Суер-Выер. Пергамент - Коваль Юрий Иосифович (электронные книги без регистрации .txt) 📗
Мы отругали мичмана и перерисовали все острова собственноручно. Установили окончательные официальные названия всех островов и определили их формы. Вот краткий перечень:
1. ОСТРОВ ВАЛЕРЬЯН БОРИСЫЧЕЙ – формы кривого карандаша.
2. ОСТРОВ СУХОЙ ГРУШИ – яйцеобразный с деревом посредине.
3. ОСТРОВ НЕПОДДЕЛЬНОГО СЧАСТЬЯ – напоминает Италию без Сицилии, сапогом кверху.
4. ОСТРОВ ПЕЧАЛЬНОГО ПИЛИГРИМА – определённой формы не имеет, более всего склоняясь очертаниями к скульптуре «Рабочий и колхозница».
5. ОСТРОВ ТЁПЛЫХ ЩЕНКОВ – по форме напоминает двух кабанчиков вокабул, соединённых между собой хвостами.
6. ОСТРОВ ЗАБРОШЕННЫХ МИШЕНЕЙ – в форме офицера.
7. ОСТРОВ УНИКОРН – по форме напоминает ланиты Хариты.
8. ОСТРОВ БОЛЬШОГО ВНА – золотое руно с вулканическим задом.
Пожурив мичмана, капитан выдал ему новые кроки с приложением небольшого количества кошасы. А мичман снова всё перепутал: кроки выпил, а на кошасе стал красками рисовать.
Глава XXX. Остров пониженной гениальности
Этот непознанный остров, это причудливое изобретение природы вначале просто-напросто никто не заметил. Дело в том, что он лежал – ниже уровня океана. И значительно! Метра на четыре с половиной! Не знаю уж, каким чудом мы не напоролись на рифы и вообще не ввалились вместе со всем нашим «Лавром Георгиевичем» в бездну этого куска суши.
А волны морские, дотекая до острова, странным образом обходили его стороной, не говоря уж о приливах и отливах.
Мы притормозили «Лавра» на гребне какого-то полудевятого вала, отдали якоря… гм… боцману Чугайле, и он, поиграв с ними, бросил якоря в воду.
К сожалению, боцман промахнулся, и один якорёк, названием «верп», залепил прямо на остров.
Наш верп, прилетевший с неба, вызвал значительный переполох среди жителей. В нижнем белье они выскочили на улицу из своих домиков, в большинстве девятиэтажных с лоджиями, и принялись скакать вокруг якоря. Некоторые решительно хватали верп наш и пытались забросить его на «Лавра».
– Сбросить верп полегче, чем закинуть на борт, – заметил Пахомыч, крайне недовольный боцманом. – Господин Чугайло, вы мне ещё ответите за этот якорь.
– Господин старпом, обратно я заброшу его играючи.
По якорной цепи боцман ловко, как шимпанзе, спустился на остров и только хотел кинуть верп, как туземцы окружили его, схватили и стали, как говорится, бить боцмана в белы груди.
Боцман машинально отвечал им тем же: хватал туземцев и бил их в белы груди.
– Сэр! Сэр! – кричали мы капитану. – Они бьют друг друга в белы груди!
– В сущности, – отвечал Суер, – в сущности, некоторые из побиваемых грудей не так уж и белы. Но, конечно, надо выручать боцмана.
Вслед за капитаном и лоцманом и мы с Пахомычем поползли вниз по якорной цепи выручать верп и боцмана.
Как только мы ступили на сушу, туземцы кинулись на нас.
– Позвольте, – сказал Суер-Выер, – неужели на вас сверху ничего не кидали? Чего вы так разъярились?
– Кидали! Кидали! – орали туземцы. – Вечно нас забрасывают всякою дрянью!
– Верп – вещь порядочная, очень изящный якорёк, – сказал Суер. – А кто тут у вас за старшого?
Вперёд выступил невысокий туземец с подушкой в руках.
– Позвольте представиться, – поклонился ему капитан. – Суер-Выер.
Туземец протянул руку:
– Калий Оротат.
– Боже мой! – сказал Суер. – Неужели Калий? Калий Оротат? Гениальный поэт? Это так?
– Да здесь все поэты, – недовольно поморщился Калий Оротат. – Да вы что, разве не слыхали про нас? Это ведь остров пониженной гениальности. Нас сюда забросили катапультой. Из разных концов планеты. Но в большинстве пишут на русском. Даже вон тот парень, по национальности сервант, и тот пишет на русском. Эй, сервант, почитай что-нибудь достойным господам.
– Прямо не знаю, что и почитать, – сказал сервант. – У меня много философской лирики – циклы верлибров, лимерики, танки…
– Почитайте нам что-нибудь из философской лирики, – предложил лоцман Кацман, глотнув мадеры.
Сервант поклонился:
– Ну, это же совсем неплохо! – воскликнул Суер, похлопывая серванта по плечу. – Какая рифма: «тигры – овода»! А как топоры горели?! Мне даже очень понравилось.
– А мне так про керосину литр, – встрял неожиданно Чугайло. – Только не пойму, почему керосину. Напишите лучше «самогону литр»!
– А мне так очень много философии послышалось в слове «селитра», – сказал лоцман. – И в штопоре такая глубокая, я бы даже сказал, спиральная философия, ведь не только искусство, но и история человека развивается по спирали. Неплохо, очень неплохо.
– Может быть, и неплохо, – скептически прищурился Калий Оротат, – но разве гениально? Не очень гениально, не очень. А если и гениально, то как-то пониженно, вы чувствуете? В этом-то вся загвоздка. Все наши ребята пишут неплохо и даже порой гениально, но… но… как-то пониженно, вот что обидно.
– Перестаньте сокрушаться, Калий, – улыбнулся капитан. – Гениальность, даже и пониженная, всё-таки гениальность. Радоваться надо. Почитайте теперь вы, а мы оценим вашу гениальность.
– Извольте слушать, – поклонился поэт.
– Бог мой! – сказал Суер, прижимая поэта к груди. – Калий! Это – гениально!
– Вы думаете? – смутился Оротат.
– Чувствую! – воскликнул Суер. – Ведь всегда было «ЗЗЖ», а вы создали три «3». Потрясающе! «Зависть, Злоба, Жадность» – вот о чём писали великие гуманисты, а вы нашли самое ёмкое – «Запах»! Какие пласты мысли, образа, чувства!
– Да-да, – поддержал капитана лоцман Кацман. – Гениально!
– А не пониженно ли? – жалобно спрашивал поэт.
– Повышенно! – орал Чугайло. – Всё хреновина! Повышенно, Колька! Молоток! Не бзди горохом!
– Эх, – вздыхал поэт, – я понимаю, вы – добрые люди, хотите меня поддержать, но я и сам чувствую… пониженно. Всё-таки пониженно. Обидно ужасно. Обидно. А ничего поделать не могу. Что ни напишу – вроде бы гениально, а после чувствую: пониженно, пониженно. Ужасные муки, капитан.
