Самоновейшие воспоминания о Чехове - Аверченко Аркадий Тимофеевич (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Как сейчас помню тот светлый для меня день когда я получил этот портрет…
Писатель работал: писал какой-то новый рассказ, но, узнав, что я приехал, моментально отложил работу.
Он очень любил такие неожиданные наезды друзей.
Бывало, сидит и слушает приятеля с каким-то загадочным выражением лица.
И серьезный же был человек — редко услышишь его смех; все больше мрачное настроение… Да оно и не удивительно: страшная болезнь подтачивала организм великого певца сумерек, о чем он знал из слов близких ему людей.
Особенно запомнилось мне одно посещение… Именно то, когда я получил от Чехова портрет с такой я ценной для меня надписью.
Я долго тогда просидел у него… Писатель был в каком-то угнетенном состоянии духа, но долго не отпускал меня, и когда я собирался уходить, — все упрашивал: «Посидите еще пять минуточек». Однако вместо пяти минуточек мы провели в задушевной беседе несколько часов.
Тут же, помню, я дал ему сюжет его знаменитого «Дама с собачкой»…
Маленькая подробность, на стене висел двусмысленно составленный плакат: «Просят не курить».
Я говорю «двусмысленно составленный», потому что все-таки было не ясно: можно в конце концов курить, или нет?
Поэтому, я несколько раз вынимал папиросу, но Чехов всегда в шутливой форме указывал на плакат, и я поспешно бросал окурок.
Мы долго потом смеялись над моей рассеянностью.
Вообще, в пылу разговора Чехов совершенно забывал, где он и что с ним.
Он был способен в задушевной беседе повести собеседника на мезонин, потащить его в сарай и даже очутиться в конце концов на сеновале, как это и было однажды…
И вот — милая чеховская шутливость: на сеновале он вдруг, среди разговора, так зарылся в сено, что я насилу его нашел.
И так он мог шутить среди тяжелого «нудного», как он любил говорить, настроения, среди приступов жесточайшего кашля.
В это посещение я прожил у дорогого друга три дня, из которых большую часть провел у его постели (он тогда занемог и слег)…
И эта шутка с сеном была его лебединой песней. При моих последующих посещениях он уже не шутил, a угрюмо молчал, еле отвечая на вопросы…
Болезнь делала свое дело…
И, вообще, я нахожу все слова о его жизнерадостности сильно преувеличенными. Я иногда по целым неделям не расставался с ним, и уж изучить-то характер покойного певца русских сумерек мог основательно…
Спи, дорогой друг… Там — свидимся.
