Я — начальник, ты — дурак - Щелоков Александр Александрович (книга регистрации .txt) 📗

— Разверните авангард Девятнадцатой, — приказал командующий. — В реальных условиях лейтенант сделал бы это без нашего вмешательства.

Лицо полковника помрачнело. Зато у командующего настроение явно поднялось. Он видел — бой вышел из рамок игры и развивается по реальным законам войны, когда даже в условиях равенства сил превосходство получает тот, кто действует энергичнее, самостоятельнее, смелее.

Учения прошли хорошо. Действия сторон изобиловали неожиданными решениями и ходами. Подразделения показали высокую слаженность, командиры — самостоятельность. Даже полковник постепенно успокоился, понимая, что главное — цель учений — достигнуто.

С полигона я возвращался с командующим.

— Посмотри, — сказал он мне в машине и протянул листок плотной бумаги. — Кадровики дали справку.

На листке теснились слова, отпечатанные на машинке:

— Все понял? — спросил командующий.

— Что именно?

— А то, какими становятся командиры, когда постоянно помнят, что у них в фамилии два «д»?

— Поддавашкин-то мне понравился, — сказал я. — А вот полковник — не очень…

Командующий усмехнулся.

— И зря, — сказал он. — У полковника фамилия короткая, в четыре буквы. И «д» в ней нет. Однако он свое мнение имеет и не боится его высказывать. Вот так.

Генерал-инспектор приехал в ракетную часть. Начальство, зная пристрастие проверяющего к голубому цвету, приказало покрасить все, что только могло попасть ему на глаза. На одну из ракет краски не хватило, и солдат-маляр закинул на головной обтекатель пустое ведро.

Генерал подошел к ракете и недовольно вздернул брови:

— Что это?!

— Стабилизированный интегратор, — отважно сымпровизировал солдат

— Сам вижу, что интегратор. Но почему не покрашен?

ДЕБЮТ АДМИРАЛА ЗОЛИНА

Центральный Дом журналистов в Москве — в просторечье Домжур — во все времена оставался островом вольницы в строгих рамках столичной жизни. Чтобы хоть как-то держать колобродивших в его стенах газетчиков, директором Домжура назначили бывшего редактора газеты «Советский флот» контр-адмирала Золина.

Пузатенький, крепкий, как кнехт на причале, Золин сразу решил показать постоянным посетителем заведения ху есть ху на командном мостике и явился в Домжур в адмиральском мундире при всех остальных регалиях. Тут же в вестибюле к нему подкатил газетчик, успевший изрядно поднабраться в ресторане.

— Швейцар, попрошу такси!

Золин открыл рот, сложил губы трубочкой, глубоко вдохнул, раздулся от возмущения:

— Я здесь не швейцар! Я — контр-адмирал!

Газетчик качнулся, изобразил несказанное изумление и выговорил заплетыкающимся голосом:

— Виноват, товарищ адмирал! Тогда попрошу катер!

Больше адмиральской формой журналистскую вольницу Золин смущать не пытался.

Майор, комендант гарнизона, докладывает генералу о возросшем числе нарушений военнослужащими формы одежды.

— Что за нарушения? — интересуется генерал.

— Офицеры надевают неформенные носки. Вот и у вас тоже не такие как требуется…

Генерал встал.

— Вот что, майор. Вы, прежде, чем разглядывать мои носки, посмотрите на мои погоны…

КОМЕНДАНТСКАЯ ТЕОРЕМА

Эта мудрость, безусловно, знакома всем, кто носил военную форму.

Командиров любят. Комендантов боятся.

Рассказы о самых строгих переходят в офицерской среде из поколения в поколение.

— Разве сейчас коменданты? — сказал однажды приятель-ветеран. — Вот в наше время…

Не стану судить о комендантах нынешних — с ними мало знаком, — но в наше время действительно были — ого-го!

