Но женятся джентльмены на брюнетках (пер. Пророковой) - Лус Анита (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
К тому времени, когда Дороти исполнилось четырнадцать, она уже участвовала в праздниках, работала так называемой «подставкой». Дело в том, что там устраивались состязания в бросании колец или ножей, и тот, кто выигрывал, получал этот нож Так вот, Дороти делала вид, что она – девочка из толпы и этот нож выигрывала, а потом незаметно отдавала хозяину аттракциона. Потому что ножи, оказывается, покупали оптом по два доллара за штуку, а зачем тратить два доллара зря? Но я сказала Дороти, что это, по-моему, обман публики, а Дороти ответила, что не такой уж и обман, потому что лезвия у ножей все равно были алюминиевые, и резать ими так и так было нельзя.
А когда Дороти было почти пятнадцать, ее отец попал в беду. Дело в том, что мистер Шоу снова женился. Это очень интересная история, и произошла она из-за аттракциона, который назывался «Петля любви».
«Петля любви» представляла собой трассу в форме мертвой петли, по которой несся маленький автомобиль. Сделав мертвую петлю, автомобильчик взмывал в воздух и приземлялся на помосте, стоявшем поодаль. Но больше всего публику интересовала блондинка в комбинезоне, сидевшая в этом автомобиле. Девушка должна была сделать мертвую петлю, чтобы встретить свою Любовь. Любовью как раз и был мистер Шоу, который стоял в своем розовом трико на помосте, встречал блондинку и под оглушительные аплодисменты помогал ей спуститься с помоста. Дороти говорит, она так и не решила, чему так оглушительно аплодировали – то ли тому, что девушка делала мертвую петлю, то ли тому, что отец, несмотря на свое состояние, умудрялся спуститься с лестницы, не споткнувшись.
В качестве блондинки «Карнавальная компания» обычно использовала какую-нибудь местную официантку, мечтавшую о карьере актрисы, на которую надевали светлый парик. Но у них были трудности с официантками – после нескольких «Прыжков любви» у них начинали ломаться позвоночники. Поэтому менеджеру все время приходилось сводить знакомство со все новыми официантками.
Ну вот, как-то раз в городке под названием Модесто менеджер нашел официантку, которая не сказала ему про то, кто ее мать. А ее мать была хозяйкой местной гостиницы. Оказывается, девушка испугалась, что менеджер, узнав, что у нее такая строгая родительница, не разрешающая ей идти в циркачки, не возьмет ее в номер. И эта официантка, которую звали Хейзел, тайком от матери сбежала с «Карнавальной компанией». Хуже того, «Карнавальная компания» съехала из гостиницы, забыв попросить у портье счет.
В следующем городке их настигла хозяйка гостиницы. Дороти говорит, что появилась она с налитыми кровью глазами. Судьбе захотелось, чтобы на Главной улице она оказалась как раз в тот момент, когда отец Дороти прыгал в своем розовом трико с крыши масонского храма. И хотя хозяйка гостиницы, когда мистер Шоу у нее останавливался, не обращала на него никакого внимания, увидев его прыгающим вниз, влюбилась до безумия.
В конце концов менеджеру пришлось вступить в переговоры с матерью Хейзел. Но вскоре стало ясно, что утихомирит ее только одно – брак с мистером Шоу. Ничего не поделаешь – отцу Дороти пришлось на это пойти, иначе «Карнавальную компанию» отдали бы под суд за похищение официантки и неуплату по счету. Их поженил лютеранский священник, а потом у них было новомодное бракосочетание в клетке со львом, и Дороти обрела мачеху.
Первым делом мачеха Дороти отправила Хейзел обратно в Модесто – присматривать за гостиницей, потому что считала, что работа в «Карнавальной компании» будет слишком тяжким испытанием для нравственности Хейзел. Правда, по словам Дороти, нравственность Хейзел прошла огонь, воду и медные трубы в Модесто, и «Карнавальной компании» добавить было бы уже нечего.
Сама мачеха Дороти осталась с «Карнавальной компанией». Она оказалась настоящей мегерой – она больше не разрешала мистеру Шоу прыгать с крыш, и он начал терять индивидуальность. В конце концов дошло до того, что мистер Шоу мог развлекать публику одним-единственным способом: в каждом городе, куда они приезжали, он сочетался браком – то на воздушном шаре, то в клетке с тиграми – с миссис Шоу. Так что, говорит Дороти, если кто скажет про ее отца, что он не из тех, кто женится, она ответит, что ее отец – рекордсмен Тихоокеанского побережья по количеству официальных бракосочетаний.
