Разведка. Вымыслы и правда - Чернявский Виталий Г. (е книги txt) 📗
Возникает также вопрос: почему Бейли, Мерфи и Кондрашев не побеседовали с бывшими сотрудниками советской внешней разведки и Главного разведывательного управления МГБ ГДР, которые занимались делом Йона, работали с экс-президентом ФВОК, охраняли и обслуживали его? Насколько мне известно, Кондрашев беседовал только с Питоврановым, который дал добро на проведение операции и контролировал ее от начала до конца. С Кучиным никто из авторов, к сожалению, говорить не мог: блестящий германист и талантливый оперативник в 1979 году переселился в мир иной. Слишком рано ушел из жизни и старший оперуполномоченный Шабров, который положил начало реализации дела Йо-на. Но, повторяю, и в Москве, и в Берлине можно было при желании найти ветеранов советской внешней разведслужбы и разведки МГБ ГДР, которые помогли бы авторам сделать их книгу точной, объективной, более живой и интересной.
Бейли, Мерфи и Кондрашев, безусловно, многое потеряли, ограничившись в основном использованием архивных материалов. Они возвели архив в сверхидола, которому поклонялись сами и заставили поклоняться читателей. Они пренебрегли законом исторической науки: занимаясь изучением какого-либо явления, эпизода, события, периода или целой эпохи, исследователь наряду с архивными документами должен обязательно привлекать мемуары и рассказы живых свидетелей, которые нередко более точны, объективны и меньше грешат ошибками и неточностями, чем многотомные архивные дела, а тем более справки по таким фолиантам.
Тогда бы Йон предстал, как многоопытный политик, человек с твердым характером, упорно добивающийся своих целей, умеющий когда нужно избавляться от своих врагов или, если это выгодно, отступить и поторговаться.
Какой же это донкихот? Да, доктор Отто Йон воевал, но не с ветряными мельницами, а с нацистами и неонацистами всех мастей, милитаристами и националистами-консерваторами, защищая демократические и либеральные ценности.
Нельзя не сказать и о том, что авторы с упрямством, достойным лучшего применения, утверждают: «Офицером КГБ, руководившим операцией, был Вадим Витольдович Кучин». Я ни в коей мере не хочу умалить его роль в деле Йона, она велика и значима, но должен ради истины пояснить: руководил ею генерал Евгений Питовранов, мой прямой начальник и высший шеф Вадима Кучина. Удивительно, но почему американо-российский авторский коллектив, в первую очередь Сергей Кондрашев, перу которого, безусловно, принадлежит большая часть очерка «Загадочное дело Отто Йона», прошли мимо этого непреложного факта? Ведь Питовранов, глава Инспекции по вопросам безопасности при Верховном комиссаре СССР в Германии, утвердил план многоходовой операции, взял на себя ответственность за ее проведение и контролировал каждый шаг автора этих строк, начальника западногерманского отдела, и Вадима Кучина, начальника разведывательного отделения в этом подразделении.
Вот как в действительности обстояло дело. А оно изложено в рассматриваемом нами американо-российском труде так, что читатели наверняка сочтут: эту операцию придумал и практически провел лишь подполковник Вадим Кучин. А ведь чтобы быть точным, Сергею Кондра-шеву достаточно было посмотреть в архиве представления о наградах, которыми советское государство отметило участников операции после ее успешного завершения: там черным по белому прямо сказано кто есть кто.
Кстати, о названии очерка. Авторы не смогли устоять против искушения окутать дело Йона дымкой «загадочности», полагая, что так они привлекут больше читателей. К подобному нехитрому приему с самого начала прибегли репортеры всех страх и мастей, когда стало известно об исчезновении главного контрразведчика Бонна. Тогда, как из рога изобилия, на страницы международных средств массовой информации посыпались эпитеты: «таинственное», «загадочное», «секретное» и тому подобное. Но что извинительно падкой на сенсации журналистской братии, недостойно многоопытным профессиональным разведчикам. ^
В действительности дело Йона, в общем־то, просто, как апельсин. Вот его суть. Президент ФВОК, недовольный канцлером Аденауэром, который безмерно потакал бывшим нацистским гражданским и военным деятелям и даже нацистским военным преступникам, а также проводил политику ремилитаризации Западной Германии и препятствовал объединению двух германских государств, по доброй воле решил тайно встретиться с советскими представителями в Восточном Берлине, чтобы обсудить с ними вопрос о совместных действиях на политической арене. В ходе обсуждения, поняв, что его борьба против засилья неонацистов и милитаристов в боннской республике бесперспективна, он после нелегкого раздумья решил остаться в ГДР и принять активное участие в конкретных мероприятиях по быстрейшему воссоединению Германии и созданию нового демократического и нейтрального немецкого государства.
