Сезон одиноких Снегурочек (Снежное сердце) - Климова Юлия (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
– Представляю, как вы от этого страдаете.
– Да уж, тяжело быть в разлуке с любимой рубашкой.
– А может, вы меня отпустите?
– Плохая идея, – в его глазах запрыгали чертики.
– Отчего же?
– Бутерброд еще не надумала?
– Давайте бутерброд и давайте вино – гулять так гулять.
– С сыром или мясом?
– С сыром.
Он подошел к ней. В одной руке – бокал, в другой – маленькая тарелка.
– Приятного аппетита.
– Спасибо. Так как насчет того, чтобы меня отпустить? Долг я вам верну…
– Нет.
Взяв бутерброд и бокал, Таня чуть приподняла голову и посмотрела в глаза Павлу.
– А я вот не верю, что теперь вы сможете подать на меня в суд. Мы же с вами практически родные люди – я для вас выпрыгиваю из торта, а вы меня возите по городам России и угощаете дорогим вином.
– Иногда я совершаю поступки, которыми нельзя гордиться, и кто знает, что я сделаю, если однажды ты не выйдешь на работу.
– Хотите меня испугать?
– Нет, пытаюсь объяснить, насколько я дорожу такой секретаршей, как ты.
Развернувшись, он подошел к столику и взял свой бокал с вином. Ни к чему слишком долго задерживаться рядом с ней. Ни к чему.
Сделав несколько глотков, Павел в подробностях вспомнил застолье в ресторане «Добрый Ганс»: шуточки друзей, подставку с тортом, музыку, яркие выстрелы фейерверка… «Послушай, все в твоих руках… и даже я».
– Вы сейчас на меня смотрите так же, как на мальчишнике, когда я танцевала, – с вызовом сказала Таня. Дотронулась губами до тонкого края бокала, вдохнула аромат темного винограда и прищурилась.
– Ничего удивительного, – спокойно ответил Павел, – я думаю о том же.
– Мне все же надо было взять с собой костюм Снегурочки, – она засмеялась и положила бутерброд на угол письменного стола.
– Неужели ты не взяла?
– Представьте себе – нет.
– Не могу поверить, – он сдержал улыбку. – А я-то надеялся…
– Мечтать не вредно.
Как же ему нравится обмениваться с ней репликами – танец слов и острая правда желаний. Как же хорошо, когда она рядом…
– Ты не будешь против, если я закурю?
– Курите.
Павел подошел к окну, поставил на подоконник пепельницу, отдернул штору, открыл створку и впустил в комнату зимний вечер. Воздух задрожал и стал более легким и холодным.
– Отойди в сторону, а то простынешь, – мягко сказал он, вынимая из кармана пачку.
– Ничего… – коротко ответила Таня, оставаясь на месте.
Щелчок зажигалки, и сигаретный дым потянулся к окну. Звенящая тишина метнулась вправо, влево, подлетела к потолку, а потом ухнула вниз, выпуская на свободу тайные чувства…
Они стоят рядом. Совсем близко. И взгляды скользят в одну точку – в точку встречи, и надо уже что-то сказать, но не получается…
– Спасибо, что ты поехала со мной, – произнес Павел и затушил сигарету.
– Не за что… – ответила Таня и, увеличивая между ними расстояние, сделала шаг назад.
Спина коснулась стены… Хочется убежать и еще больше хочется остаться. Невозможно так долго обманывать себя, невозможно так долго делать вид, что ничего не происходит, – она знает, она чувствует, она живет, она любит… ЛЮБИТ.
Резко закрыв окно, Павел повернулся к Тане лицом. «Только не убегай – останься…» До нее один метр и долгие километры судьбы, до нее запретное «да» и липкое «нет»… Он зарекался, но… но невозможно так долго обманывать себя, невозможно так долго делать вид, что ничего не происходит, – он знает, он чувствует, он живет, он любит… ЛЮБИТ.
Павел медленно подошел к ней, прижал к стене. Щека коснулась щеки, дыхание стало тяжелым и глубоким.
У Тани защипало в глазах, предательски онемели ноги, а в груди стало горячо и больно. Она подняла голову, и его губы тут же коснулись ее губ.
«Останусь… останусь… останусь… – застучало в висках, а потом появилось другое слово, и это слово ужалило, как оса: – Задольская… Задольская… Задольская».
