Ваша взяла, Дживс - Вудхаус Пэлем Грэнвил (книги онлайн полные версии TXT) 📗

– Фитц-Ноттла.

– Финк-Ноттла.

– Вот я и говорю, Финк-Ноттла.

– Давно бы так, старый осел, – добродушно сказал Гасси. – Ладно, валяй дальше.

Он закрыл глаза и снова принялся укладывать ногу на ногу.

По-моему, эта маленькая стычка немного смутила бородача. Он постоял с минуту, теребя дрожащими пальцами растительность у себя на подбородке. Но, видно, директора школ – ребята не робкого десятка. Бородач быстро оклемался и снова пошел чесать как по писаному:

– Мы все счастливы приветствовать гостя, почтившего своим присутствием наше скромное торжество. Позвольте представить вам мистера Финк-Ноттла, который любезно согласился принять участие в церемонии раздачи призов. Эта почетная обязанность, как вы знаете, была возложена на уважаемого и всеми любимого видного деятеля попечительского совета преподобного Уильяма Пломера, и все мы, с уверенностью заявляю, глубоко сожалеем, что болезнь в последний момент помешала ему присутствовать здесь сегодня. Но если мне будет позволено позаимствовать известный афоризм, то я вам напомню: «Нет худа без добра».

Он умолк и лучезарно улыбнулся, желая показать, что это была шутка. Но не тут-то было. Зря стараешься – вот что я сразу мог бы сказать бородачу. В зале ни смешка. Правда, булочник наклонился ко мне и тихонько спросил: «Чегой-то он?» Вот и все.

Да, приятного мало – ты ждешь, что публика будет смеяться и рукоплескать, а в ответ гробовая тишина. Бородач заметно скис. Однако он бы, наверное, снова вышел сухим из воды, если бы на свою беду не потревожил Гасси.

– Иными словами, хоть мы и лишились мистера Пломера, зато приобрели мистера Финк-Ноттла. Уверен, что имя мистера Финк-Ноттла – одно из тех славных имен, которые не нуждаются в представлении. Оно, смею выразить уверенность, всем нам знакомо…

– Кроме тебя, – ввернул Гасси.

В следующую минуту я понял, как прав был Дживс, назвав смех Гасси оглушительным. Оглушительный – вот mot juste. Гасси буквально взорвался хохотом, как баллон с газом.

– Ты его, похоже, слыхом не слыхивал, что? – сказал Гасси. Произнеся «что?», он, видимо, вспомнил, как бородач окрестил его мистером Чтоттлом, и раз пятнадцать кряду, забирая все выше, проорал: «Чтоттл!»

– Ладно, валяй дальше, осел, – заключил он.

Но бородач, видимо, себя исчерпал. Выдохся наконец. Я за ним внимательно наблюдал, и мне было ясно, что он не знает, как поступить. Я так четко представлял себе, о чем он думает, будто он сам нашептал мне это на ухо. Ему до смерти хотелось сесть на свое место и умыть руки, но одна мысль заставляла его держать паузу – если он сядет, то надо или выпустить Гасси на волю, то есть дать ему слово, или считать, что тот уже произнес свой спич, и перейти прямо к раздаче призов.

Конечно, задача хитрая, экспромтом ее не решить. На днях я читал в газете о деятелях, которые пытаются расщепить атом. Суть в том, что они даже отдаленно не представляют себе, что их ждет, если они его расщепят. Возможно, все сойдет им с рук. Но, с другой стороны, может и не сойти. Довольно глупо расщепить атом и при этом самому вместе со своим домом взлететь на воздух, расщепившись на мелкие атомы.

Примерно в таком же положении пребывал и бородач. Не знаю, была ли ему известна вся подоплека происходящего, но, очевидно, к этому времени он уже догадался, что здорово влип. Пробы показали, что Гасси предпочитает свой собственный стиль ведения торжественной церемонии. Его реплики по ходу не оставляли сомнений для проницательного наблюдателя, что на сцене сидит пьяный в стельку субъект и, если дать ему слово, он пойдет нетрадиционным путем и, скорее всего, внесет эпохальные перемены в избитую процедуру вручения призов.

С другой стороны, если сковать инициативу этого субъекта, накинуть, так сказать, на него смирительную рубаху, к чему это приведет? Торжественное мероприятие окажется урезанным почти на полчаса.

Да, сложная задача, и не знаю, к какому решению пришел бы бородатый, будь он предоставлен самому себе. Вероятно, предпочел бы более безопасный вариант. Однако он был лишен права выбора, так как в этот момент Гасси потянулся, зевнул, включил на лице лучезарную улыбку, встал и взял курс на рампу.

– Речь, – радостно сообщил он, заложив большие пальцы за вырезы жилета под мышками, и стал терпеливо ждать, когда смолкнут аплодисменты.

А смолкли они не сразу, ибо публика принимала Гасси «на ура». Думаю, не так уж часто ученикам классической школы в Маркет-Снодсбери удавалось встретить человека, настолько проникшегося духом демократии, что ему ничего не стоило назвать их директора старым ослом, поэтому они не скупились в выражении своих чувств. Им было плевать, что Гасси лыка не вяжет, для них он стал героем.

– Мальчики, – начал Гасси, – в смысле леди, джентльмены и мальчики, я не хотел бы злоупотреблять вниманием почтеннейшей аудитории, однако, пользуясь случаем, чувствую себя обязанным сказать несколько благоприятных слов. Леди!… И мальчики, и джентльмены… мы все с большим интересом прослушали выступление нашего друга, который сегодня утром забыл побриться. Я не знаю его имени, но ведь и он моего не знал…Фитц-Чтоттл, по-моему, чушь, совершенный бред… Так что мы с ним почти что квиты… И мы все страшно огорчены, что преподобный – как-его-там – умирает, потому что у него аденоиды, но, в конечном счете, никуда не денешься: сегодня ты жив, а завтра – коньки отбросил, и всякая плоть – трава [29] и чего-то там еще, но это совсем не то, что я хочу вам сказать. А хочу я вам сказать вот что… я говорю это с полной уверенностью, не боясь, что меня могут опровергнуть… Говорю, я счастлив, что я здесь, пользуясь благоприятной возможностью, и для меня несказанное удовольствие наградить вас призами в виде хорошеньких книжек, они выложены здесь, на столе. Как сказал Шекспир, в книгах – поученья, а в бегущих ручьях – каменья [30] или, может, наоборот. Короче, все это яйца выеденного не стоит.

Выступление Гасси произвело на аудиторию самое благоприятное впечатление, что меня совсем не удивило. Правда, я не всегда улавливал его мысль, но и ежу понятно, что речь Гасси – плод зрелого мастерства. Меня потрясло, что курс алкогольной терапии, пусть даже не совсем удачной, сделал из такого косноязычного придурка, как Гасси, заправского оратора.

Любой член парламента скажет вам то же самое: хочешь покорить аудиторию – первым делом пропусти стаканчик-другой. Пока хорошенько не приложишься к бутылке, не надейся овладеть вниманием публики.

– Джентльмены, – произнес Гасси, – то есть леди и джентльмены и, конечно, мальчики тоже, как прекрасен мир. Прекрасен и полон счастья, откуда на него ни посмотри. Позвольте рассказать вам маленькую историю. Два ирландца, Пэт и Майк, гуляли по Бродвею, и один говорит другому: «Гром и молния! Тише едешь – дальше будешь», а другой отвечает: «Тысяча чертей! Образование сокращает нам опыты быстротекущей жизни».

Не буду скрывать, более нелепой истории в жизни не слыхивал, и меня поразило, что Дживс счел возможным вставить подобную чушь в Гассину речь. Но когда я потом начал отчитывать Дживса, он объяснил, что Гасси в корне изменил фабулу, и мне все стало ясно.

Однако вышеизложенная версия вызвала в зале радостный смех, из чего вы поймете, что Гасси стал настоящим любимцем масс. Вероятно, бородачу, а также определенному кругу лиц во втором ряду хотелось, чтобы Гасси угомонился и сел на место, однако аудитория стояла за него горой.

Раздались аплодисменты, голос из зала крикнул: «Браво! Браво!»

– Да, – сказал Гасси, – мир прекрасен. Небо голубеет, птички поют, и все радуются. А почему нам не радоваться, мальчики, и леди, и джентльмены? Я счастлив, вы счастливы, мы все счастливы. Счастлив даже кретин ирландец, который гуляет по Бродвею. Хотя, кажется, их там было двое – Пэт и Майк, один спешил, другой смешил. Мальчики, я хочу, чтобы вы по моей команде прокричали троекратное «ура» этому прекрасному миру. Давайте все вместе.