бы передачу такой информации врагу, которой он не должен располагать».
Парламентарии хотели знать, как велся допрос по этому делу, кто его проводил, каковы были его результаты. Член парламента Мичер интересовался, сколько лиц было допрошено в процессе расследования дела Берджеса и Маклина, связанных с Блантом. Тэтчер отказалась отвечать на эти вопросы, сказав лишь, что «не в интересах государства называть число». Не ответила она и на вопрос, почему тогда, в 1964 году, был резко ограничен круг лиц, которым была дана информация о результатах дознания, и в это число не вошел даже премьер-министр страны. «Я не располагаю такой информацией», — отрезала она. Ответ генерального прокурора Силкина, который был ознакомлен с делом 15 лет спустя, уже при своем назначении на этот пост, был еще менее вразумительным: «Я не имел оснований думать, что премьер-министр не был в курсе дела… Я полагаю, что о подобных случаях премьер-министра и, возможно, министра иностранных дел должны были информировать судебные власти, но это не обязанность прокурора». Заместитель руководителя МИ-6 (британской контрразведки) Джордж Янг говорил, что он колебался, сообщать ли премьеру Г. Вильсону об этом деле, и в результате оказалось, что лейбористский премьер не был информирован о нем.
Никто, конечно, не верил, что отказ информировать высших руководителей страны мог быть случайностью. Премьера обычно информировали и о менее важных делах разведки. А чтобы случайно «забыли» сказать о деле, в котором так или иначе были замешаны королева и великая иностранная держава, — об этом не могло быть и речи. Значит, сознательно? Тогда в чем причина такого решения? Может быть, в том, что были известны симпатии Вильсона к Советскому Союзу и кто-то опасался, что он как-то по-другому взглянет на это дело? Или в том, что Блант был завербован и начал действовать как советский разведчик именно в период правления консерваторов, когда они отвечали за действия служб безопасности? Или были опасения, что Вильсон использует дело о советском разведчике против консерваторов и Службы безопасности? Или, что наиболее вероятно, боялись, что Вильсон предпримет расследование и тогда вскроются какие-то более неблаговидные факты относительно правительства и даже Двора? А может быть, Служба безопасности просто решила выждать время, когда страсти поостынут (время, говорят, лечит любые раны!) и об этом деле будут говорить как о далеком прошлом, да и будущему премьеру не нужно будет принимать никаких решений, ведь это дело не будет таким уж актуальным?
Вот и еще одна загадка в этом непростом деле.
Почему шпиона не судили?
Не менее запутанным был вопрос о предоставлении Бланту иммунитета от преследований, а именно он особенно интересовал палату общин. Если премьеры Г. Вильсон и А. Дуглас-Хьюм не знали об этом, значит, они и не принимали решения. Следующим за ними премьером был Э. Хит, вступивший в должность в 1970 году. Он был ознакомлен с делом Бланта только в 1973 году. При нем Блант, будучи советским разведчиком, продолжал оставаться советником королевы. А премьер этого не знал?!
Не правда ли, все это более чем странно?! В 1971 году Хит предпринял, как мы говорили, высылку 105 «советских разведчиков» и был ознакомлен со всеми их делами, а о Бланте ему опять не доложили и ознакомили с его делом лишь два года спустя. Вопрос об иммунитете им вообще не рассматривался, так как он уже был дан Бланту десять лет назад 4. Кто же тогда в стране мог пойти на такое смелое решение? Королева? Но, как говорила Тэтчер, ее информировали уже после того, как иммунитет Бланту был предоставлен, да и решение об иммунитете не входило в ее функции. Лидбаттер сказал: «Палата желает знать больше об этом деле. Как мне известно, Блант был единственным в Англии человеком, которому был предоставлен столь обширный иммунитет».
И вообще, зачем нужно было давать Бланту иммунитет от судебного преследования, точно не зная о масштабах и последствиях его преступления? Вот как объяснил это Э. Хит, защищая политику консерваторов: «Огромная информация могла быть добыта во время следствия, в том числе о вражеской разведке».
Могла? Но ведь никакой такого рода информации получено не было. Э. Хита прервал член парламента А. Кларк: «Но если, как нас уверяли, Блант окончил свою работу в качестве советского разведчика в 1945 году, то разумно предположить, что информация, которую он дал в 1964 году, то есть почти 20 лет спустя, не очень относилась к делу и не была крайне необходима». Ответа по существу на эту реплику не последовало.
Другим аргументом в пользу предоставления иммунитета было то, что у контрразведки не было доказательств для привлечения к суду Бланта, а последний на протяжении долгого времени все отрицал. Но из этого не следует, что ему нужно было предоставлять иммунитет, а значило только, что необходимо было продолжать расследование.
Очевидно, это понимали и прокурор, и Служба безопасности. И тогда был выдвинут дополнительный довод, который приводила в своей речи и Тэтчер: иммунитет был дан в обмен на его признание в шпионской деятельности и на сообщение секретных данных о ней.
Но если правда то, что он окончил свою службу в русской разведке 20 лет назад, то его информация была неактуальной и ничего не стоила. Главное же заключалось в другом. Премьер отметила, что за 13 лет Служба безопасности, расследуя дело Бланта, «не смогла добыть твердых доказательств против него» (курсив мой. — В.Я.). А это означало, что Блант ни в нем сколько-нибудь серьезном не признался, потому что, если бы он раскрыл секреты своей деятельности, то были бы и основания для его судебного преследования или во всяком случае для сообщения общественности того, что он сделал в качестве советского разведчика. Все уверения, что информация, которую дал Блант, была «полезной», оказались не больше чем словами. Ее «полезности» не хватило даже для доказательства его вины.
