Откровенные диалоги о штрафниках Великой Отечественной - Пыльцын Александр (читать книги регистрация .txt) 📗
– А вы собираетесь как-то рекламировать свою книгу?
– Я пока не знаю, как это делается… Правда, я получил предложение от издательства в сентябре в Ленинграде на базе Общества «Знание» провести презентацию моей книги, на которую будут приглашены аккредитованные журналисты, военные историки и мои боевые товарищи.
– Поделитесь секретом, где вы берете силы для всего этого?
– Мне в этом году исполнится 80 лет, силы пока еще сохранились. Может быть, секрет в том, что я не был никогда равнодушен в жизни. Вот это неравнодушие меня и подстегивает. В моём возрасте надо успеть сказать правду!
– Вы пережили многое. Можно сказать, что вы прожили несколько жизней – и до войны, и войну, и непростой послевоенный период. Потом распад Советского Союза, и сейчас живете совсем в другой стране. Все-таки когда было лучше?
– Вы знаете, человеку свойственно ностальгировать по молодости. Хотя моя молодость прошла на фронте, в боях, и все-таки… Я об этом пишу в своей книге, но я ностальгирую не по молодости, а по тому великому чувству любви к Родине, которого, к сожалению, у меня сейчас, после развала Союза нет, да и, судя по всему, у молодежи тоже нет.
Генерал-майор Александр Васильевич Пыльцын живет в Харькове. И книгу свою он написал здесь. А вот издать ее удалось только в России. Там пройдет ее презентация. Там она будет продаваться. Это зарубежная книга. В стране, где он живёт, желающих ее напечатать не нашлось. А жаль! Сын Александра Васильевича написал такие стихи: «Замрите, слушайте, смотрите, ребятишки, / Дыханье затая, став чуткими вдвойне: / Ведь вы последние девчонки и мальчишки, / Которым суждено услышать о войне. А сам отец, генерал Пыльцын, добавил: От тех, кто сам все это вынес, / Кто видел смерть, но победил…
Расскажите, генерал, о войне. Интервью газете «Московская застава» Муниципального округа СПб. Май 2007. Светлана Задулина
«Неправильно задаешь вопрос, лейтенант!»
Это сейчас он генерал-майор в отставке, и за плечами у него 40 лет службы в Советской Армии. А когда началась война, Александру Пыльцыну не исполнилось еще и 18-ти. Но, как и многие мальчишки той поры, вместе с друзьями он два дня стоял в очереди в военкомате, прося отправить его на фронт. Это желание, конечно, сбылось, но только через два года. Сначала были военно-пехотное училище, которое он окончил с отличием, и служба на Дальнем Востоке.
В 1943 году он, наконец, попал на Белорусский фронт, в составе которого воевал в 8-м Отдельном штрафном батальоне. Вот как вспоминает о назначении туда Александр Васильевич в своей книге «Штрафной удар, Или как офицерский штрафбат дошел до Берлина»: «Просмотрев мое тощее личное дело, майор вдруг сказал: „Пойдешь, лейтенант, к нам в штрафбат!“ Кажется, заикаясь от неожиданности, я спросил: „З-за что?“ И в ответ услышал: „Неправильно задаешь вопрос, лейтенант. Не за что, а зачем. Будешь командовать штрафниками, помогать им искупать их вину перед Родиной“.
Так, в числе 18 опытных офицеров, пополнивших батальон после тяжелых боев под Жлобином, в которых тот понес серьезные потери, оказался и он – лейтенант Александр Пыльцын. Самый молодой, как говорили, необстрелянный командир взвода, а затем и роты автоматчиков, а в роте той – до 200 бойцов-штрафников от младшего лейтенанта до полковника. Кстати сказать, не было среди них ни „разбойников“, ни „политических“, а были в подавляющем большинстве боевые офицеры. Их вина, по сегодняшним меркам – и не вина вовсе, – скорее, трагедия: кто-то во время боя высоту не взял, кто-то проявил нерешительность. А потом еще, когда стали освобождать советскую территорию, в батальон стали прибывать окруженцы и пленные.
