Дядюшка Наполеон - Пезешк-зод Ирадж (читать книгу онлайн бесплатно без .TXT) 📗
Хотя Дустали-хан старался не терять самообладания, но при этих словах он не выдержал и накинулся на Маш-Касема:
– А ты бы уж молчал! Чтоб твои гиясабадцы вместе с их честью в аду сгорели!
Маш-Касем, который редко грубил, на этот раз огрызнулся:
– А вам так и надо – правильная пословица есть: «По господину и почет!» Про меня чего хотите говорите, а честь гиясабадцев это вам не шутка!
В этот момент я нечаянно посмотрел в сторону Асадолла-мирзы. К нему вернулась обычная беззаботность, лукавая улыбка снова заиграла на лице.
– Моменто, моменто, Дустали-хан. Маш-Касем прав. Честь гиясабадцев вас не касается. Вы ведь и сами рыцарь чести, так что…
Дядюшка повелительно возвысил голос:
– Тихо! Между двумя лицами возник, спор. Они вынесли его на обсуждение старейшин семьи. Надо подойти к их делу справедливо. Прошу дать сторонам возможность говорить. Продолжай, Дустали, но не отвлекайся по пустякам.
Дядюшкина строгость всех обрадовала. Было ясно, что на время англичане забыты. Дустали-хан, стараясь говорить спокойно, начал снова:
– Для сохранения чести семьи было решено, что этот, человек придет, женится на девушке, через месяц разведется с ней – и за все это получит две тысячи туманов. Так и сделали. Теперь, не говоря уж о том…
Практикан Гиясабади, который тем временем лакомился фисташковой халвой, перебил его:
– Две тысячи туманов вы дали, а я потом кое-что подсчитал… Так с вас еще…
– Что ты болтаешь, подлец, бесстыжая морда? Чего тебе подсчитывать?
Практикан невозмутимо ответил:
– Вы пять лет в доме моей жены прожили. Арендная плата – сто туманов в месяц… Ну, будем считать по пятьдесят. За пять лет набегает три тысячи. Пожалуйте разницу – тысячу туманов.
Дустали-хан от злости просто онемел. Зато Асадолла-мирза пробормотал:
– Нет, сто туманов в месяц это вполне умеренная плата. Правильно подсчитали. Шесть тысяч туманов – нормально…
Гнев Дустали-хана обратился против Асадолла-мирзы:
– Замолчи хоть ты, Асадолла!
– Моменто, я ничего не говорил. Господин Практикан допустил ошибку в подсчетах, я ему указал.
– Тихо, Асадолла, – одернул его дядюшка. Но тут опять вмешался Маш-Касем:
– Конечно, коли не хочешь дать, и двести туманов много… Вот у меня земляк был…
– Маш-Касем, дай господину Дустали-хану сказать, – остановил его Асадолла-мирза, – он же изволил говорить о посягательстве на честь.
Практикан Гиясабади, слегка постукивая по халве ручкой перочинного ножа, чтобы отколоть кусочек, хладнокровно произнес:
– Да, скажите, пожалуйста, на чью честь я покушался.
Весь дрожа от возбуждения, Дустали-хан прохрипел:
– Ага, вы только посмотрите, до чего может наглость дойти!.. Эта невинная дурочка…
– Сам ты дурак невинный, – тут же вставил Практикан.
Дядюшка Наполеон воскликнул:
– Господин Практикан, вы же служите в полиции, вы должны знать, каковы правила судебного заседания! В настоящий момент здесь происходит заседание семейного совета. Пока я не дам вам слова, вы не имеете права говорить! В свое время вы тоже сможете высказаться. Продолжай, Дустали!
– Обращаю ваше внимание на то, что эту невинную больную девушку обманул какой-то неизвестный негодяй…
Практикан опять прервал его:
– Обращаю ваше внимание, ага, он опять попусту болтает! – Воздев глаза к потолку, он продолжил: – Во-первых, негодяй тот, кто такие слова говорит, во-вторых, никого неизвестного не было.
Дустали-хан угрожающе приподнялся на стуле:
– Не было? Значит, тебе он известен? Ты знаешь, кто эту непорочную девицу ребенком наградил?
Положив в рот кусочек халвы, Практикан спокойно ответил:
– Еще бы не знать. Это я и был.
– Ты?! Ах ты лгун бессовестный!
– Нет, я чистую правду говорю.
