Анекдоты из России - Автор неизвестен (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
OXOTA
70-е. Маленький номерной городок, затерянный в казахстанских степях. Население — смешанное: 50х50 = гражданские и военные. Тоска — глубоко зеленого цвета. Одно из немногих развлечений охота на сайгаков. Тогда еще их всех не перебили, и они огромными стадами кочевали в окрестностях. Охотились порознь, т. е. гражданские отдельно, военные отдельно. Было у них что-то вроде негласного соревнования. Гражданские пользовали для охоты открытый «козел», а у военных техника была куда разнообразней и могучей. Выезжали в ночь. Отыскивали стадо. Врубали все фары на "дальний свет" и гнали его перед собой, паля что было мочи по конкретно офигевавшим от таких бойцов сайгакам.
Ритуал, ессно, был отработан до тонкостей. Выезд (обычно пятница). Остановка. Прием на грудь. Остановка. Прием на грудь. Охотничьи байки. Прием на грудь. Прием на грудь… Если силы оставались, то охотились сегодня, если нет, то откладывали до завтра, просто расслабляясь пивком. В тот злополучный выезд сил было много…
Далее на происшедшее лучше всего взглянуть трезвыми, сначала «гражданскими», а потом и «военными» глазами.
"Гражданская" версия Они потом во всем обвиняли водилу, как самого трезвого, пившего через раз ("Я жжжж ззз-арулем!"). А до этого все шло что как. Нашли стадо. Погнали. Палили. Ну грохот, матерок, шутки-прибаутки, топот, блеяние… И тут, оставшиеся в стаде сайгаки как-то начинают разделяться, явно огибая что-то массивное. Ну нашим бойцам это до фени. Палят теперь во все стороны. Вдруг, в редкий момент затишья, впереди раздается вопль: "…Твою мать! Заряжай!!!.." Фары выхватывают стоящий в нескольких метрах танк, у которого медленно поворачивается в их сторону башня с мощным прожектором, бьющим прямо в глаза. Неведомая сила выбросила водилу из сиденья метра на 2 вверх и в сторону. Это-то их и спасло, т. е. «козел» завихлял, сбив прицел танкистам, и 6-дюймовый снаряд просвистел в стороне…
"Военная" версия Приехала проверка гарнизона. Штабного полкана, сопровождаемого комиссаром, для усиления впечатления, решили попотчевать охотой. Мелочиться не стали. Руководство гарнизона выделило для этой забавы Т-72 и само же приняло непосредственное участие в действе. Загрузились и к вечеру в путь. Два штабиста, ком. и комиссар гарнизона плюс водила — "экипаж машины боевой". Размах военный. Машина — образцово-показательная в боевой и походной готовности: полный боекомплект + пара ящиков «горючего» (напиваться никто не собирался). Только тронулись, надо было сбрызнуть удачное начало. Дали контрольную очередь из набашенного пулемета отметили. В общем, пока вырулили на боевую позицию, первый ящик прикончили. Дальше больше. Пробный выстрел из пушки заслуживал по банке на брата. Тут полкан решил немного освежиться, рядышком с броней. Вчетвером его спустили на землю, наказав шумнуть из личного оружия, когда закончит и быстренько за свое. Полкан, значится, отбомбился. Рука привычно потянулась к кобуре ("шумнуть!")… И тут он видит несущиеся на него стадо в сполохах света, слышит свистящие вокруг пули, шлепающие о броню. Привычно, не успев ничего подумать, он обнаружил себя орлом, взлетающим на башню и орущим по-командирски четко: "Мудаки! Пробухали всю охоту!" Ком. гарнизона реагирует мгновенно на дружеское замечание старшего по положению, относясь к подчиненному наличному составу: "Е… твою мать! Заряжааааай!! Задраить люк!!!" … Через некоторое время после выстрела, в наступившей тишине, слегка офигевшие руководители слышат осторожный стук по броне. Приказывают водиле уточнить обстановку. Водила высовывается из башенного люка и видит такую картинку: стоит мужик с поднятыми руками, а еще четверо залегли поблизости. Водила: "Ты кто?" Мужик: "Конь в пальто! У вас что там, крыша отъехала? Х…чите по своим!" Снизу и водилу спрашивают: "Ну, кто там?" Водила: "Он, эта, по-русски, вроде". Ну вылезли. Разобрались. Отметили…
Тут вспомнили про водилу «козла». Дали очередь трассирующими. Потом пару раз из ракетницы. Скрашивая ожидание, приняли на грудь. Обменялись впечатлениями об охоте. Через час никто не пришел. Тогда решили поехать искать. Нашли часа через три, в какой-то канаве. На попытки приблизиться, сделался буйным. Выражался нецензурно. Грозился живым не даться. Налили стакан и отошли. Принял и успокоился. До следующей охоты…
Два случая, которые произошли почти одновременно на Пасху 1996 года, поставили под угрозу жизнь творческой интеллигенции Киева — если можно умереть от хохота, то именно тогда нам представились наилучшие шансы. Муж моей сестры пилит скрипочку в Национальной опере. Несмотря на громкое название сего учреждения, проблема с выплатой зарплаты там стоит очень остро, и практически все музыканты ищут какой-то дополнительный заработок. В основной своей массе они делятся на тех, кто играет по вечерам в ресторанах для бандитов и на тех, кто состоит в т. н. "оркестре жмуров" — то есть, играет на похоронах (преимущественно, тех же самых бандитов). Всем работам работа, но спиваются на ней в два счета. Непосредственно перед Пасхой хоронили они одного кадра, который проживал в одном из "спальных районов" — в 16-тиэтажном доме, причем на 12-м этаже. Когда уже собрались в полном составе безутешные родственники и друзья, подъехал автобус и венки с траурными лентами уже украшали ступеньки подъезда, когда музыканты уже взяли инструменты "на изготовку", в самый что ни на есть распоследний момент возникла маленькая техническая заминка. Дело в том, что покойный был мужчиной очень высоким — под 2 метра, гроб был, естественно, еще больше, грузовой лифт оказался поломанным, а в пассажирский гроб, даже поставленный "на попа", не уместился бы ни в коем случае. Наступила затяжная "рекламная пауза" — народ не знает, что делать, вдова нервничает, длительное время заняли поиски лифтера, но это ни к чему не привело, поскольку выяснилось, что лифт поломан очень всерьез и надолго. Родственники-то ладно — куда они денутся, потерпят, а вот у музыкантов время лимитированное, посему им в утешение было выдано некоторое количество спиртного из поминочного запаса, и, удалившись в ближайший скверик, они постарались скрасить себе часы томительного ожидания. Тем временем оргкомитет похорон лихорадочно обсуждал, что делать. По лестнице гроб не снесешь, поскольку лестничные клетки многоэтажных домов, как известно, не предназначены для проносов гробов, не говоря уже о том, что нести его нужно, как минимум, шестерым, да еще и разворачиваться с ним на площадках. От причудливой мысли спустить гроб на веревках из окна тоже пришлось отказаться — во-первых, где достать веревки такой длины, во-вторыхїну как бы вам объяснитьївот представьте себе, что вышли вы на балкон, скажем белье повеситьїи тут мимо вас, мерно покачиваясь на веревках, проплывает гробї В общем, учитывая, что медлить далее уже нельзя, приняли единственное верное решение — взять усопшего под ручки и спустится с ним в лифте. Сказать легко, но вот только среди родственников и друзей добровольцев на роль труподержателя не нашлось. С другой стороны — посторонних привлекать не хочется, не давать же повод к лишним разговорам. Словом, не нашли ничего лучшего, как обратиться к оркестрантам, которые втихаря наслаждались жизнью, усевшись под детскими грибочками. Хотя, как известно, музыканты и самый циничный народ, но услышав такую просьбу даже они несколько опешили. Дирижер легкомысленно предложил возложить эту миссию на главного наследника по завещанию, но шутка успеха не имела. В общем, тромбонист Рома, будучи самый отчаянным (или самым пьяным), сжалился над бедными людьми и за некоторое скромное вознаграждение согласился спустится со жмуром в лифте, в то время как пустой гроб снесут по лестнице пешком. Друзья-музыканты, помогая им загрузиться в лифт, еще посмеивались насчет того, что дескать будет весело, если на каком-нибудь из нижних этажей лифт остановят на "подсадку"ї Рома тоже был довольно весел и бодрился как мог. Делов-то на три минуты. Естественно, застрял и просидел в лифте полтора часа. В компании с покойником ему не было очень скучно. Тем более, что дабы воспрепятствовать падению окоченевшего трупа, его приходилось все время нежно обнимать за талию. "Я полюбил его, как родного" — рассказывает Рома в долгие зимние вечера за кружкой пиваїТеперь вообразите: а) состояние Ромы, который, намертво застряв между восьмым и седьмым этажом, первые двадцать минут ревел белугой, колотился в двери и звал на помощь, потом обессилел и покорился судьбе. Когда его вызволили, он находился в состоянии, близком к каталепсии. На глазах его были слезы. Продлись весь этот кошмар еще хоть пять минут, и они бы получили второй труп, готовый к погребению (во фраке и с бабочкой). б) — состояние родственников, вдовы и многочисленной толпы любопытных, жадных до развлечений — будь то свадьба или похороны. После получасового напрасного ожидания в подъезде (ах, как же им все-таки хотелось обстряпать все тихо и незаметно), растерянные гробоносцы вышли с ПУСТЫМ гробом на улицу и предались панике. Установить, где именно находится лифт с драгоценным грузом, найти человека, способного починить лифт и спустить его вниз — все это заняло немало времени. Дабы замять скандал и излечить от душевной травмы, в Рому влили щедрую порцию горючего. Эффект превзошел все ожидания. Он не только сообщил, что не имеет никаких претензий, но и готов честно выполнить свои обязанности тромбониста. О, зачем они, безумные, не отправили его домойї.Наверное, это были самые странные похороны во всей мировой истории. Вообразите себе похоронную процессию, где безутешные родственники идут, закрывая лица платками и давясь от беззвучного хохота, оркестрантов, которые еле сдерживаются, чтобы не бросить инструменты и не повалится на землю в истерическом припадке, но все же кое-как пытаются играть "Траурный марш" Шопенаї Особую прелесть произведению великого польского композитора придавало то, что тромбонист отставал ровно на два такта от остального оркестра, что привнесло в избитый шлягер совершенно новый, просто-таки авангардный оттенок. Все-таки им худо-бедно удавалось сдерживаться, пока на кладбищенской дороге им не повстречалась сухонькая старушка, которая, утирая слезы кончиком платка, сказала дребезжащим голоском: "Хлопци, вы так гарно граетеї" После этого в составе оркестра остались только скрипачи, которым истерическое кудахтанье все же не мешало воспроизводить какое-то подобие звуков — в отличие от духовиков. Дирижер же молча содрогался в конвульсиях. Во время панихиды Рома, будучи уже совершенно невменяемым, поскользнулся и упал в соседнюю яму, вырытую для чужого покойника. Скромное самоотверженное сердцеїНе имея возможности выбраться, он все же не пожелал нарушить торжественность момента, и чтобы не подводить товарищей, продолжал играть свою партию. Постепенно все инструменты один за другим растерянно умолкали. Ситуация во вкусе Гофмана — тромбониста нет, а тромбон играет, причем звучание у него явно замогильноеїСтолпившись вокруг ямы, где скорчившись на дне, ничего не слыша, не видя и вряд ли уже хоть что-нибудь соображая, Рома продолжал увлеченно заниматься тромбонизмом, бесстыжие циники огласили обитель печали дружным, бодрящим хохотом, от которого несчастный, забытый всеми покойник, наверное перевернулся в своем гробуї