Притча о пощечине - Крелин Юлий Зусманович (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
— Ну и в чем проблема? Пусть их.
— Тошнит от необъективности. Свою-то не замечаешь Но это обычно. Он им чужой. Они с ним борются и потому не в состоянии здраво отнестись к любому третейскому мнению. Борцы.
— А ты так уж уверен в своем объективном третействе?
— Вовсе нет. От окружающих оскалов и зубных щелканий я тоже становлюсь одной из сторон. Разгорается крик, и, разумеется, как всегда в споре, неминуемо сдвигаешься несколько в сторону от объективности. Не могу удержаться в середине.
— Ты же начальник. Мог не принимать участия.
— Советчица! Начальник в их сваре должен постараться сохранить себя третейским судьей. Не удается. Горячусь, что ли? Или авторитета маловато.
— Когда несущественно, можно и промолчать.
— Все существенно, когда в коллективе свара заваривается. Я хочу обсудить, остановить. А не получается. Стоит кого-нибудь приподнять, начинают соображать: кого же я хотел принизить? Почему обязательно альтернатива?
— И правильно. Сам говорил, есть закон: где-то материи убудет, в другом месте прибудет.
— Ну вот, а говорят: детям не надо слушать взрослых. Вот и из физики что-то узнает. Не знаю, есть ли вред от участия детей в наших разговорах, но польза налицо. Всегда услышат и полезное. А что такое альтернатива, знаешь?
— Нет. Что это?
— Возьми энциклопедию и посмотри.
— Ну, пап!
— Я тебе говорю: в интеллигентной семье, если в доме есть книги, при каждом незнакомом слове обращаются к словарям. Приучайся.
— Ну, пап! Что это — альтернатива?
— Раз начал, так объясни ему.
— Выбор, что ли… Скажем, делать что-то ночью или днем. А без альтернативы — когда хочешь. Или: читать книгу или смотреть телевизор — тоже альтернатива. Когда двое ссорятся, а мы наблюдаем без альтернативы: этот хорош, но и этот неплох. Или оба дураки. Понял?
— Ты защитил одного — значит, ругаешь остальных. Так?
— Умница. В людоведении будешь большой корифей. И дай, Виктор, нам с мамой поговорить. Беда в том, что тот, кого я защитил, думает так же и уже считает, что он малый гвоздь, а меня уже норовит обратить в апологеты своей системы жизни.
— Что такое апологеты?
— Посмотри в словарь и не влипай в наш разговор.
— А ты не умничай и Витьке голову не морочь. Либо пусть он уходит, либо говори понятно. Лучше — первое.
Вика боится, как бы я ее Виктора не испортил.
— Ничего не морочу. Пригодятся в жизни и сентенции мои, и слова сложные. Мало ли какие проблемы придется решать.
— Вот уж, конечно, станет он вспоминать папочкины уроки жизни за обеденным столом. Сначала только объясни ему, что такое сентенции.
— Думаю, что будет вспоминать. Самодовольство движет человечество. Если не будем довольны собой, то разрушим преемственность поколений.
— Ой, ой, ой! Остановись, бога ради. Вдруг пойму, что говоришь, и помру сразу. Витюнчик, иди уроки делай.
— Да я их сделал уже давно.
— Книгу почитай. Не знаешь, что делать?
Сейчас я ей все разрушу. Всю стратегию. И себе тоже:
— А давайте все вместе в «скрэбл» поиграем.
— В «эрудит»? Идет. В комнате только.
— Конечно, в комнате.
Ну и одарила меня Вика взглядом!
— Нет, мужички. Сначала все вместе посуду помоем. Потом «скрэбл».
Правильно. У нашей мамочки педагогический прием правильный. Но все равно нам не поговорить. Уже поздно. Игра получится долгой. Витька устанет, уснет крепко. Попробуем, попробуем этот ход.
Витька уселся на своем диванчике. Вика в кресло, я на стул. Между нами Витин складной детский столик, заменяющий нам журнальный. Идиллия.
— Пап, ты будешь подсчитывать?
— Мама. Мама это лучше делает.
— Лучше! Лодырь. Всякий подсчитывает одинаково. Ушинский.
— Ладно. Считать будем все вместе, а мама записывать. Она самая аккуратная, и почерк у нее самый хороший. Правда, Виктор?
— Точно.
— Мужчины у меня… Спихотехники.
— Это папа. Давай я писать буду.
Конечно, спихотехник я. Что за проблема записать подсчитанную цифру? Что я, не могу писать? А норовлю спихнуть почему-то.
Первый ход выпал мне, потом Виктор, последняя мама.
Я выложил фишки, Виктор тоже слово выстроил, и пошла игра.
