Двухгадюшник. Рассказы - Михайлов Максим (книги бесплатно читать без TXT) 📗
С приходом перестройки, неожиданно превратившейся сперва в перестрелку, а потом в дикий капитализм и развал всего и вся, изменилась и жизнь на ВИПах. Сначала исчезли лен. комнаты и замполиты, вслед за ними пропали изведенные полудикими солдатами нерусских национальностей на туалетную бумагу библиотеки, потом и сами нерусские солдаты подались на свои независимые родины, а с их уходом перестал приезжать военторговский ларек — не окупался бензин. На ВИПах остались одни офицеры — тем бежать было некуда.
Вскоре на полигоне начались проблемы с соляркой, и гонять машину за офицерами на ВИПы стало невозможно. Правда, в нашей Великой и Могучей, Краснознаменной и так далее, такие вопросы решаются просто, даже очень просто.
— Нет солярки каждый день возить этих раздолбаев на ВИПы? — удивленно спросил начальник полигона у командира испытательной части. — А вы что вчера из детского сада выпустились? Не делайте удивленное жизнью лицо! Поделите своих эфиопов на две части, и пусть дежурят там посменно, скажем по две недели! Раз в две недели съездить у вас солярки хватит?
— Хватит, — промямлил командир испытательной части, преданно глядя в глаза начальства. И вопрос был решен. Правда, время показало, что начальники были чересчур оптимистичны, оценивая количество солярки, которое не успевали разворовать в службе ГСМ. А может ребята из службы, со временем накопили больше опыта и стали воровать проворнее. В общем, смена раз в две недели получалась не часто, гораздо чаще она получалась раз в месяц.
С тех пор в жизни офицеров испытательной части, с легкой руки командира прозванных випингами, началась новая эра. Они уезжали на свои ВИПы, как моряки Колумба в трудное и опасное плавание, никогда заранее не знали когда доведется вернуться обратно в городок, хватит ли выданной на смену пищи, не заметет ли буран дороги, не устроят ли налет на ВИП дикие казахи — охотники за металлом. И провожали их так же как моряков Колумба: в голос рыдали жены, у кого они были, боевые друзья, сурово сдвинув брови, поднимали стопки за удачу, а командир ласково называл их то «сынками», то «засранцами». А вечером дня отъезда прибывали сменившиеся с ВИПов и городок дрожал от дикого загула ошалевших после степного сидения офицеров. Так и жили: две недели отрывались на полную катушку в городке, выползая, если получалось после ночного буйства, только на утренние построения, потом уезжали в степь, где от скуки и безделья литрами глушили выделенный для протирки оптики спирт, отгоняли кочующих, где придется, диких казахов и палили из автоматов по стадам сайги. Вскоре в ряды випингов командование начало ссылать неугодных офицеров, слишком много пьющих или слишком много говорящих. Испытательную часть народная молва метко переименовала в исправительную.
Ну вот теперь мы с полным правом можем вернуться к нашим героям. В описываемое время как раз подходила к концу третья неделя их степной отсидки. Спирт был полностью выпит, продукты почти съедены, а смены пока не предвиделось. Появление невесть откуда зашедшей в гости лошади офицеров весьма обрадовало. Конечно, лошадь животное полезное во всех отношениях и ей можно найти массу различных применений. Можно ездить на ней верхом, можно вспахать поле, или перевозить грузы. Но, к глубокому сожалению, подходящих грузов на ВИПе не нашлось, к верховой езде оба наших героя испытывали отвращение, а насчет вспаханного поля — понятно, что в таких условиях службы у кого угодно крыша может съехать, но ведь не настолько же…
Петрович, нежно похлопывая лошадь по упругому крупу, повернулся к Женьке.
— Сытая, жирная…
Тот понимающе кивнул в ответ.
— А вы, поручик, когда-нибудь конину пробовали? — осторожно перешел к делу Петрович.
— Ну, мне кажется, что лошадь, это вполне благородное животное, не то что, к примеру, лягушка, а ведь французы их едят.
С этого момента участь лошади была решена. Офицерские желудки, измученные консервированной перловкой, настойчиво требовали самого быстрого и радикального решения гастрономической проблемы.
