Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945 - Отт Вольфганг (серия книг TXT) 📗
– Может, и прилетят. Надо вставить новую обойму и зарядить старую.
– Вставляй. Эй, погляди-ка туда. Что это с ними?
Тральщик с бортовым номером 6 тонул. Он работал в паре с «Альбатросом»; вместе они составляли 3-ю траловую бригаду. Его корма была уже в воде и быстро оседала. Команда собралась на носу и вела себя довольно спокойно. Командира на мостике можно было опознать по белой фуражке. Он что-то кричал в мегафон матросам на носу. Они бросились к такелажу и стали отвязывать деревянные плоты. С кормы уже были спущены спасательные шлюпки. Бот по правому борту застрял, и кок, не снимая белого колпака, вскарабкался на шлюпбалку и перерезал трос длинным разделочным ножом. Шлюпка тяжело упала в воду. В нее запрыгнули несколько человек. Старшина шлюпки дождался, когда все его матросы сядут в нее, и отвалил от корабля.
Корма тральщика уже скрылась под водой до самой капитанской каюты. Поручень кормового боевого поста был уже еле виден. Все моряки, за исключением командира и сигнальщика, покинули корабль. Сигнальщик встал на край мостика и просемафорил на «Альбатрос» в спокойном, ровном ритме: «От К– К: подберите моих людей. Будьте осторожны, имею на борту глубинные бомбы в состоянии боеготовности».
Сигнальщик подождал, пока «Альбатрос» подтвердит получение семафора, после чего скатал свои флажки, сунул их за пояс и прыгнул за борт. После него прыгнул в воду и командир. На тральщике не осталось никого.
Корабль оседал на корму – туда угодила бомба. Вода дошла уже до трубы, которая задымила вдруг сильнее. Густой черный дым окутал корабль. Тральщик встал вертикально, задрав нос, и через несколько секунд скрылся под водой.
На месте его гибели, как над сливным отверстием в ванне, образовалась воронка. Два деревянных плота попали в нее и стали ходить кругами. Третий, отошедший уже довольно далеко, тоже потянуло назад. И тут море взорвалось. С ревом и грохотом оно вспучилось высоко вверх – впечатление было такое, как будто из воды извергался вулкан. Гора белой пены поднялась и с грохотом опала. «Альбатрос» резко накренился на правый борт, чуть было не перевернувшись, но потом выпрямился и стал раскачиваться с борта на борт.
– Спустить шлюпки, – дал команду старпом.
Бот левого борта, висевший на шлюпбалках, был спущен и тяжело шлепнулся о воду. В него прыгнул Мекель, а за ним – Тайхман. Тайхман вывалил подвесной мотор. Они отошли от корабля. Бот правого борта шел за ними в кильватере. Но тут мотор чихнул и заглох. Тайхман дважды пытался его завести. Одной рукой он дергал шнур, а другой придерживал румпель.
Шлюпка дернулась сначала в одну, потом в другую сторону.
– Держи эту чертову посудину на курсе, – крикнул Мекель.
Мотор заработал было, но тут же снова заглох. Похоже, в карбюратор попала вода или грязь, подумал Тайхман и прокричал это Мекелю.
– Иди сюда и держи румпель.
Мотор заработал. Мекель наклонился, высматривая спасшихся моряков.
– Иди сюда и помоги мне, – в ярости прокричал Тайхман, увидев, что второй бот уже догоняет их.
– Я не могу. Двигай вперед, ну же!
– Болван. У меня же только две руки.
– Там впереди плывет человек. Двигай, черт побери!
– Сам двигай.
Наконец Мекель подошел и забрал у Тайхмана румпель. Тайхман смог заняться мотором. Когда тот останавливался, он тут же дергал шнур – так им удавалось продвигаться вперед.
Они услышали чей-то крик «мама» и направились туда. Человек лежал на воде животом вниз. Он поворачивал голову из стороны в сторону, словно плыл кролем, и выкрикивал «мама». Неожиданно его лицо упало в воду. Мекель зацепил его крюком за спасательный жилет, а Тайхман схватил за левый рукав, на который были нашиты знаки различия – правой руки не было, – и втащил в шлюпку. Это был старший квартирмейстер. Они уложили его на двух передних банках. Его левая рука болталась, касаясь досок дна, а правая была, вероятно, оторвана. От левого уха к плечу шла глубокая рана. Мекель достал бинты из аптечки и попытался заткнуть ими рану. Бинты погружались в нее, но кровь все текла и текла, не останавливаясь, на дно шлюпки. Мекель рвал одну упаковку бинтов за другой и набивал ими рану.
– Прекрати! – крикнул ему Тайхман. – Не видишь разве, что это бесполезно.
Бинты уже вышли изо рта спасенного моряка и раскачивались в такт движению бота.
Они еще какое-то время покружили над местом гибели тральщика и обнаружили несколько трупов. Вдалеке виднелись белые кишки, плававшие по воде, словно щупальца осьминога. Когда Тайхман и Мекель подошли ближе, они увидели, что тела погибших вспороты по всей длине, словно селедки. Вокруг плавали куски дерева, разорванные спасательные жилеты и во множестве – дохлая рыба.
– Господи всемогущий, – произнес Мекель и вдруг заорал: – Проклятая война! Иисус, Иисус, Иисус!
Это было больше похоже на стон, чем на ругань. Мекель дрожал всем телом. Голова его качалась взад-вперед, как у старика, клыки, похожие на бивни моржа, стучали, лицо дергалось, словно он корчил рожи, а по отвисшим щекам стекали маленькие ручейки влаги. Тайхман не мог понять, что это было – пот или морская вода. Мекель закрыл лицо окровавленными ладонями, чтобы не видеть всего этого ужаса, а когда опустил руки, стал похож на индейца в боевой раскраске. Он не знал, что делать со своими руками. Его пальцы, похожие на сосиски, судорожно двигались, словно он играл на пианино.
– Боже всемогущий! Неужели все так и будет? Гибель друзей прямо у тебя на глазах?
Эта гора мышц стала сгустком горя. Мышцы Мекеля, похоже, развивались в ущерб нервам, сказал себе Тайхман, чтобы защитить свою психику от воздействия истерики, в которую впал Мекель.
– Это глубинные бомбы. Их не успели разрядить, и они взорвались все разом. Тут уж ничего не поделаешь.
– Проклятье! Это же наши товарищи! Они погибли и теперь кормят рыб. О боже!
– Хватит! Проклятиями их к жизни не вернешь.
– Мне от этого не легче.
Не зная, что делать со своими руками, которые не переставали дрожать, Мекель стал гладить волосы мертвеца, словно хотел сделать ему пробор.
На палубе «Альбатроса» лежали четыре трупа. У командира корабля была разбита голова, и матросы закрыли ее полотенцем, так что узнать его можно было только по нашивкам на рукаве. Слева от него лежал вражеский летчик, прыгнувший с парашютом, молодой парень. Из его уха сочилась кровь, и Штолленбергу пришла в голову мысль заткнуть его ватным тампоном. По обе стороны от них лежали старший квартирмейстер, которого выловили из воды Тайхман и Мекель, и гардемарин, учившийся в Денхольме в одном отделении с Хейне. На других кораблях было девять погибших. Трупы зашили в парусину. Лица мертвецов были спокойны, а у командира вообще не было лица. Когда с него сняли полотенце, Фёгеле отвернулся.
В сумерках флотилия застопорила ход. На «Альбатросе» отвязали плот левого борта и уложили на него тела. К ногам мертвецов привязали груз. Четверо свободных от вахты матросов встали по сторонам плота. По сигналу с флагмана боевой флаг был приспущен до середины мачты. Главный старшина протрубил в горн, отдавая сигнал о погребении, плот положили на поручни и наклонили, чтобы тела соскользнули в воду. Флаг был вновь поднят, и тральщики возобновили поход.
На ужин подали жареную печенку с рисом. Мекель отдал свою порцию печени Тайхману, а сам сходил на камбуз и принес сахар, корицу и небольшую бутылку молока.
– На днях будем отнимать тебя от груди, – сказал Штюве. – Как бы нам не пришлось подтирать тебе задницу.
Мекеля оставили в покое только после того, как увидели маленькие капельки, падавшие в рис, смешанный с сахаром и корицей. Тогда матросы принялись восхищаться своим погибшим командиром. Остербур сказал:
– Если его место займет Паули, я прыгну за борт.
– Прыгай, – произнес Хейне, – только не надейся, что он отдаст приказ спасать тебя. Он тут же скомандует «полный вперед», вот и все.
Паули уже не был старпомом. Он стал командиром. Правда, только по названию. В гражданской жизни он работал в фирме, занимавшейся пошивом бюстгальтеров. Об этом проведал Хальбернагель, который везде совал свой длинный нос и умел быть одновременно раболепным и наглым. Будучи вестовым командира, он порылся в бумагах Паули и наткнулся на письмо от фирмы, производящей бюстгальтеры. Фирма поздравляла Паули с Рождеством. Она, говорилось в нем, гордится, что ее младший клерк вот уже несколько месяцев несет «тяжелую, героическую службу», подробнее о которой, из соображений безопасности, говорить нельзя, и это почти чудо, что он до сих пор еще жив. Фирма и ее сотрудники надеются приветствовать господина Паули, когда он в ближайшем будущем получит отпуск и приедет на родину. А пока они желают ему самого наилучшего, счастливого Рождества и хайль Гитлер.