Но дела шли все хуже и хуже. Потому что миссис Шоу хоть и выходила замуж постоянно, вести себя, как подобает молодой жене, она так и не научилась. Она вечно критиковала своего жениха, даже перед алтарем, и поэтому публика на церемониях никак не могла понять, что он в ней нашел. Дороти говорит, ну кому охота платить четверть доллара за то, чтобы полюбоваться, как женятся на такой злобной бабе, которой и лет к тому же под пятьдесят.
Я лично не могу винить миссис Шоу в том, что она в конце концов разочаровалась в своем избраннике, потому что отца Дороти идеальным мужем назвать было никак нельзя. Он, похоже, считал, что пьянство – это вид общественного протеста, а было это еще задолго до сухого закона. В конце концов миссис Шоу по горло пресытилась «Карнавальной компанией», ей захотелось обратно в свою гостиницу, особенно когда она узнала, что о гостинице пошла недобрая слава. Оказывается, ни один мало-мальски симпатичный коммивояжер даже не думал оплачивать счета. А когда мачеха Дороти узнала, что Хейзел перенесла завтрак с шести тридцати на восемь, она решила, что ее дочь зашла слишком далеко. Так что она заставила мистера Шоу отказаться от карьеры и отвезла его в Модесто, в «Мэншен-Хаус».
Мачеха предлагала и Дороти забрать с собой, но Дороти все обдумала и решила не ехать. Дороти говорит, она могла бы выдержать Хейзел, ее мамашу или Модесто по отдельности, но все три испытания вместе – это выше человеческих сил.
И Дороти, естественно, пришлось самой зарабатывать на хлеб. «Карнавальная компания» собрала деньги и купила ей никелированную вафельницу, а менеджер сказал Дороти, что, пока она за нее не выплатит, ее даже освободят от платы за аренду помещения, где эту вафельницу установят.
Договорились, что Дороти будет жить под присмотром мистера и миссис Аль Ле Вино, владельцев «Храма искусств», представлявшего собой палатку, где мистер Ле Вино пел песни, а его жена в белом трико под них танцевала. У мистера и миссис Ле Вино была идеальная семейная жизнь, потому что им не нужно было останавливаться в гостинице – дом себе они обустроили в той же палатке, потому что были очень домовитыми. Дороти говорит, что иногда на банкете в «Колони» какое-нибудь особенно изысканное блюдо заставляет ее забыть о жарком миссис Ле Вино. С Ле Вино одно было плохо – они прожили вместе семнадцать лет, но сюсюкали друг с другом, не переставая, и рано или поздно Дороти это должно было достать.
Ну вот, когда Дороти пристроили, они с отцом попрощались, и его увезли на вечные мучения в Модесто, где он и пребывает до сих пор – живет с миссис Шоу в «Мэншен-Хаус» и топит свое горе в вине, насколько это ему позволяет сухой закон. Единственное его утешение – это муж Хейзел. Хейзел отлично устроилась и вышла замуж. Дороти говорит, что ей не повезло только в одном – она опередила свое время. Потому что нынче все девицы так себя ведут, а Хейзел оказалась только первой ласточкой, неопытной и несмышленой. Замуж она вышла за «лучшего парня» во всем Модесто, редактора местной газеты. Фермеры расплачиваются с мужем Хейзел виноградом и сушеным хмелем. Мистер Шоу с мужем Хейзел устроили в редакции настоящую лабораторию, где проводят интереснейшие опыты. В прошлом месяце Дороти послала отцу на день рождения лучший дистиллятор, какой только смогла найти.
Вафельницу наконец доставили. К ней была приложена брошюра, в которой говорилось, что «пользоваться вафельницей под силу даже ребенку». Это и навело Дороти на мысль препоручить агрегат одному местному мальчишке, чему тот был несказанно рад. В результате то вафельницу приходилось чинить, то всю прибыль съедал мальчишка.
В конце концов в городе Сан-Диего с «Карнавальной компанией» приключилась беда. Виной всему был один их сотрудник по прозвищу Док. Док торговал «Волшебным пятновыводителем» – покупал в ближайшей лавке хозяйственное мыло по пять центов за кусок, разрезал на части, каждую заворачивал в блестящую фольгу и продавал уже по двадцать пять центов.
