Проза жизни [Обыкновенная жизнь] (Жизнь как жизнь) (Другой перевод) - Хмелевская Иоанна (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
Затем она кинулась вниз, в подвал. Сбежав до середины лестницы, резко остановилась и метнулась наверх, в кухню, где вытащила из закутка громадный, изуверского вида топор. Наверняка, именно такими орудовали в своё время палачи. Уже с топором в руке она снова понеслась в подвал. Там приставила его к стенке, вытащила из сундука для инструментов ручную пилу и топор поменьше, и бегом выскочила из подвала.
Садовая лестница оказалась коротковатой. Тереска перебралась с неё на дерево, влезла повыше и устроилась на соседнем суку, оборвав при этом подшивку юбки. Подшивка была широкой и обвисла шлейфом почти до лодыжек, но Тереска даже не обратила внимания. Не помня себя от азарта, она нетерпеливо приступила к делу.
Со сломанной веткой удалось справиться быстро, правда, не без сопротивления с её стороны — на руках и лице остались царапины. Тереска отнесла свою жертву к щербатой берёзовой колоде, на которой обычно рубились дрова, снова помчалась в подвал и стала вытаскивать наверх буковые чурбаки, решив, что в такую погоду гораздо приятнее заниматься любимым делом на свежем воздухе. Потом спустилась ещё раз за топором и, наконец, прислонив первый чурбак к колоде, в исступлении на него набросилась.
Буковая древесина твёрдая, но раскалывается легко. Ровные, аккуратные полешки разлетались во все стороны. Лезвие изуверского топора зловеще, во все убыстряющемся темпе поблёскивало на солнце, и в таком же темпе убывал зимний запас.
Не хватит, с беспокойством думала Тереска. И что потом делать? Взяться за ветку? Распилить её, или рубить сходу, поперёк?
Остервенело, в ярости прямо нечеловеческой расправлялась она с чурбаками. Послеполуденная жара не спадала, топор чувствительно оттягивал руку, некоторые поленья попадались сплошь в сучках, но Тереске все было мало. Она отёрла пот со лба, размазав тёмную полосу грязи, и решила ветку сразу рубить. В голове мелькнула мысль, не пустить ли под топор весь дом, вот тогда бы она уж точно выдохлась. На худой конец изрубить хотя бы дверь или паркетные дощечки. Причём поперёк.
Только поперёк, твердила она себе в каком-то мстительном исступлении. Вдоль и каждый дурак сможет. Только поперёк.
Все, последний чурбак. Ощущая себя лошадью, остановленной на полном скаку, Тереска навалилась на топорище и сумрачным взглядом окинула большую сучковатую ветку. Последняя её надежда. Она снова отёрла пот, убрала прилипшие к лицу волосы, отставила топор и пошла на кухню. Порывшись в шкафчике, вытащила большой мешок со старыми нейлоновыми чулками, которые копились для кузины, вяжущей из них коврики. Выбрав один поцелее, подвязала им волосы, чтоб не мешали, после чего вернулась во двор и с удвоенным остервенением набросилась на сук.
Боковые ветки удалось обрубить без особого труда. Оставшаяся жердь была намного толще и длиннее, метра полтора. Слишком тяжёлая, чтобы расколоть с размаху, насадив на топор, и слишком сырая, чтобы с нескольких ударов разрубить поперёк. Тереска положила жердь одним концом на колоду, другой зажала ногой и изо всех сил рубанула вдоль. Топор прочно увяз.
— Ну погоди, дубина стоеросовая, — с яростью проговорила она, вытаскивая лезвие топора. — Ты меня ещё не знаешь…
Поглощённая битвой с непокорной жердью, олицетворявшей её собственные чувства, Тереска не услышала звонка у калитки, с другой стороны дома. Калитка была открыта, и посетитель — светловолосый и синеглазый юноша с красивым загаром, да и вообще весь из себя красавец, — слегка поколебавшись, толкнул её и вошёл в сад. Ориентируясь на стук топора, он обошёл дом и застыл посреди двора, удивлённый, если не ошеломлённый увиденным.
Взмокшая и красная, вся в щепках и подвальной пыли, с подвязанными старым чулком волосами, в юбке со свисающим подолом, в длинных бальных, когда-то белых, перчатках, Тереска яростно крушила топором жердь, душераздирающе при этом кряхтя и осыпая свою жертву гневными проклятиями. Зрелище было не для слабонервных. Наконец от жерди откололась длинная щепка. Ободрённая успехом, Тереска победоносно распрямилась перед очередной атакой, подняла глаза… и увидела перед собой предмет своих страданий, которого так долго и в таких муках ждала.