– Штрафные батальоны, – говорит Александр Васильевич, – самые стойкие. Бойцы владели оружием, знали, что такое офицерская честь. Их не надо было гнать в бой. Они без понуждения шли, по команде. Если и погибали, то с честью, если оставались в живых, то, возвратив себе доброе имя.
Конечно, на войне люди встречались разные. О них тоже помнит генерал.
– Как-то в окопы был направлен один штрафник из штаба батальона с поручением. Навстречу ему с термосом шёл к походной кухне за горячей пищей другой. Вот он и спрашивает гонца из штаба: «Хочешь золотые трофейные часы?» А на фронте, если вы знаете, был такой обычай («махнем, не глядя») меняться чем-нибудь зажатым в кулаке. После обмена становилось понятно, кому повезло больше. Вот и здесь: тот, что шел из штаба, сначала подумал, что ему предлагают обычный обмен. Оказалось: нет, не обычный. «Я вытяну руку, а ты метров с пяти ее прострели!» «Давай! Только ты сначала покажи часы». И когда второй поднял руку с часами, то услышал команду: «А теперь и другую руку поднимай! Я тебе покажу, что не все такие продажные, как ты!» И так с поднятыми руками он и привел несостоявшегося «членовредителя», как называли тогда «самострелов» и подобных им, прямо в штаб к комбату. А там его передали в Особый отдел и трибунал…
Были и другие случаи. В последний год войны в батальон стали присылать некоторых штрафников из тюрем, которые просились на фронт. Один такой офицер ко мне в роту попал. Он мне говорит: «Я работал раньше в ресторане, умею готовить», и я отправил его на ротную походную кухню. Но через неделю пришел еще один – под 50 лет, по сравнению с первым – худой, бледный, явно не от кухни. Казалось, что он и автомат-то не удержит и бежать не сможет, а нам вскоре предстояло в Берлинской операции форсировать Одер. И решил я его назначить на кухню вместо того, первого. Мне стало жаль этого бойца ещё и потому, что он, как и я, не умел плавать. Погибнет сразу. Зато первый озлобился: «Ладно, капитан, посмотрим, кому пуля первая достанется». Что это было? Угроза? Или пожелание? Судьба распорядилась по-своему: мне и правда досталась пуля – меня ранило в голову, а он погиб.
Переправа, переправа…
– В феврале 1944 года две роты получили задание захватить плацдарм на другом берегу реки Друть, а для этого нужно было ночью перейти по льду реки и внезапно атаковать противника, выбить немцев из первой траншеи и, развивая наступление, обеспечить ввод в бой других армейских частей.
Лед на реке был побит снарядами, и мы в темноте, переходя реку, ногами проверяли его на прочность. В какой-то момент я провалился в полынью. Плавать не умел, а одет был в ватные брюки и телогрейку, они набухли от воды, и меня потянуло на дно. Спас меня штрафник-ординарец, который лег на цельный лед, подполз и протянул мне автомат. Я буквально двумя пальцами уцепился за мушку и так выбрался. А потом в обледенелой одежде вместе со всеми больше суток продолжал бой. Но одежда постепенно превращалась в ледовый панцирь, ноги и руки потеряли подвижность, мог вертеть свободно только головой. Наконец, командир роты капитан Сыроватский приказал двоим легко раненным штрафникам доставить меня в медпункт батальона.
Там наш доктор Степан Петрович и его помощник военфельдшер Ваня разрезали саперными ножницами мою одежду, растерли всего смесью спирта со скипидаром. Хорошую дозу спирта я принял внутрь, а потом надели на меня все сухое и теплое. Палатка вся была забита ранеными. Тогда они придумали: выкопали рядом с палаткой в снегу яму, положили в нее слой еловых лап, плащ-палатку и уложили меня. Потом укрыли сверху плащ-палаткой, ватником и засыпали снегом, оставив у головы отверстие, чтобы я не задохнулся. А я двое суток перед этим не спал, поэтому уснул мгновенно. Сколько проспал, не помню, но проснулся, раскопал свою берлогу – и хоть бы что! Даже насморка не было! Это был результат мобилизации внутренних сил организма, возникший от сверхнапряжения.
