Агентурная кличка - Трианон. Воспоминания контрразведчика - Перетрухин Игорь Константинович
— Нет, в первый раз слышу это имя, если не считать его однофамильца — первого президента Колумбии. А что?
— Недавно я имел телефонный разговор с человеком, представившимся под этим именем как корреспондент газеты «Тьемпо», в котором он конфиденциально сообщил мне довольно интересную информацию, касающуюся нашего посольства. В этой связи я хотел бы попросить вас через нашего хорошего знакомого в редакции «Тьемпо» осторожно выяснить, действительно ли Фернандес Нуньес работает в этой газете и вообще известен ли он в журналистских кругах. Потом мы продолжим разговор на эту тему. А справку пока оставьте у меня.
— Постараюсь с ним связаться и завтра же отвечу на ваш вопрос.
На следующий день Максимов сообщил послу, что журналист по имени Фернандес Нуньес в редакции и в издательстве газеты «Тьемпо» не работает и это имя в журналистских кругах Боготы вообще неизвестно. Тогда посол рассказал ему следующее: неизвестный, представившийся корреспондентом газеты «Тьемпо» Фернандесом Нуньесом, сообщил, что, как ему стало известно из кругов, близких к руководству колумбийской секретной полиции, там ожидают, что в ближайшие дни у них попросит политического убежища один из старших дипломатов советского посольства в Боготе. Эта информация, сказал посол, несколько озадачила его, так как в посольстве было всего три старших дипломата, включая его самого, Владимира Николаевича и резидента КГБ. Он предупредил Максимова, что о случившемся он доверительно сообщил только ему одному, и подумает, стоит ли об этом ставить в известность резидента.
Больше посол в разговорах с Максимовым к этому вопросу не возвращался, а тот, в свою очередь, не напоминал об этой беседе, хотя постоянно помнил о ней. Он считал, что речь в действительности могла идти не о старших дипломатах, а о секретарях посольства, референтах и техническом персонале.
Глава 3
Рональд в служебном кабинете у Джона. Продолжается прерванный телефонным звонком разговор.
— Определенный риск в нашем, Джон, деле всегда есть: ведь нет абсолютно одинаковых людей с тождественной до мелочей реакцией на происходящее. Но всегда надо думать о том, что на фоне колоссального прогресса, которого достигло человечество в целом, за многие столетия меньше всего изменился именно человек со всеми его земными слабостями. Правда, теперь он менее звероват, и не палит из винчестеров и «смит-и-вессонов» направо и налево по поводу и без, и одеваться стал более прилично, а иногда прямо респектабельно. Однако все слабости остались при нем: он по-прежнему жаден, завистлив, не прочь обогатиться за счет других, не говоря уже о склонности к прелюбодеянию. Поэтому, досконально изучив конкретного человека, всегда можно подобрать к нему ключи. Надо только снять с него маску, призванную произвести по возможности приятное впечатление на окружающих. Я, конечно, имею в виду не плебс, а более высокую категорию людей, которая может быть объектом нашего интереса. В данном случае у нас есть достаточно фактов, на которые следует обратить внимание с учетом того, что мы имеем перед собой не обыкновенного представителя западной цивилизации, а выходца из совсем другого мира, где понятия добра и зла в значительной степени трансформированы, где принципы так называемой социалистической морали и нравственности делают людей похожими на пустые безликие бутылки из-под пива, где каждого, кто осмелится быть не таким, как все, ждет осуждение, если не суровая кара. Наш новый знакомый не исключение из общих правил. Он падок на деньги и женщин, не в восторге от своего служебного положения — второй секретарь посольства в не очень значительной стране, — и при его, скажем прямо, солидном возрасте — у него почти на исходе четвертый десяток — ему не приходится ожидать головокружительной карьеры на дипломатическом поприще, даже если он в ближайшие годы и продвинется вперед на одну-две ступени. Нельзя сбрасывать со счетов и непрочные семейные отношения. В этой связи интересно сообщение о том, что его жена недавно в одной из клиник сделала пластическую операцию и сменила форму носа. Ведь она же стала совсем другой женщиной. И далее. Отношения с руководством посольства у него, судя по кухонным разговорам в советской колонии, складываются не очень благоприятно. Он эгоистичен, ему не претит западный образ жизни, как таковой, и он чувствует себя здесь в известной степени свободно. Значительную роль в нашей работе с ним я отвожу Пилар. Она должна увлечь его как женщина. По заранее разработанному, плану она организует наше «случайное» знакомство, в процессе которого мы продолжаем его изучение, производим идеологическую обработку и зондаж в интересующем нас направлении, то есть определяем, что нас объединяет и что может быть использовано в качестве основы вербовки. В положительном случае делаем вербовочное предложение, основанное, как я полагаю, на общем желании миротворческих и демократических сил сократить угрозу возникновения войны между идеологическими противниками и способствовать миру на планете. Как фактор давления в необходимом случае можно использовать угрозу компрометации. Вот, пожалуй, и все! Что ты на это скажешь, Джон?
— В принципе я со всем согласен. Но у меня есть одно сомнение. И вот на чем оно основано. Недавно Франсуа, наш коллега из французского посольства, дал мне почитать переведенную давным-давно на английский язык любопытную книжонку, ставшую библиографической редкостью, — «Шпионы и шпионки в Париже». Книга была издана еще в тридцать шестом году. Ее автор — бывший комендант штаба парижских армий Эмиль Массар. Так вот, я зачитаю тебе небольшой отрывок из этой книги, который не может не вызвать определенных размышлений, тем более что речь идет об англичанах, с чьим мнением приходится считаться. «Англичане также ввели принцип: не пользоваться услугами ни сомнительных субъектов, ни женщин. Рано или поздно, говорили они, те и другие проявят слабость. Женщины к тому же отличаются недостатком терпения и отсутствием твердости. Кроме того, женщина не умеет хранить тайны, и сердце ее часто подчиняет себе мозг… Они не способны… предать друга или любовника». В принципе я ничего не имею против Пилар. Но на мой взгляд, нельзя не учитывать этот женский фактор. Пилар — женщина вполне независимая, незамужняя, с характером и работает на нас по своей воле. А что, если она сделает все по-своему? Ведь не трудно догадаться, что она влюблена в него и, может быть, с учетом ее возраста, захочет осуществить свой план: он уходит из посольства, просит политического убежища, а затем они венчаются и выходят из игры. Нам-то нужно совсем другое. Нам нужен источник информации в Москве, а не на ранчо в пригороде какого-то затерявшегося в Кордильерах городишка. Ей нужен муж в постели, а не жених в Москве, которого надо будет еще и ждать неизвестно сколько лет, да и вернется ли он обратно? Ведь не на горных козлов охотиться поедет. Я далек от того, чтобы от этой мысли впадать в панику, но, по-моему, она заслуживает внимания. Главное, чтобы не произошло осечки, тем более Центр нас за это не похвалит. Наверняка там найдутся те, кто назовет это отсутствием у нас должного профессионализма в работе.
— Ты прав, Джон, над этим стоит основательно подумать. Пилар надо держать под неусыпным контролем и постоянно с ней работать. Это главное средство от того, чтобы не остаться в дураках. Но к этому мы еще вернемся, а пока постарайся до минимума ограничить круг наших друзей, которые что-то могут знать о готовящемся нами мероприятии. Не дай Бог, что-то дойдет до ушей местных коммунистов. Они же, к сожалению, вездесущи и могут оказаться в структурах наших друзей, которым мы и так слишком много доверяем. Тогда нам скандала не избежать. Местная пресса уж не упустит возможности позубоскалить. Поэтому осторожность и еще раз осторожность! Кстати, как там поживает твой дантист? Она по-прежнему специализируется на лечении зубов сотрудникам дипломатического корпуса? Поинтересуйся, пожалуйста, кто посещает ее из числа сотрудников советского посольства. Это в дальнейшем может нам пригодиться. Если я не ошибаюсь, у нее прекрасный и наполовину пустующий особняк в непосредственной близости от советского посольства?
