Новые записки матроса с «Адмирала Фокина» (сборник) - Федотов Александр (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Годкам, притаившимся около ракетной установки, от раздирающего их на части хохота некоторое время было трудно дышать. Еле отошли. Отдышавшись, собрались было уже идти в кубрик делиться впечатлениями, как вдруг Шура Тагнер дернул Рому за рукав: «Гляди, Халидыч, идёт…»
И точно: по палубе, волоча за собой кувалду, шел матрос Халидов. Он шел к кнехту.
Слышалось, как он бормотал себе под нос: «Кто такой, а, слюшай?… Годок главней. Сказаль осадить… Прибой скоро…»
Халидов подошел к кнехту, занял исходную позицию, поплевал на ладони и, методично взмахивая кувалдой, стал терпеливо его осаживать.
Замполит на этот раз махать из иллюминатора уже не пытался. Прибежал наверх сразу и уже без кителя. Первым делом он попытался вырвать у Халидова кувалду. Но тот так просто сдаваться не собирался. Некоторое время матрос и замполит, молча сопя, тянули деревянную ручку кувалды каждый в свою сторону. Наконец победил опыт. Вырвав у матроса его инструмент, пошедший красными пятнами Большой Зам две минуты объяснял Халидову его положение на эволюционной лестнице развития. В продолжение всего монолога карась не отрывал целеустремлённых глаз от ручки отобранной кувалды, сжимая и разжимая здоровенный кулак и видимо обдумывая план действий. И если бы Большой Зам вовремя не перехватил взгляд Халидова и не сообразил бы тут же ретироваться вместе с кувалдой, то я уверен, что Халидов нашел бы способ осаживать кнехт при необходимости и самим Большим Замом. И думаю, в конце концов – осадил бы…Большой Зам побежал тогда жаловаться командиру БЧ-5 Ериксонову, а годки, в свою очередь, поспешили изъять с верхней палубы ищущего подручный инструмент для осадки кнехта целеустремленного матроса. На всякий пожарный.
Как Хасан в партию вступал
Комиссар спрашивает революционного матроса:
– Что про меня матросы на корабле говорят?
– Да, птицей какой-то называют.
Комиссар, расплываясь в улыбке – Орел?
– Да нет.
– Сокол?
Да нет! Матрос стучит пальцем по обшивке.
Комиссар с обидой – Дятел что ли?
– Да нет!!
– А как?
– О, вспомнил! Долбо*б!!!
(Шутка юмора)
Шел тёплый месяц май 1987 года. Мой первый самый трудный год службы подходил к концу. Для Романа Фролова и ребят из его призыва наступила их третья, последняя весна на корабле. Для них не за горами было долгожданное возвращение домой. В это время полным ходом шла подготовка к ходовым испытаниям нашего, только что отремонтированного в заводе крейсера. Сверкая новыми деталями, начищенный и надраенный корабль ускоренными темпами готовился к своему первому выходу в море.
Как-то под вечер Рома и ещё человек пять годков набились в ПЭЖ (пост энергетики и живучести), и оживлённо обсуждали ситуацию, сложившуюся в связи с планируемым переходом крейсера из Владивостока, мимо Сахалина и Курил, на Камчатку. Были все основания опасаться, что это могло стать удобным предлогом, чтобы задержать опытных дембелей на корабле на месячишко, другой, третий.
Тут к ПЭЖу приблизился вечно улыбающийся своей слащавой улыбкой годок Хасан Мерзаев. Недавно Хасан «залетел». Дежурный офицер застукал его, когда он тычками заставлял своего же земляка карася-узбека стирать свои грязные носки – караси. Корабельный комсорг созвал по этому поводу внеочередное комсомольское собрание и впаял Хасану строгий выговор с занесением в учетную карточку.
Что означает слово «выговор» Хасан не понял. «Учетный картычка» он «ваще попа витирал». Но его обидело то, что комсорг на этом собрании назвал его просто: «Хасан – отрицательный минус нашего коллектива». И дело не в том, что Хасан, конечно, считал что он «пилюс», просто ему очень нравилось, что на таких собраниях его всегда называли не «чурка», и не просто «Хасан», а уважительно и по фамилии – «комсомолец Мерзаев». Был в связи с этим комсомольским собранием и ещё один «щекотливый» для Хасановой челюсти момент. Самым нежелательным для него было то, что обо всей этой неприглядной истории с «карасями» теперь знал весь экипаж.