Асадолла-мирза, лицо которого так и засияло, сказал:
– Моменто, господин Дустали-хан, разум и логика тоже иногда полезны. Господин Практикан откровенно признает, что это его ребенок, а вы утверждаете, что это ребенок неизвестного? Тогда либо назовите отца, либо согласитесь со словами господина Практикана.
Лицо Дустали-хана стало красным, как помидор. Он едва мог выговорить:
– Да когда же?.. Где?.. Этот человек вообще не был знаком с Гамар. Как это могло случиться, что мы ничего не знали?
Практикан все так же невозмутимо ответил:
– Эка, хватился, дядя! Да я с прошлого года, когда еще с инспектором Теймур-ханом приходил ваше тело искать, по Гамар сохну. Полюбили мы друг друга… Ах, что за ночки были! Лунные ночи!
Асадолла-мирза, едва сдерживая смех, сказал:
– Ну что выспрашивать, когда и где, – не у вас же на глазах им любовью заниматься. В этом деле – третий лишний. Или вы другого мнения?
Дустали-хан, которого душила ярость, завопил:
– Асадолла, это ведь при тебе было, когда он сказал, что вообще ни к чему не пригоден… Что ему, проклятому, причинное место пуля в бою отстрелила!
– Это у вашей милости причинное, место проклятое! – с полным ртом парировал Практикан.
– Моменто, теперь состав суда должен высказаться по поводу причинного места каждой из тяжущихся сторон. Я голосую за господина Практикана.
Дядюшка Наполеон стиснул зубы. Он порывался положить конец этому зубоскальству, но не мог вставить ни слова. Асадолла-мирза, которому хотелось раззадорить спорщиков, с притворным удивлением повернулся к Практикану:
– Моменто, господин Практикан, я что-то не помню, чтобы вы называли место ранения…
– Нет, тут он как раз правильно говорит, – усмехнулся Практикан. – Я сам так сказал.
– Вы слышали? – заорал Дустали-хан, обращаясь к дядюшке. – Обратите внимание, он сам признал!
Но прежде чем дядюшка успел задать вопрос, Практикан все так же хладнокровно заявил:
– Клянусь богом, дело вот как было. В тот день меня с инспектором Теймур-ханом отрядили к вам под предлогом расследования о пропаже часов… А я думал, вам стало известно, что это я Гамар ребенка сделал, и вы хотите заставить меня сознаться, а потом отдадите под суд и засадите в тюрьму… Знаю я, как это делается, сам тысячу преступников задержал… Ну, я и сказал, будто у меня ранение такое, чтобы вы меня не схватили и не передали в руки полиции…
Тут Маш-Касем, который непривычно долго молчал, так и подпрыгнул:
– Ай, молодец, брат! Ну и голова!.. Господи, благослови Гиясабад! Это я к тому, значит, что в мужской силе и удальстве никому с гиясабадцами не равняться.
Асадолла-мирза не мог больше сдерживаться. Он раскатисто захохотал, а потом проговорил, то и дело прерывая свои слова взрывами смеха:
– Да здравствует… Практикан Гиясабади!.. С сегодняшнего дня объявляю тебя почетным гражданином Сан-Франциско!
– Рад стараться, ваше высочество, – ответил Практикан, присоединяясь к его веселью, – вы-то меня любите, я знаю.
– Господа, вы затягиваете заседание вашим смехом и шутками, – прикрикнул дядюшка. – Асадолла! Практикан! Тихо!
Он опять повернулся к Дустали-хану:
– Продолжай, Д устали!
Но Дустали-хан, словно громом пораженный, не говорил ни слова. Молчал и дядя Полковник, сидевший опустив голову. Как я догадывался, сожаления об исфаханском коврике отвлекли его от семейного совета. Зато у отца вид был веселый и довольный.
Между тем Практикан Гиясабади начал контратаку:
– Я свою жену люблю. И она меня любит. Дитя у нас любимое… и еще одно на подходе… На взгляд господина Дустали-хана это все неприличие одно, а вот когда он сам в среду заявился в дом замужней женщины, а муж, между прочим, в это время отсутствовал, это прилично…
Дустали-хан, выйдя из охватившего его оцепенения, завопил:
– Я… Я ходил к замужней женщине?..
– Разрешите крикнуть Фати? – мягко осведомился Практикан. – Фати – дочка кормилицы Гамар. Если желаете, спросим у нее, кто в среду выходил, крадучись, из дома мясника Ширали?
Дустали-хан снова остолбенел. Асадолла-мирза широко улыбнулся. Он достал из кармана свои очки, надел их и, пристально глядя на Дустали-хана, сказал с плутовской улыбкой:
