История Петербурга в городском анекдоте - Синдаловский Наум Александрович (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
— Ну, слава Богу, что так, а я думал, что на меня дурь нашла.
Упомянутый в анекдоте граф М. А. Милорадович был в то время генерал-губернатором Петербурга. Он и в самом деле разъезжал по улицам города на катере, спасая утопающих. В тот день в Петербурге можно было увидеть и не такое. Рассказывают, что перед Зимним дворцом в какой-то момент проплыла сторожевая будка, в которой находился часовой. Увидев стоявшего у окна государя, часовой вытянулся и сделал «на караул», за что будто бы и был спасен.
То, что наводнения вошли в привычку и уже не представляют собой повода ни для стихийного страха, ни для серьезных раздумий, можно понять и из современного школьного фольклора. Отметим любопытный, но вполне объяснимый факт: большинство текстов детского фольклора адресовано не самим себе, малолетним несмышленышам, а взрослым. Кто же в их возрасте не мечтает скорее преодолеть детство и стать, как все. Поэтому так ярко и проявляется их желание участвовать в общем диалоге. Вот вам наш ответ на ваши подсознательные, а то и сознательно придуманные страхи и опасения: Нева при угрозе наводнения просто торопится уйти из берегов. Парадокс? Но зато как ярко и выразительно:
— Придумайте сложно-подчиненное предложение из двух простых: «Наступила угроза наводнения» и «Нева вышла из берегов».
— Нева вышла из берегов, потому что наступила угроза наводнения.
Ленинградский писатель Сергей Довлатов с возрастом не растерял этой счастливой способности парадоксального мышления. Вот что он записывает в своей записной книжке, будучи далеко не в детском возрасте:
Некто гулял с еврейской теткой по Ленинграду. Тетка приехала из Харькова. Погуляли и вышли к реке.
— Как называется эта река? — спросила тетка.
— Нева.
— Нева. Что вдруг?!
Над подобным провинциальным мышлением приезжих смеялись в Петербурге еще задолго до Сергея Довлатова. Вот какой анекдот приводится в упомянутой раньше «Энциклопедии весельчака»:
— Как называется эта река? — спросил саратовец-простофиля, приехавший в Петербург.
— Нева, — отвечают ему.
— Странное дело, у наев Саратове эта же река, а зовут ее Волгой.
И точно всяк молодец на свой образец: и рек-то не хотят называть единообразно.
Кроме Невы в городской анекдот попал и Обводный канал. Это крупнейшее искусственное гидрографическое сооружение в границах Петербурга вытекает из Невы в районе Александро-Невской лавры и впадает в реку Екатерингофка в самом устье Невы. Длина канала более 8 километров. Его строительство началось в 1803 г. и, в основном, завершилось к 1835 г. Почти сразу на его берегах стали возникать промышленные предприятия. Это последнее обстоятельство надолго определило отношение петербуржцев к каналу. Он был грязен, замусорен пароходными выбросами и отходами производства и, кроме того, прочно ассоциировался с тяжелым изнурительным трудом рабочих заводов и фабрик. Летними воскресными днями пологие берега Обводного канала заполнялись людьми. Здесь со своими многочисленными семьями отдыхали рабочие соседних предприятий, не имевшие возможности ни снять пригородную дачу, ни выехать на южный или заграничный курорт. С тех пор в Петербурге живет выразительный осенний, послеотпускной диалог, напоминающий старый добрый анекдот:
— Где отдыхал?
— На южном берегу Обводного канала.
Со временем Обводный канал и в самом деле превратился в сточную канаву с дурным запахом и нехорошей репутацией. Пройдет совсем немного времени — и Обводный канал в фольклоре назовут «Обвонным». В 1928 г. в сатирическом журнале «Пушка» можно было познакомиться с характерным анекдотом:
— А где тут Обводный канал?
— А вот идите прямо и где от запаха нос зажмурите, туточки и канал зачнется.
Еще один петербургский анекдот посвящен небольшому, но хорошо известному петербуржцам водному протоку Карповке — речке, что с востока на запад пересекает Петроградскую сторону. Ее старинное название восходит к финскому Korpi, что переводится, по одним источникам, как «Лесная речка», по другим — «Воронья речка». Это будто бы хорошо укладывается в логику наименований старинных географических объектов древними финнами. Однако русские до сих пор предпочитают связывать Карповку с неким реальным человеком по имени Карп, или по фамилии Карпов. Неожиданным образом это обстоятельство нашло отражение в современном городском фольклоре. Это произошло в 1986 г., во время памятного для многих ленинградцев матча-реванша по шахматам между двумя известнейшими шахматистами-антиподами Анатолием Карповым и Гарри Каспаровым. Симпатии ленинградцев в этом поединке заметно склонялись в сторону последнего. Карпова недолюбливали. Помнится, по окончании шахматной баталии, закончившейся его поражением, по Петербургу молниеносно разнеслась и зажила искрометная шутка неизвестного острослова:
Ленгорисполком постановил переименовать речку Карповку в Каспаровку.
К внутригородским садам и окрестным паркам петербуржцы всегда относились бережно и ревниво. Городские сады любили за их более или менее чистый, а иногда и лечебный воздух, за тишину, которую они предоставляли посетителям, за спокойствие, которого так недоставало в суете повседневной городской жизни. Даже несмотря на некоторые неудобства и недостатки.
Достоевский сказал:
— У каждого человека должно быть место, куда он мог бы пойти.
Это прочли и устроили Летний сад.
– Ты где работаешь?
— В Саду Отдыха.
— А отдыхаешь?
— В Саду Трудящихся.
– На какие грязи вы посоветуете мне ехать? — На Шуваловские.
– Вы одна гуляете в лесу? — А что же? Ведь лес не сад Народного дома, где одной женщине ходить опасно.
Если судить по фольклору, слава публичного сада при Народном доме была действительно весьма сомнительной. Как, впрочем, и благоустройство Шуваловского парка. Но это нисколько не умаляло любви горожан к городским садам и паркам и не снимало беспокойства за судьбу зеленых насаждений, если возникала хоть малейшая угроза их существованию.
— Отчего в Петербурге вырубают деревья?
— Очевидно, хотят довольствоваться лесами и парками.
— Какие же у нас леса?
— Помилуйте — вокруг каждого строящегося дома.
— А парки?
— Воздухоплавательный и несколько трамвайных.
В общую систему петербургских парков традиционно входили и великолепные парки ближних дворцовых пригородов, куда петербуржцы издавна любили выезжать на воскресный отдых.
— До какой вам станции, гражданин?
— Забыл вот… название такое алиментарное. Да! Вспомнил: до Детского Села, пожалуйста.
– Господин кассир, дайте мне, пожалуйста, билет в Петергоф.
— Старый или Новый?
— Нет уж, вы поновее, пожалуйста.
– А знаешь, мне наш Петергоф больше Венеции нравится.
— Да ведь ты в Венеции не был?!
— Все равно, я на карте ее видел. Ничего особенного.
Из двух традиционных бед, которые преследуют нас на протяжении всей жизни, с одной из них — с военными комендантами, на которых городской фольклор взвалил роль дураков, — мы уже встречались. Осталось поговорить о другой беде — петербургских дорогах.
Если верить толковым словарям, которые утверждают, что дорога — это полоса земли, выделенная для езды и ходьбы, то самой первой петербургской дорогой надо признать старинный Новгородский тракт, который вел из Москвы и Новгорода к древним русским поселениям на Неве. Впоследствии вдоль трассы этой дороги был прорыт Лиговский канал для питания водой фонтанов Летнего сада, а затем канал засыпали и проложили Лиговскую улицу.
Состояние дорог в Петербурге в первую очередь определялось болотистой почвой, обилием дождей и крайне неустойчивой погодой. В первые годы существования Петербурга государственная забота о дорогах распространялась только на те из них, которые вели к загородным царским резиденциям — Царскому Селу и Петергофу. Благоустройство остальных дорог вменялось в обязанности домовладельцев. Они должны были мостить участки перед своими домами камнем или булыжником. Интересно отметить, что к домовладельцам предъявлялись только два требования: начинать работы по мощению не раньше 15 мая, то есть в сухое время года, и не допускать мощения сразу по всей ширине улицы, чтобы не мешать проезду транспорта. Эту традицию неплохо бы возродить в наше время. Но не будем отвлекаться.