После недолгого размышления было принято решение лошадь застрелить, причем сделать это, заманив животное в умывальник. Как утверждал более опытный в таких делах Петрович, там легче будет убрать следы кровавой расправы. Оба офицера прекрасно понимали, что хоть вокруг и дикая степь, но коняга вряд ли является вольным мустангом и рано или поздно может пожаловать хозяин, которому вряд ли придутся по вкусу гастрономические планы в отношении его собственности. Ввиду вышеизложенного действовать решили немедленно, ибо, по выражению Петровича, «промедление смерти подобно», а также «вчера было рано, завтра будет поздно». Петрович был старым воином и успел хлебнуть в училище полной ложкой марксистско-ленинской философии и идейного наследия великого вождя и теперь любил к месту и не к месту цитировать Ильича.
Сказано-сделано Петрович, коварно приманив лошадь куском хлеба с солью, завел ее в довольно просторный умывальник, построенный в расчете на два десятка солдат. Женька как младший, тем временем был отправлен на второй этаж в канцелярию за ружьем, «патроны в ящике стола, сам зарядишь и мухой обратно». К его возвращению лошадь мирно пережевывала хлеб посреди умывальника, втиснувшись между рядами раковин и с довольным видом осматривая себя в больших настенных зеркалах, а Петрович нетерпеливо пританцовывал вокруг. Отобрав у Женьки ружье, Петрович задумчиво осмотрел свою жертву, прикидывая, куда же послать роковую пулю. После бурной, но непродолжительной дискуссии приняли решение стрелять в ухо. «Так надежнее», — с видом бывалого киллера авторитетно заявил Женька.
— Держи ее за хвост, — приказал Петрович. — А то будет падать — снесет нам раковину. Стреляю на счет три!
— Раз! — ствол ткнулся в лошадиное ухо.
— Два! — Петрович затаил дыхание и положил палец на спусковой крючок.
— Три!
Одновременно с грохотом выстрела лошадь мощно лягнула Женьку в грудь, так что он влип в стену умывальника и сполз по ней на пол, прихватив изрядное количество кафеля. Петрович (старый опытный воин) успел отскочить. Лошадь словно взбесилась — на губах ее выступила белая пена, крепкие копыта молотили во все стороны, круша раковины и зеркала, сшибая со стен кафельную плитку метрами. Умирать она явно не собиралась.
Петрович, сжавшись в углу в маленький комочек, дрожащими пальцами пытался перезарядить ружье.
— Ничего, это агония, — бормотал он про себя. — Сейчас сдохнет, сейчас.
Наконец из ствола вылетела красная гильза. Секунду, долгую как вечность Петрович ошарашено смотрел на нее, а потом заорал в голос.
— Женька, сукин кот, ты чего в ружье запихал это же утиная дробь!!!
В столе Петровича лежали патроны двух видов — с красной гильзой мелкая дробь на птицу, а с зеленой картечь для крупного зверя. Посланный «мухой» туда и назад Женька, не вдаваясь в подробности, притащил вместо картечи дробь, которой завалить лошадь, конечно, не реально.
Тем временем несчастное животное продолжало крушить умывальник.
— Держи, держи эту сволочь, а то она нам тут все перебьет. Я сейчас! — проорал Петрович, оглушенному ударом Женьке и бросился на второй этаж.
Вернулся он минут через пять и пальнул прямо от порога. Во все стороны брызнули осколки зеркал, лошадь не задело.
— На еще, зараза! — в боевом безумии выл Петрович, делая выстрел за выстрелом.
Картечь вещь серьезная — вторым зарядом вышибло оконную раму вместе со стеклами. Третьим все же накрыло лошадь, продырявив ее в нескольких местах, и разнесло водопроводную трубу. В потолок ударил фонтан воды.
Некоторое время победители молча созерцали поле боя. Картина, надо сказать, была довольно жуткая — ни одного целого зеркала, ни одной целой раковины, выбитое окно, все забрызгано кровью и фонтан воды, бьющий с таким напором, какого никогда не дождешься из крана.
— Ну ни хрена себе, апрельские тезисы, — растеряно изрек Петрович осознав всю тяжесть потерь от учиненного погрома.
