Оскорбление нравственности - Шарп Том (читать книги онлайн txt) 📗

— Например, строки «И несомненно, что добро родится как-то из воды и грязи» ясно указывают на стремление поэта ввести юнговскую концепцию камня и его первородства как первичной материи — prima materia, — никак в то же время не уводя внимания читателя от несерьезного, юмористического тона поэмы.

Они дошли до огромной сточной трубы, и Мальпурго помог комманданту перенести через нее его ведерко. Явная тревога, с какой он среагировал на первоначальное знакомство с коммандантом, уступила у него место нервной говорливости в ответ на дружелюбный интерес со стороны комманданта, пусть даже и не окрашенный пониманием.

— Несомненно, это мотив индивидуализации, — продолжал рассуждать Мальпурго, пока они поднимались по дорожке от реки к гостинице. — На это явно указывают такие образы и сравнения, как «райские личинки», [33] «неувядающие мотыльки», [34] а также строка «И никогда не умирающий червяк».

— Да, наверное, — согласился коммандант уже в вестибюле гостиницы, и они расстались. Ван Хеерден шел по коридору в свой номер «6 — Промывка кишок» в приподнятом настроении. Ему удалось провести послеобеденные часы действительно по-английски — за рыбной ловлей и интеллектуальной беседой. Начало отпуска оказалось удачным, в какой-то мере оно даже компенсировало разочарование, испытанное коммандантом при первом знакомстве с гостиницей. По этому случаю коммандант решил принять перед ужином ванну. Некоторое время он потратил в безуспешных поисках ванной комнаты, но в конце концов вернулся к себе в номер и умылся над раковиной, явно предназначенной — судя по ее внешнему виду — для этой самой цели и вряд ли использовавшейся для чего-либо другого. Как и предупреждал его старик, вода в кране, обозначенном: «Хол.», оказалась горячей. Коммандант попробовал другой кран, но вода и там была такой же горячей. Коммандант побрызгал на себя теплой водой из какой-то кишки, слишком толстой для того, чтобы ее можно было использовать для клизмы. Запах от воды, однако, шел весьма странный. Умывшись подобным образом, коммандант уселся на кровать и прочел главу из «Берри и компания», благо до ужина еще оставалось время. Но ему не удалось полностью сосредоточиться на чтении. Как бы он ни садился, ему все время было видно собственное размытое отражение в зеркале платяного шкафа, и это создавало ощущение, будто в комнате постоянно присутствует кто-то еще. Чтобы избавиться от этого принудительного самосозерцания, коммандант улегся на кровать и попробовал разобраться, что же именно втолковывал ему Мальпурго. Во время разговора он не понял ничего, сейчас ясности было еще меньше, однако у него в голове непрерывно крутилась строчка «И никогда не умирающий червяк». Он вспомнил, что червяка можно разрезать пополам, и каждая из половинок начнет жить самостоятельной жизнью. В это было трудно поверить: но вдруг, подумалось комманданту, если один конец червяка окажется смертельно болен, то другой сумеет как-то отсоединиться от первого, от его смерти и сможет жить дальше. Возможно, что-то подобное имеют в виду, когда употребляют слово «терминальный». [35] Он никогда не мог понять смысла этого слова. Надо будет спросить Мальпурго, сразу видно, что тот — человек образованный.

Но когда он спустился в «Насосную» на ужин, Мальпурго там не было. Единственными компаньонами комманданта оказались две пожилые леди, сидевшие в дальнем углу комнаты. Поскольку из-за журчания фонтана разобрать их перешептывание было совершенно невозможно, коммандант поужинал, можно считать, в тишине и теперь просто сидел, наблюдая за тем, как за Аардваркбергом темнело небо. Завтра он обязательно разыщет адрес Хиткоут-Килкуунов и даст им знать, что приехал.