Играем молча. Каждый сидит, уткнувшись в свои фишки-буковки, подсчитывает, слова выкладывает. Молчим, а не скучно.
Играли долго. Больше часа, пожалуй. Карты считаются дурным времяпрепровождением, а эта игра всем угодила. Эрудит все же! Мы, современные Пульхерии Ивановны и Афанасии Ивановичи, нашли свою замену. Виктору, видно, надоедать стало, носом клюет. Еще бы — так долго сидеть не двигаясь. Ему бы поноситься по двору…
— Мужички, давайте кончать. Вите спать пора
— Нет, нет, мам. Немного осталось.
— Время уже позднее.
— Ну и что? Крепче спать будет.
— Не говори глупости, отец. Ему в школу завтра.
— Неожиданная мысль.
— Женя!..
— Давайте я сейчас лягу, а доску и запись оставим. Завтра доиграем. Или даже без доски можно. Вести счет целую неделю. А в воскресенье общий счет.
— Правильно, сынок. Игра на века. Всегда у нас дело будет, всегда будем заняты. И ты уверен, что никогда не надоест?
— Никогда!
— Ну давай.
— Сначала уроки. Только после уроков.
— Мамочка! Как же ты про нас можешь даже подумать такое? Конечно. Мы с Витей прекрасно знаем основополагающие законы бытия: кончил дело — гуляй смело. И еще, Вить?
— Делу время, потехе час.
— Ну! А ты говоришь, я не Макаренко. Уроки, чтение и «скрэбл». Никакого телевизора. В исключительных случаях.
— А «Время», пап?
— «Время» — это святое, мальчик. К тому же никакому действию «Время» не мешает. Они свое говорят — мы свое играем.
— А ты домой всегда будешь приходить?
— А разве я не прихожу домой? Я всегда прихожу, если только не дежурю.
— Нет. Рано чтоб пришел.
— Это уж как жизнь стожится.
Широкие планы на целую жизнь. Планы нас утешают грядущими свершениями, но часто остаются лишь манящим светом над горизонтом.
Ночь Виктор спал плохо, ворочался, кашлял, говорил что-то во сне, но все же не проснулся. Во всяком случае, утром он не укорял нас в шуме и возне. Может, повзрослел? Тогда другие проблемы. Но все-таки Вальке ключ я пока не отдам.
Во всяком случае, налицо какой-то прогресс в поисках выхода из одного тупика. А другие? Прогресс в поисках хода в лабиринте… Прогресс в лабиринте… Но есть же выход. Из лабиринта выход есть — из тупика нет. В тупике только назад поворачивать надо. Выход надо искать из лабиринта — тупиков до черта.
Тупик, лабиринт, прогресс. В тупиках прогресса не бывает. Да и что есть прогресс? Наверное, прежде всего борьба со смертью в любых ее практических выходах: война, болезнь, казнь, тяжелая работа, преступления — все, что уменьшает возможность смерти, отстраняет ее, — все прогресс… Вроде бы так: прогресс всегда против смерти.
Но, с другой стороны, мы, оглядываясь, называем прогрессивным все то, что пробилось, что восторжествовало, что не сгинуло и победило время.
Иван IV принес мор, смерть, глад, всеобщее унижение, но укрепил власть, государство, государственность, и мы, при всем прочем, говорим и о прогрессивных деяниях грозного царя. Иные еще стесняются, а некоторые прямо не таясь и в лоб говорят, сколь он им люб. Елизавета Английская убила Марию Стюарт, но теперь, в иных раскладках, выходит, что отстранение Марии, уход Стюарт, пошло на пользу прогрессу. А тогда и убийство королевы королевой в конечном итоге прогрессивно. Петр уничтожил последние, не расцветшие толком семена демократии на Руси — земский собор, боярскую независимость, патриарха, привел к власти молодых, горячих, вороватых и энергичных, разбогатевших, деятельных чиновников. Казнил, убивал, бороды срезал, пикнуть ворчунам не давал. Он укреплял государство. Декабристы защищали дворянские полуфеодальные вольности, независимость древних родов, защищались от новоявленных чиновников-толстосумов, хотели ограничить власть над ними царя. Николай был исторически прогрессивен? Зачем религии прогресса нужно благородство декабристов или романтический флер Марии Стюарт? Феодальные вольности, родовая независимость предтечи вольностей демократических? Аракчеев с Клейнмихелем или Муравьевы с Пушкиным? Какому какой знак ставить? Плюс, минус? В какой системе отсчет? И что для нас точка отсчета? Если борьба со смертью — это прогресс, то на черта нам их прогресс с убийствами! Или есть два прогресса: один — в исторической перспективе, а точка отсчета для другого — только жизнь живущих в сей миг истории?
