Брачный сезон - Вудхаус Пэлем Грэнвил (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
– И вы не читали «Мервин Кин, клубный завсегдатай»?
– Нет, как-то не довелось. Хорошая вещь?
– Изумительная!
– Надо будет занести в мой библиотечный список.
– Вы уверены, что не читали этого романа?
– Совершенно! Я вообще, честно сказать, стараюсь от сочинений миссис Бинго держаться подальше. А что?
– Такое поразительное совпадение… Рассказать вам, что случилось с Мервином Кином?
– Давайте.
Она проглотила комок в горле. И только после этого тихим, до дрожи прочувствованным голосом стала рассказывать:
– Он был молод, богат и хорош собой, служил офицером в Колдстримском гвардейском полку, и все, кто его знал, перед ним преклонялись. Люди завидовали ему.
– Еще бы. Такой счастливчик.
– Но на самом деле завидовать ему не стоило. В его жизни была трагедия. Он любил Синтию Грэй, самую красивую девушку в Лондоне, но, когда он уже совсем собрался объявить ей о своих чувствах, оказалось, что она помолвлена с сэром Гектором Молверером, полярным исследователем.
– Отчаянный народ эти полярники. Их надо остерегаться, как коршунов. Ну, и понятно, он тогда воздержался открывать свои чувства? Решил, что лучше промолчать, так?
– Так. Он ни словом не обмолвился о своей любви. Но втайне продолжал Синтию боготворить, веселый и бодрый с виду, но снедаемый непрестанной болью изнутри. И вот однажды ночью к нему является ее брат Лайонел, повеса, попавший в дурную компанию, и признается, что совершил тяжкое преступление и ему грозит арест, если Мервин его не спасет, взяв вину на себя. И разумеется. Мервин согласился.
– Ну, и дурак! Зачем?
– Ради Синтии. Чтобы спасти ее брата от тюрьмы и бесчестия.
– Но его же тогда самого бы упекли! Это он, стало быть, из виду упустил?
– Нет. Мервин отлично понимал, что его ждет. Но он признался в преступлении и пошел в тюрьму. Когда, седой и разбитый, он вышел на волю, оказалось, что Синтия вышла за сэра Гектора, и тогда он отправился в Южные моря и стал вести жизнь бродяги. Время шло. И вот однажды Синтия и ее муж прибыли по дороге в экспедицию на тот самый остров, где он жил, и остановились в губернаторском доме. Мервин увидел ее, когда она проезжала мимо в коляске, и она была по-прежнему прекрасна, их взоры встретились, но она его, естественно, не узнала, у него была борода и лицо изменилось, так как, чтобы забыть свою любовь, он несся по жизни галопом навстречу гибели.
Я вспомнил шутку в какой-то газете, что теперь навстречу гибели незачем нестись галопом, достаточно медленно и задумчиво перейти через улицу, на которой большое движение. Но решил не рассказывать, а придержать до более благоприятного раза.
– Он узнал, что на следующее утро она уезжает, а у него не было ничего на память о ней, и он залез ночью в губернаторский дом и похитил с ее туалетного столика розу, которая в тот вечер была у нее в волосах. А Синтия застала его там и, конечно, была очень расстроена, когда узнала его.
– На этот раз она его узнала?Он, значит, бороду сбрил?
– Нет, борода у него осталась, но Синтия узнала его, когда он назвал ее по имени, и там идет очень сильная сцена: он рассказывает ей, что любил ее всю жизнь и пробрался сюда, чтобы похитить ее розу, а она рассказывает, что ее брат умер и на смертном одре покаялся в совершении того преступления, за которое заключили в тюрьму Мервина. И тут входит сэр Гектор.
– Неплохо закручено.
– Он, конечно, подумал, что Мервин – грабитель, и выстрелил в него, и Мервин умирает с розой в руке. Звук выстрела разбудил всех в доме, вбегает губернатор и спрашивает: «Что-нибудь пропало?» А Синтия отвечает тихим, еле слышным голосом: «Только одна роза». Так закончилась жизнь Мервина Кина, клубного завсегдатая.
Мне, конечно, было трудно прямо с ходу сообразить, как правильнее по этому поводу высказаться. В конце концов я произнес «О!» и «А!», но сам чувствовал, что это еще не совсем то. Потому что я как-то слегка опешил. Я, конечно, знал, в общем и целом, что миссис Бинго сочиняет самую немыслимую белиберду на свете – даже Бинго всегда старается переменить тему, когда разговор заходит о творчестве его благоверной, – но что она способна создать такое, этого я даже и представить не мог.