Какое-то время они представляли собой застывшую живую картину. Марево, рождённое жарким солнцем. С одной стороны — элегантный красавец, с другой — Тереска, ни дать ни взять жертва катаклизма, а между ними берёзовая колода и груды поленьев.
Гость опомнился первым. С иронической заинтересованностью подняв брови, он перебрался через баррикады и подошёл к окаменевшей Тереске.
— Привет, — сказал он с лёгкой усмешкой. — Как дела? Увлекаешься гимнастикой?
Тереска не сразу поверила своим глазам и своему счастью. Лишь услышав до боли знакомый голос, она убедилась, что это не галлюцинация. А потом впала в какое-то странное состояние. Ноги стали тяжёлыми, как гири, а сердце подскочило к горлу, после чего, наоборот, отяжелела голова, а сердце ушло куда-то в пятки. Пытаясь усмирить выкрутасы своего организма, Тереска оставила несложный вопрос гостя без ответа. Стояла, как статуя, с изуверским топором в руке и с выпученными глазами.
Юноша усмехнулся снисходительно и уже с откровенной иронией.
— Отзовись, — напомнил он. — Может, не узнала меня? Или я не вовремя?
Смысл его слов все ещё не доходил до Терески, но имело ли это значение? Главное — звук любимого голоса. В голове забрезжила мысль о том, что надо вроде бы отозваться, причём сказать что-то светское и непринуждённое.
— Откуда ты взялся? — буркнула она и, чувствуя, что получилось не совсем по-светски, добавила: — Легко сюда добрался?
— Если бы! — насмешливо пожаловался гость и кивнул на груды дров. — Сама видишь, какие препятствия пришлось одолеть.
Только теперь Тереска пришла в себя. Вспомнила, в каком она виде, и едва не сомлела, сообразив, какое ужасающее впечатление произвела на своего ненаглядного гостя. Не так рисовалась ей в мечтах минута долгожданной встречи. Она внутренне ахнула, внезапно осознав всю ответственность момента. Надо немедленно умыться, переодеться, причесаться, куда-то его пригласить, где бы он все это переждал, как-то сгладить первое, мягкое говоря, неприглядное впечатление, подать себя лицом, принять гостя как следует, но первым делом — унять дрожь и клацанье зубов. От непомерности предстоящих задач у Терески голова пошла кругом.
— Идём, — мрачно буркнула она. — Пошли в дом!
Перебравшись через баррикады, она, не оглядываясь, зашагала к чёрному входу, не выпуская из руки зловещий топор. Юноша нерешительно потоптался, а потом двинулся следом, протестуя ей в спину:
— Зачем в дом, давай останемся здесь, такая хорошая погода, ты даже не поздоровалась со мной!
Но Тереска ничего не слышала. Она вошла, не оглядываясь, в дом, взбежала по ступенькам наверх и, только взявшись за ручку двери, внезапно вспомнила, в каком виде она оставила свою комнату.
«Святые угодники», — ахнула она, остолбенев от ужаса, а потом шарахнулась назад и с разбегу наступила каблуком на ногу гостю, следовавшему за ней по пятам. Испустив нечленораздельный вопль, юноша ухватился за пострадавшую конечность, совершая причудливые прыжки, чтобы удержаться на другой. Тереска готова была умереть от конфуза.
— Боже!.. — трагически всхлипнула она. — Прости меня! Откуда я знала, что ты здесь!..
— Ничего страшного, — простонал юноша. — Ты тут ни при чем, ты же меня до сих пор ещё не заметила…
Тереска даже не слышала, что ей говорят. До того ли, если надо срочно что-то предпринять! Чем-то помочь, куда-то усадить… Она лихорадочно заметалась, но как-то без толку, поскольку одна рука у неё была занята топором. Юноша довольно невежливо выдернул локоть, за который она пыталась стащить его вниз по лестнице, и решительно уселся на ступеньку.
— Оставь меня, — сухо сказал он. — Я лучше тут посижу. Подожду, пока ты управишься со своим странным занятием. Не хочется, знаешь ли, попасть ещё и под топор. Надеюсь, ты сможешь выкроить для меня свободную минутку. Только поторопись, у меня мало времени.