В семидесяти милях от Веезена, в Пьембурге, вечер, не обещавший, казалось, никаких происшествий, ближе к полуночи стал неожиданно бурным. Начиная с половины двенадцатого, город с интервалами в несколько минут друг между другом потрясли двенадцать мощных взрывов. Тот факт, что все они произошли в стратегически важных местах, полностью подтверждал мнение лейтенанта Веркрампа о существовании в городе хорошо организованной и законспирированной сети подрывных элементов. После того как горизонт озарил взрыв последней из подложенных бомб, Пьембург еще глубже погрузился в тот мрак забвения, который, собственно, и придавал ему известность. [36] Теперь он лишился электричества, телефонной связи и радио. Благодаря рвению секретных агентов Веркрампа прекратились шоссейные и железнодорожные связи с внешним миром. И без того тонкие нити, соединявшие столицу с XX веком, оборвались полностью.

С крыши здания полицейского управления, по которой прогуливался, дыша воздухом, Веркрамп, зрелище этого преображения показалось ему захватывающим. Только что Пьембург еще представлял собой скопление ярких неоновых огней и паутину освещенных улиц, и вдруг в одно мгновение весь город погрузился в полную, кромешную темноту и стал неотличим от окружавших его холмов Зулулэнда. Неразличима стала и телевизионная башня, всегда заметно выделявшаяся на фоне окружающего пейзажа. Веркрамп поспешно направился с крыши вниз, в камеры, где единственные в городе люди, которые могли бы порадоваться перебою с электричеством, все еще продолжали в темноте получать удары током от приводимых в действие вручную генераторов. Утешением для добровольцев было разве что отсутствие теперь изображений обнаженных черных женщин, поскольку диапроекторы тоже не работали.

В обстановке всеобщей паники только лейтенант Веркрамп сохранял удивительное спокойствие.

— Все в порядке, — прокричал он. — Волноваться не из-за чего. Продолжайте эксперимент, используйте обычные фотографии. — Веркрамп ходил от одной камеры к другой, раздавая фонари, которые он заранее приготовил, по-видимому, предполагая нечто подобное. Сержант Брейтенбах, как всегда, не разделял его спокойствия.

— Вам не кажется, что важнее было бы разобраться, почему отключилось электричество? — спросил сержант. — Мне послышалось, что было довольно много взрывов.

— Двенадцать, — многозначительно сказал Веркрамп. — Я их пересчитал.

— Двенадцать мощнейших взрывов среди ночи, и вас это никак не волнует? — спросил пораженный сержант. Нет, лейтенанта Веркрампа это не волновало.

— Я уже давно ожидал чего-то в этом роде, — честно сказал он.

— Чего ожидали?

— Того, что саботажники снова возьмутся за свое дело, — ответил лейтенант и направился вниз к себе в кабинет. За ним поспешал сержант Брейтенбах, все еще пребывавший во мраке и в прямом и в переносном смысле. Когда сержант добрался до кабинета комманданта, лейтенант при свете аварийной лампы просматривал какой-то список. До сержанта внезапно дошло, что по непонятной ему пока причине Веркрамп оказался поразительно подготовлен к кризису, захватившему весь остальной город врасплох.

— Немедленно задержать всех, кто указан в этом списке, — приказал ему Веркрамп.

— Вы не собираетесь вначале выяснить, что все-таки произошло? — спросил сержант Брейтенбах. — Вы же даже не знаете, действительно ли эти взрывы были вызваны бомбами.

Лейтенант Веркрамп жестко посмотрел на него.

— У меня достаточно опыта борьбы против саботажников, чтобы суметь распознать взрыв бомбы, когда я его слышу, — ответил он. Сержант Брейтенбах решил, что лучше не спорить. Вместо этого он пробежал список, который вручил ему Веркрамп, и пришел в ужас от увиденного. Если Веркрамп был прав и нормальная жизнь в городе действительно была нарушена взрывами бомб, то последствия этого для общественной жизни в Пьембурге не шли бы ни в какое сравнение с тем хаосом, который мог бы последовать за арестом перечисленных в списке лиц. Священники, члены муниципалитета, управляющие банками, юристы, даже сам мэр города — все они, похоже, находились у лейтенанта Веркрампа под подозрением. Сержант Брейтенбах поспешно положил список на стол. Он не хотел иметь с подобными делами ничего общего.