Но злодейка Бассет тут же отвлекла мои мысли от литературной критики. Она снова уставилась на меня глазами-блюдцами, в которых еще заметнее прежнего дрожала светлая слеза.
– О, Берти, – едва уловил я голос, тихий и еле слышный, как у Синтии, – мне следовало давным-давно подарить вам свою карточку. Это мой промах. Но я опасалась, что она будет вам слишком болезненным и горестным напоминанием обо всем том, чего вы лишились. Теперь я вижу, что ошибалась. Это оказалось выше ваших сил. Вы должны были раздобыть ее любой ценой. Поэтому вы проникли в дом, как Мервин Кин, и выкрали мою фотографию.
– Что-о?
– Да, Берти. К чему притворство между нами? Не думайте, пожалуйста, что я сержусь. Я глубоко тронута, глубже, чем можно выразить словами, и мне очень, очень грустно. Как печальна жизнь!
Тут я был с ней вполне согласен.
– Факт, – сказал я ей.
– Вы видели мою подругу Хильду Гаджен. Вот еще одна трагедия. Счастье всей ее жизни рухнуло из-за ссоры с любимым человеком по имени Харолд Анструтер. Они играли в смешанных парах на теннисном турнире, и он – так она говорит, а я не очень хорошо разбираюсь в теннисе, – он все время захватывал игру, то есть, как я поняла, когда мяч шел на ее сторону и она собиралась ударить, перебегал через корт и бил по мячу сам, и это ее безумно злило. Она сделала ему замечание, а он повел себя крайне грубо – обозвал ее раззявой и сказал, что пусть она все предоставит ему, ну, и она немедленно по окончании игры расторгла помолвку. Теперь она несчастна, и сердце у нее разбито.
Мне, надо сказать, она не показалась такой уж несчастной. Вот и теперь, – едва Бассет договорила, как снаружи донеслось оглушительное пение, и я узнал голос атлетической подруги. Исполнялась известная песня «Ай да я, ай да я!», и впечатление было такое, словно слышишь пароходный гудок. Вслед за песней ворвалась и сама исполнительница. Она так сияла, что я ничего подобного в жизни не видел. Если бы не белый лохматый песик под мышкой, я бы просто не узнал в ней недавнюю унылую деву.
– Ау, Мадлен! – возгласила она. – Ты знаешь, что я нашла на столе с завтраком? Покаянное письмо от сердечного друга, представь себе. Он безоговорочно капитулирует. Говорит, что обозвать меня раззявой было с его стороны чистым безумием. Что он никогда себе этого не простит, но, может быть, я его прощу? И на это у меня уже готов ответ: я прощу его послезавтра, но не раньше, потому что тут нужна строгость.
– О, Хильда! Я так рада!
– Я и сама вполне довольна. Душка Харолд. Лучший из мужчин. Хотя, естественно, нуждается, чтобы ему время от времени указывали его место и учили уму-разуму. Но нечего мне болтать про Харолда. Я не за этим пришла. Там у крыльца какой-то малый в автомобиле хочет тебя видеть.
– Меня?
– Так он говорит. Фамилия – Перебрайт.
Мадлен обратилась ко мне:
– Берти, это, наверно, ваш приятель Клод Перебрайт. Что ему, интересно, надо? Пойду выясню. – Она оглянулась на подругу и, увидев, что та уже вышла обратно в сад, не иначе как затем, чтобы научить уму-разуму садовника подскочила ко мне и пожала мне руку.
– Будьте мужественны, Берти, – произнесла она тихо и высокопарно. – Настанет день, в вашу жизнь войдет другая девушка, и вы еще будете счастливы. Когда-нибудь, состарившиеся и поседевшие, мы с вами будем с улыбкой вспоминать все это… но, я думаю, пряча за улыбкой слезу.
И – шасть в сад. А я остался, и на душе у меня было кисло. Я услышал, как атлетическая барышня в саду говорит садовнику, что он может безбоязненно и дальше стоять, опираясь на лопату, – черенок не сломается. А потом она снова вошла в комнату и сразу же самым неприятно-фамильярным образом шлепнула меня с размаху по спине, сердечно присовокупив:
– Привет, Вустер, старичок!