Оттолкнув Павла, Таня со стуком поставила бокал на подоконник, бросилась к двери, зацепила мыском туфли передвижной столик – тарелки звякнули – и вылетела в коридор. Секунды – и она у себя в номере.
Щелк-щелк – замок. Бух-бух – сердце. И слезы по щекам.
Он негодяй, конечно же, негодяй! Все видит, все понимает и пользуется ее смятением! Таня пнула ногой тумбу и всхлипнула. Привык получать то, что ему хочется, расставил ловушки, заманил и теперь наверняка радуется своей подлой победе! Как же обидно, как же обидно… Она была такой сильной, уверенной в себе, никогда не проигрывала ему, и что теперь?.. Таня дотронулась пальцами до губ и закрыла глаза. Теперь она знает, что такое быть слабой… Теперь она знает, что такое быть счастливой…
– Негодяй, – Таня вытерла ладонью слезы. – Никогда не прощу тебе этого поцелуя – никогда! И себе не прощу… Женись на своей Задольской, а я не собираюсь быть для тебя удобной куклой. Не собираюсь!
Павел сидел на краю кровати и курил. Сигарет осталось немного, а значит, придется спускаться вниз – ночь ожидается долгой… Обещал себе, чертил невидимые границы и забыл обо всем на свете, только вдохнув аромат ее духов, только коснувшись ее щеки.
Ира… он больше не любит ее. Давно не любит. Это если честно.
Глава 22
Да ну ее, свадьбу!
– Есть! – Курочкин выскочил на улицу и, сунув бумажку с адресом в карман, припустил к машине.
Нашел он Зою Егоровну Карпушину! Нашел!
– Ну, Игорек, с тебя бутылка, – весело пропел он, нажимая на кнопку брелка сигнализации.
Да уж, помучиться пришлось. На указательном пальце, образно говоря, уже мозоль появилась – он обзвонил миллион курсов! Ладно, не миллион… сто… или семьдесят… Двадцать. Но и этого достаточно, чтобы окончательно обалдеть! А могло быть и хуже – в списке осталось в три раза больше. Дома творчества, актерские школы, школы развития личности, драматические студии, театры-студии, центры познания себя… – удручающая бесконечность. Народу, видимо, деньги девать некуда, да и женщины последнее время совсем с ума посходили – сплошные актрисы и манекенщицы. Записывались бы на курсы кройки и шитья, на вязание крючком, на кулинарные курсы – так нет же! Подиум и сцену им подавай! Курочкин фыркнул и свернул в сторону Ботанического сада.
Поручение друга и начальника он выполнял хоть и неохотно, но добросовестно. Работа есть работа, и к тому же если Фадеева зацепило и именно в этой девчонке он видит Софи Брукс, то никакая другая уже не подойдет – это точно, проверено временем.
Только двадцатый звонок принес долгожданную удачу. «Да, есть у нас такая в третьей группе», – раздался в трубке строгий голос, и Курочкин, подпрыгнув от радости до потолка, метнулся на Новоалексеевскую улицу в театр-студию.
Заведующая учебной частью очень долго мотала головой и отказывалась дать домашний адрес и телефон Зои Карпушиной, но потом, когда на ее столе появилась бутылка шампанского и коробка конфет, сменила гнев на милость, вышла из кабинета и вернулась с серой папкой, нашпигованной пухлыми файлами. Оказывается, будущая Софи Брукс проживает вовсе не на Балаклавском проспекте, а на Снежной улице. То ли она переехала, то ли администратор фирмы «Ваш друг – массовик-затейник» не выспался, когда девушка диктовала ему адрес, то ли еще какая ерунда приключилась, но ранее полученные координаты не являлись правильными.
«Фадееву ничего говорить пока не буду, – улыбался Иван, прибавляя скорость, – устрою сюрприз. А то звонит по десять раз на дню и спрашивает одно и то же: „Нашел, нашел?“… Да, нашел! Когда это Курочкин не справлялся с поставленной задачей? Сейчас поговорю с ней, вкратце обрисую ситуацию… без подробностей, и договорюсь обо всем. И вот как раз в пятницу приведу ее на пробы… в самый последний момент приведу…»
По дороге Иван пару раз набирал телефон Зои, но в ухо влетали только торопливые гудки – занято, болтает с кем-то. Ну, ничего, разберутся при личной встрече.