В середине сороковых годов прошлого века комендант Тбилисского гарнизона бравый полковник Кудидзе ходил с портновским сантиметром в кармане и проверял, насколько точно размещены на погонах звездочки и эмблемы. Те, кого установленные расстояния были нарушены, водворялись на гауптвахту.

В те же годы комендант Военного института иностранных языков — ВИИЯ — считая, что справедлив только случай, позволял нарушителям тянуть из своего кармана заранее приготовленные бумажки. Вынешь со словом «наряд» — получай наряд, не отходя от кассы. Вынул чистую — будь свободен до следующего случая.

Коменданты — люди особые. Я бы еще сказал — удивительные.

Танкист — всегда танкист. Летчик по характеру и манерам и привычкам отличается от сапера.

Короче, у каждого — у моряка-подводника, ракетчика ПВО, артиллериста — легко заметить отличия, обусловленные делом, которому они посвятили жизнь.

Но вот парадокс — каждый, кому из них выпадает доля стать комендантом, враз утрачивает все профессиональное, что отличало его раньше, и приобретает специфические черты, единые для комендантов моря, воздуха, суши.

Думается, что причиной такой перемены становится особенность комендантской должности.

Каждой ступени воинской службы соответствует точно определенное звание офицера.

Командир взвода — лейтенант или старший лейтенант. Капитан на взводе — свидетельство неблагополучия в карьере. Человек скорее всего проштрафился и понижен в должности.

Командир роты — старший лейтенант — капитан. Командир полка — подполковник — полковник. Генерал, который командует полком, вызывает больше тревоги, чем капитан, принявший взвод. А вот у комендантов должность имеет самые широкие рамки.

Мой старый знакомый майор, служивший комендантом небольшого гарнизона, с гордостью говорил: «Ты знаешь, кто был первым военным комендантом Берлина? Генерал-полковник Берзарин». — «Тебе-то что?» — спрашивал я. «Как что? — удивлялся товарищ. — И он комендант, и я». — «Ты всерьез?» — «Разве таким шутят?»

И в самом деле, какая еще должность имеет размах от майора до генерал-полковника?

Главная черта, общая для всех настоящих комендантов, их постоянная нацеленность на выявление нарушителей. И тут уж им равных трудно найти.

В военной газете Южной группы войск однажды напечатали стихотворение. Не шедевр, но вполне приемлемое, с четким ритмом и звонкой рифмой. Редактора подкупило то, что автором был солдат. И писал он о фронтовике, который идет по городу, а на его гимнастерке «в ряд медали золотом горят».

На другой день после выхода газеты в свет редактору позвонил комендант советских войск будапештского гарнизона генерал-майор Скосырев. И начал с упрека: «Когда редакция перестанет потворствовать нарушителям формы одежды?»

Редактор, не поняв, о чем речь, попросил назвать фамилию нарушителя. Скосырев язвительно ответил: «Это вы доложите мне фамилию. А меры я сам приму».

Все еще считая, что речь идет о ком-то из сотрудников газеты, который нарушил дисциплину, редактор спросил, в чем же суть проступка. «А в том, — ответил комендант, — что приказом командующего войска уже переведены на зимнюю форму одежды, и у меня в гарнизоне никто не может появляться в это время на улице без шинели. Затем, на гимнастерке солдату награды носить не положено. Медали надевают только на парадный мундир».

У настоящего коменданта глаз — алмаз.

Помню, на Дальнем Востоке мне пришлось сдавать предварительные экзамены в академию. Выдержавшие испытания получали звание «кандидата» и право ехать в Москву на сдачу там приемных экзаменов. По строевому уставу знания абитуриентов проверял полковник — комендант местного гарнизона. Человек, как все быстро убедились, он был остроумный, понимавший шутку, но в то же время отличался требовательностью и умением буквально на лету усекать любой непорядок. Этим и воспользовались шутники, без которых офицерский корпус просто немыслим.