Первые полгода все складывалось так, как задумал Йон. Но затем обстановка изменилась. Москва пересмотрела свой план объединения двух германских государств, взяв курс на укрепление социалистического строя в ГДР. Экс-президент ФВОК убедился, что ни советским властям, ни гэдээровским он уже не нужен. Отто Йон страдал от одиночества в чуждом ему восточногерманском обществе. и он решил вернуться на Запад, где осталась его семья (жена отказалась переехать в «первое на немецкой земле государство рабочих и крестьян»), надеясь, что боннская юстиция не осудит его жестоко, так как он действовал в интересах своей немецкой родины и народа.
Вот и все. Какие здесь «тайны» и «загадки»?
Другое дело, что Отто Йон после ареста в ФРГ, желая смягчить свою участь, придумал версию о похищении его в Западном Берлине 20 июля 1954 года агентами КГБ.
И до своей кончины в марте 1997 года упорно придерживался этой выдумки. Он, кстати, проявил совсем не донкихотский характер и сбил с толку немало журналистов, историков и исследователей спецслужб.
Боюсь, что я уже порядком надоел читателям, разбирая просчеты авторов книги «Поле битвы Берлин…». Поэтому в заключение хочу сказать только то, что очерк о деле Отто Йона грешит многими ошибками и неточностями, которые, безусловно, снижают впечатление от всего материала.
Начну с того, что книга воспоминаний экс-президента ФВОК носит название не «Через две границы», а «Я дважды возвращался на родину». Мелочь, скажете, переводчик подвел, бывает… Так-то оно так, только смысл всей истории представляется совсем в другом свете.
На странице 230 упомянуто, что автор этих строк в интервью немецкой телекомпании ЦДФ в 1993 году оспаривал то, как генерал Питовранов рассказывал режиссеру этого же телецентра о встрече с Отто Йоном в Восточном Берлине. Хочу заверить читателей: я никогда не перечил тому, что мой бывший начальник рассказывал журналистам о деле главного контрразведчика Бонна, в том числе и об этом эпизоде.
На этой же странице приводится отрывок из моего интервью, где говорится «Джон прибыл к нам в Восточный Берлин добровольно…» Так-то оно так, только я никогда не называл Отто Йона на английский манер Джоном. Откуда взялась эта выдумка?
Далее, на странице 231 авторы с присущим им апломбом сообщают, что «Чернявский был назначен в берлинский аппарат под дипломатическим прикрытием и из Чернявского стал Черновым». Должен заметить, что я никогда не работал в Берлине под дипломатическим прикрытием и не менял своей фамилии. Как Чернов я выступал перед агентурой.
Чуть дальше, на странице 234 утверждается, что после Гагры Йона «отправили в Москву, где им занялся Чернявский…» На самом деле я с экс-президентом ФВОК в Москве не работал. Пока Йон находился в Советском Союзе, я оставался в Берлине, а потом был на отдыхе в Крыму. С ним я продолжил работу, когда он вернулся в декабре в ГДР вплоть до своего отъезда в Москву в июне 1955 года.
И еще одна неточность. На странице 233 есть такой пассаж: «Максимум усилий было приложено, чтобы скрыть участие (в пресс-конференции, состоявшейся в восточноберлинском Доме печати 11 августа 1954 года. — В. Ч.) КГБ, и только Йон знал, что советский «дипломат», постоянно присутствовавший и все время молчавший, — не кто иной, как Чернявский, то есть Чернов». В действительности с начала операции до конца Йон был уверен, что я являюсь представителем советского Министерства иностранных дел. Впервые, к своему удивлению, он узнал, что я бывший сотрудник внешней разведки, только во время приезда в Москву в 1993 году в составе съемочной группы немецкой телекомпании ЦДФ.