Дело было в том, что стирка чужих грязных карасей на флоте всегда – табу. Причем табу в обе стороны. Во-первых, карась ни в коем случае не должен соглашаться на стирку чьих-либо карасей, то бишь, носков. Во-вторых, сам годок не должен заставлять стирать свои грязные носки карасей. Это как раз один из тех редких случаев, когда отказ карася выполнять конкретное указание годка не карался, а наоборот приветствовался. А принуждение карася силой считалось неправильным и низким. Годок имел право заставить карася стирать что угодно: голландку, штаны, но только не караси. Ничего не поделаешь: тонкости флотской неформальной иерархии и этикета.
Хасан Мерзаев нарушил неписаный флотский этикет. В тесном мужском коллективе это не могло пройти для Хасана полностью без последствий. Появление Хасана около ПЭЖа напомнило Роману эту историю, и он не мог отказать себе в удовольствии немного с ним поквитаться:
– Ребята, – прошептал он, – надо бы развести Хасана…
– Что ты придумал? А нам-то, что делать надо? – посыпались со всех сторон заинтересованные вопросы.
– Короче, разводить буду я. А вы мне подыгрывайте, по ситуации. Добро?…
Когда стриженая голова Хасана поравнялась с открытой дверью ПЭЖа, Краб громко, делая вид, что продолжает давно начатый разговор, произнёс:
– Вот я, ребята, и не знаю даже, что делать?… Вступать в партию или не вступать? Говорят, что надо…
При слове «партия» Хасан замер у двери и сделал вид, что внимательно разглядывает какое-то пятно на палубе. «Партия» – это тебе даже не «Комсомолец Мерзаев», это очень круто. Коммунистами на корабле числились, в основном, офицеры. Из матросского состава человека три и только по личному, особому благословению самого Большого Зама. Заметив, что Хасан клюнул, Рома с воодушевлением продолжил:
– Никак, ребята, не могу решиться…
– Да, что ты паришься? – подыграл Танк. – Вступай, давай!
– Конечно, вступай… Что в партию, что в говно… Тебе какая разница? – подключился Витя Ткачёв по кличке «Ткач».
– Да ну, ребята, предложение от этого козла Большого Зама, даже серьезно рассматривать не хочется…
– Да, ладно, зато тебя будут коммунистом называть, будут уважать, на партсобрания приглашать… – покосился глазами в сторону Хасана «Ткач».
Хасан не выдержал и просунулся в ПЭЖ:
– Сьлюшай, что такой, а? Что говоришь?
– Да, вот, Хасан, – объяснил Краб, – нам тут всем Большой Зам предложил вступить в партию … Ему разнарядка на семь дембелей пришла из политотдела штаба флота … И главное – без кандидатского стажа! Для укрепления в годках политической сознательности…
Ребята, как бы не замечая Хасана, дружно принялись агитировать Краба за вступление в партию. И когда тот уже почти согласился, Хасан не выдержал:
– Рома, – ласково сказал он, – отойдём немного, брат? – и Хасан заговорщически кивнул головой в сторону коридора…
Краб, подмигнув ребятам, пошёл за Хасаном.
– Рома, брат, – сказал Хасан, заискивая, – ты же ни хочишь в партия, да?
– Так, – изобразил заинтересованность Рома
– Слюшай, брат, отдай мне этот разнарядка в партия…
– Да ты, что, Хасан, спятил?! Как же я тебе этот разнарядка отдам?! Тебя же в списке у Большого Зама нет. Это же он мне вступить в партию предложил…
Но Хасан видел перед собой цель и был намерен довести начатое до конца.
– Брат, ты ни хочишь, я знаю… А мне нада… Я дамой Ташкент приеду, уважаемый человек буду… Коммуниста буду… Очень нада, брат…
– Сложно. Не знаю, Хасан… Не знаю… Надо подумать, – заколебался Рома.
Хасан учуял слабину и решил закрепить успех.
– Думай, брат, думай!.. А я тэбе сичас чийку принэсу.
Хасан суетился, как гостеприимный хозяин званого вечера. Поднапряг своих карасей, те принесли в ПЭЖ заварку, печенье. Хасан лично заварил чай, дефицитный, индийский, со слоном! Из своих самых дальних заначек. Собственноручно налил душистый напиток в белую эмалированную кружку:
