Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1 - Судоплатов Андрей Павлович (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
«На новую встречу с Наумом не надейся. Для него женские вопросы несущественны. Служба куда важнее. Он и меня всегда обманывал. Жил со мною в Париже, Мехико, Москве — и ничего. В Советском Союзе ты его точно не увидишь, а вот в какой-нибудь совхоз тебя отправят обязательно, чтобы поменьше фантазировала».
Через Магду Каридад переправила Рамону письмо: «Дорогой мой, я попала в Мехико случайно. Но теперь никакая сила не заставит меня уехать отсюда. Пока ты за решеткой, я тоже несвободна».
Адвокату Сенисеросу все-таки пришлось организовать свидание Каридад с сыном в начале 1945 года. В принципе посетителей у Тролля было много: сочувствующие, любопытствующие, бессчетные журналисты «опознаватели» полиции… Но только для Каридад такое посещение было противопоказано. Ее визит подтвердил всем «заинтересованным лицам», что главная цель ее приезда — Жак Морнар. После этой встречи в тюрьме можно было ожидать каких-либо действий по вызволению узника. «Охотники» были наготове. Еще бы, имелся верный шанс захватить с поличным «агентов Москвы». Это потянуло бы и на разрыв дипломатических отношений.
Существуют неподтвержденные данные о том, что Каридад лично ходатайствовала о прощении сына перед влиятельным Ласаро Карденасом, уговаривала Ломбардо Толедано взять на себя инициативу по проведению пропагандистской акции с требованием амнистии Морнару. Она же умоляла Ломбардо замолвить словечко за сына президенту, попросить о помиловании. Профсоюзный лидер согласия не дал: наверное, не смог подобрать убедительную аргументацию, несмотря на гибкий ум и навык закулисных сделок.
Имена Толедано, Меллер, Каридад Меркадер в восприятии мексиканского руководства ассоциировались с Советским Союзом. Любые инициативы этих лиц были бы истолкованы однозначно: советское посольство выдвигает свои фигуры, оставаясь в тени.
Суетливые действия Каридад все более и более отдаляли проведение операции. Внутриполитическая ситуация в Мексике тоже менялась не в лучшую сторону. Особенно неблагоприятной она стала после гибели советского посла Константина Уманского. Создавалось впечатление, что в результате катастрофы в аэропорту Мехико реакционные силы получили «добро» на безнаказанные провокации против советских учреждений и граждан. Любая осечка в операции «Тролль» могла привести к непоправимым межгосударственным последствиям.
Новый посол СССР Александр Иванович Капустин в отличие от своего предшественника считал малоприемлемым ведение «наступательной дипломатии» в Мексике — южном «подбрюшье» Соединенных Штатов. Это означало, по его мнению, дразнить быка красной тряпкой. Капустин вел себя подчеркнуто скромно, выбираясь за пределы посольства в исключительных случаях, и, возможно, проявлял этим глубокое понимание особенностей момента и дипломатическую мудрость. Создавалось впечатление, что он предпочитает функции завхоза обязанностям посла: при нем дом на «кальсада Такубайя» подвергся заметной модернизации. Заботясь о комфорте, Капустин как бы говорил: «Мы здесь надолго». Как ошетил в еврей книге «Лихолетье» Н. С. Леонов, посол «провел восемь тяжелых лет «холодной войны» в Мексике, не вызывая огонь на посольство и отсиживаясь в круговой обороне». Свобода маневра советских дипломатов и других сотрудников все больше ограничивалась, ряды друзей стремительно редели, сокращалось число посетителей.
Каридад, считавшая, что вызволить сына из неволи можно быстротечной решительной операцией, все больше убеждалась в сложности задачи. Киру начинали терзать мысли о том, что ее присутствие в Мехико и в самом деле навредило Рамону. Она вспоминала резкие слова, сказанные ей сыном при личной встрече. Из депрессивного состояния Каридад пыталась выйти неумеренным употреблением спиртного. Именно в такой период она попала в автомобильную аварию. Каридад обнаружили на мостовой в бессознательном состоянии, со сломанными ребрами. При ней была значительная сумма денег и шифрблокнот. Содержание сумочки чудом не оказалось в руках полиции.
В марте 1945 года Каспаров передал Кире, что Центр затребовал у нее полного отчета за весь период после отъезда из Москвы. Смирив гордыню, Каридад ответила на запрос, но выборочно, проигнорировав невыгодные для себя темы. Свои комментарии, дополняющие «пробелы» ее послания, подготовил резидент. Из них следовало, что Каридад все еще намерена «бороться за сына».
Пришлось прибегнуть к последнему, но сильному средству: воздействовать на нее через Рамона. Сейчас невозможно узнать, что он написал ей, но можно догадаться, что под влиянием пережитого стресса (свобода была близка — протяни только руку) он был несдержан и безжалостен. В каждом слове сквозили отчаянье и ненависть. Примерно в это же время Каридад узнала, что сотрудники советской разведки в Западной Европе предпринимают шаги по вызову в Советский Союз ее сына Хорхе, находившегося в годы войны в гитлеровском концлагере.
Кира восприняла это известие как явный признак недоверия к ней: «пытаются заполучить еще одного заложника помимо Луиса», который, впрочем, вполне освоился в советской действительности. Внешне он был доволен своей жизнью и считал, что перед ним открываются блестящие научные перспективы. После этих потрясений Каридад словно подменили. Уговоров больше не потребовалось.
А между тем ситуация в Мексике ухудшалась на глазах. Незаметно подкрадывалась «холодная война». Наработанный американцами опыт нейтрализации государств «оси» на континенте пригодился теперь для воздействия на советские учреждения.
Кира со свойственной ей энергией засобиралась в путь. На вопрос французского консула о цели ее поездки во Францию ответила: «Дети — Монсеррат и Хорхе — нуждаются в моей помощи. В годы войны они очень страдали, особенно сын, пробывший в немецком концлагере четыре года». На вопрос об источнике доходов ответила: «Имею состояние на Кубе». Чтобы обновить свой кубинский паспорт, Каридад добилась приема у посла и очаровала его своими манерами, светскостью, знанием закулисных сторон жизни в Гаване, подробно поведала о родственных связях с состоятельными людьми на острове.
В начале октября 1945 года Кира обменялась прощальными письмами с сыном, а 24-го числа того же месяца в нью-йоркском порту поднялась на борт парохода «Санта-Паула». Через две недели он пришвартуется в Гавре…
Резидент мог вздохнуть спокойно. Импровизации Каридад его вконец измотали…
А в это время продолжал свои изыскания Баэса. Он догадывался, что подготовкой «эскапады» Меркадера руководил «по должности» Иван Александрович Кумарьян, третий за короткое время советский резидент в Мехико, сменивший Каспарова, которого буквально выжили из страны серией грубых демонстративных провокаций. (И. А. Кумарьян родился в 1909 году в селе Чурус Карской губернии (ныне Турция). Участвовал в гражданской войне в Испании, сначала в качестве переводчика, затем — начальника штаба авиаподразделения республиканской армии. В органах госбезопасности — с 1943 года.) Кумарьян, однако, не давал повода заподозрить его. Он не изматывал ребят из «наружки» многочасовыми прогулками по' городу, был «предсказуем», встречи проводил только со знакомыми полиции людьми, находящимися в контакте с совпосольством, имена которых были на слуху (проскакивали в прессе как «красные пособники Кремля»). Все тихо, без погонь и перестрелок. Но Баэса подозревал, что в тихом омуте…
В январе 1948 года Баэса решил познакомиться с русским дипломатом. Может быть, и для того, чтобы добавить еще один живописный эпизод в свою книгу. Предлог нашелся: советское посольство продавало «бьюик» вызывающе алой окраски, купленный еще Тарасовым. Мексиканец подъехал к зданию на Такубайя на служебном рыдване, явно демонстрируя, что новое авто ему и в самом деле необходимо. О цене не сговорились, но Баэса познакомился с Кумарьяном: контактным, заводным, с харизмой «восточного» человека (в его жилах текла армянская кровь).
Потом мексиканец часто навещал Кумарьяна, чтобы разрядиться, отдохнуть душой. Баэса говорил нередко о вещах интересных. Например, об Агустине Дарке и о Рамоне Меркадере. О Каридад и ее похождениях в Мехико. Так, по его словам, испанка некоторое время проживала в семье Сарабиа и очень доверяла ей, хотя один из ее членов — Антонио — работал на ФБР.
