До третьих петухов - Шукшин Василий Макарович (читаем книги онлайн TXT) 📗
— Затем, что нечего меня на арапа брать. Он, видите ли, будет тут глазами вращать! Вращай, когда у тебя батальон усатых будет — тогда вращай. А счас нечего.
— Нет, ну он же вовсю хамит! — чуть не плача сказала первая голова — Ну как же?
— Заплачь, заплачь, — жестко сказал Иван. — А мы посмеемся. В усы.
— Хватит тянуть, — сказала вторая голова.
— Да, хватит тянуть, — поддакнул Иван. — Чего тянуть-то? Хватит тянуть.
— О-о! — изумилась третья голова. — Ничего себе!
— Ага! — опять дурашливо поддакнул Иван. — Во, даеть Ванька! Споем?
— И Ванька запел:
Горыныч, хором:
— Оп — тирдарпупия! — допел Ванька. И стало тихо. И долго было тихо.
— А романсы умеешь? — спросил Горыныч.
— Какие романсы?
— Старинные.
— Сколько угодно… Ты что, романсы любишь? Изволь, батюшка, я тебе их нанизаю сколько хоть. Завалю романсами. Например:
А? Романс!.. — Ванька почуял некую перемену в Горыныче, подошел к нему и похлопал одну голову по щеке. — Мх, ты… свирепый. Свирепунчик ты мой.
— Не ерничай, — сказал Горыныч. — А то откушу руку.
Ванька отдернул руку.
— Ну, ну, ну, — молвил он мирно, — кто же так с мастером разговаривает? Возьму вот и не буду петь.
— Будешь, — оказала голова Горыныча, которую Иван приголубил. — Я тебе возьму и голову откушу.
Две другие головы громко засмеялись. И Иван тоже мелко и невесело посмеялся.
— Тогда-то уж я и вовсе не спою — нечем. Чем же я петь-то буду?
— Филе, — сказала голова, которая давеча говорила «лангет». Это была самая глупая голова.
— А тебе бы все жрать! — обозлился на нее Иван. — Все бы ей жрать!.. Живоглотка какая-то.
— Ванюшка, не фордыбачь, — сказала Баба-Яга. — Пой.
— Пой, — сказала и дочь, — Разговорился. Есть слух — пой.
— Пой, — велела первая голова. — И вы тоже пойте.
— Кто? — не поняла Баба-Яга. — Мы?
— Вы. Пойте.
— Может быть, я лучше одна? — вякнула дочь; ее не устраивало, что она будет подпевать Ивану.
— С мужиком петь… ты меня извини, но…
— Три, четыре, — спокойно сказал Горыныч. — Начали.
запел Иван, Баба-Яга с дочкой подхватили:
Невыразительные круглые глазки Горыныча увлажнились: как всякий деспот, он был слезлив.
— Дальше, — тихо сказал он.
— пел дальше Иван, —
И Иван с чувством повторил еще раз, один:
— Как ты живешь, Иван? — спросил растроганный Горыныч,
— В каком смысле? — не понял тот.
— Изба хорошая?
— А-а. Я счас в библиотеке живу, вместе со всеми.
— Хочешь отдельную избу?
— Нет. Зачем она мне?
— Дальше.
— повел дальше Иван, —
— Это не надо, — сказал Горыпыч. — Пропусти.
— Как же? — не понял Иван.
— Пропусти.
— Горыныч, так нельзя, — заулыбался Иван, — из песни слова не выкинешь,
Горыныч молча смотрел на Ивана; опять воцарилась эта нехорошая тишина.
— Но ведь без этого же нет песни! — занервничал Иван. — Ну? Песни-то нету!
— Есть песня, — сказал Горыныч.
— Да как же есть? Как же есть-то?!
— Есть песня. Даже лучше — лаконичнее.
— Ну ты смотри, что они делают! — Иван даже хлопнул в изумлении себя по ляжкам. — Что хотят, то и делают! Нет песни без этого, нет песни без этого, нет песни!.. Не буду петь лаконично. Все.
— Ванюшка, — сказала Баба-Яга, — не супротивничай.
— Пошла ты!.. — вконец обозлился Иван. — Сами пойте. А я не буду. В гробу я вас всех видел! Я вас сам всех сожру! С усами вместе. А эти три тыквы… я их тоже буду немножко жарить…
— Господи, сколько надо терпения, — вздохнула первая голова Горыныча. — Сколько надо сил потратить, нервов… пока их научишь. Ни воспитания, ни образования…
— Насчет «немножко жарить» — это он хорошо сказал, — молвила вторая голова. — А?
— На какие усы ты все время намекаешь? — спросила Ивана третья голова. — Весь вечер сегодня слышу: усы, усы… У кого усы?
— А па-арень улыбается в пшеничные усы, — шутливо спела первая голова. — Как там дальше про Хаз-бу-лата?
— Она мне отдалась, — отчетливо сказал Иван. Опять сделалось тихо.
— Это грубо, Иван, — сказала первая голова. — Это дурная эстетика. Ты же в библиотеке живешь… как ты можешь? У вас же там славные ребята. Где ты набрался этой сексуальности? У вас там, я знаю, Бедная Лиза… прекрасная девушка, я отца ее знал… Она невеста твоя?
— Кто? Лизка? Еще чего!
— Как же? Она тебя ждет.
— Пусть ждет — не дождется.
— Мда-а… Фрукт, — сказала третья голова. А голова, которая все время к жратве клонила, возразила:
— Нет, не фрукт, — сказала она серьезно. — Какой же фрукт? Уж во всяком случае — лангет. Возможно даже — шашлык.
— Как там дальше-то? — вспомнила первая голова. — С Хаз-булатом-то.
— Он его убил, — покорно сказал Иван.
— Кого?
— Хаз-булата.
— Кто убил?
— М-м… — Иван мучительно сморщился. — Молодой любовник убил Хаз-булата. Заканчивается песня так: «Голова старика покатилась на луг».
— Это тоже не надо. Это жестокость, — сказала голова.
— А как надо?
Голова подумала.
— Они помирились. Он ему отдал коня, седло — и они пошли домой. На какой полке ты там сидишь, в библиотеке-то?
— На самой верхней… Рядом с Ильей и донским Атаманом.
— О-о! — удивились все в один голос.
— Понятно, — сказала самая умная голова Горыныча, первая.
— От этих дураков только и наберешься… А зачем ты к Мудрецу идешь?
— За справкой.
— За какой справкой?
— Что я умный.
Три головы Горыныча дружно громко засмеялись. Баба-Яга и дочь тоже подхихикнули.
— А плясать умеешь? — спросила умная голова.
— Умею, — ответил Иван. — Но не буду.
— Он, по-моему, и коттеджики умеет рубить, — встряла Баба-Яга. — Я подняла эту тему…
— Ти-хо! — рявкнули все три головы Горыныча. — Мы никому больше слова не давали!
— Батюшки мои, — шепотом сказала Баба-Яга. — Сказать ничего нельзя!
— Нельзя! — тоже рявкнула дочь, И тоже на Бабу-Ягу. — Базар какой-то!
— Спляши, Ваня, — тихо и ласково сказала самая умная голова.
— Не буду плясать, — уперся Иван.
Голова подумала:
— Ты идешь за справкой… — сказала она. — Так?
— Ну? За справкой.
— В справке будет написано: «Дана Ивану… в том, что он — умный». Верно? И — печать.
— Ну?
— А ты не дойдешь. — Умная голова спокойно смотрела на Ивана. — Справки не будет.
