Священный вертеп - Таксиль Лео (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
ЛЮБОПЫТНАЯ КНИЖИЦА.
Автор, которого никак нельзя назвать антиклерикалом, ибо он сам был монахом, оставил потомкам весьма занятную книжицу о нравах, царивших в монастырях в середине двенадцатого века. Сочинение его нельзя причислить к жанру веселого анекдота, сатиры или памфлета. Скорее всего это ряд предписаний, касающихся вопросов дисциплины. Это — свод законов клюнийского аббата Петра, в свое время оказавшего поддержку Иннокентию второму. Уже один этот факт говорит о том, что он был человеком весьма гибким в смысле нравственности. И если даже такой человек не выдержал безобразий монашеской братии и счел нужным опубликовать свой законник, призванный исправлять нравы духовенства, можно представить, до чего они дошли в своей распущенности.
Первая часть этой любопытной книжицы посвящена размышлениям о заблуждениях Магомета. Мы не будем останавливать на ней внимание нашего читателя. Гораздо интереснее вторая часть этого произведения. Приведем несколько цитат из монастырских статутов того ордена, к которому принадлежал Петр.
«Запретить монахам на третий день недели, по средам, есть диких уток и водяных курочек, ибо они относятся к породе птиц, хотя и плавают…» Предписание это свидетельствует, что Александр Дюма не клеветал на патера Горанфло, который, по его словам, поглощал в постный день жирную пулярку, окрестив ее предварительно карпом.
«Запретить монахам после ужина распивать всякие настойки из сахара, меда или перца…» Намерения благочестивого монаха вполне понятны: напитки эти оказывают возбуждающее действие, и монахи потребляли их, видимо, не зря.
«Запретить монахам принимать пищу более трех раз в день».
Сколько же раз в день они обжирались за счет округи, эти святоши?!
Наверняка, они убили и слопали не одного барана.
«Запретить монахам носить украшения и драгоценные ткани… а также содержать более двух слуг…» Недурно устраивались эти господа!.. Спрашивается, какое же количество слуг обслуживало этих бездельников?
«…Оставаться в приемных с молодыми женщинами в ночные часы…» Обычно в приемных беседуют с посетителями. И разумеется, не по ночам.
Можно поручиться, что они занимались чем-то иным.
«Запретить монахам брать на воспитание обезьян, а также уединяться в кельях с новичками под предлогом обучения их молитвам…» Обучения молитвам! Великолепно! Однако следует призадуматься над явным несоответствием таких слов, как:
«воспитание обезьян» и «уединение с послушниками». Почему Петр объединяет это? Мы не смеем ничего утверждать и только смутно подозреваем, что монахи даже обезьян «обучали молитвам».
Вот еще одна цитата:
«Запретить принимать молодых монахов без специального разрешения аббата, иначе аббатства станут сборищем бродяг и гнусных развратников…» Какие тут могут быть сомнения? Автор уже не намекает, а категорически утверждает: монахи, не довольствуясь обществом друг друга, давали приют у себя бродягам и развратникам. Заметьте притом, как часто достопочтенный аббат любит употреблять прилагательное «молодые»: «молодые монахини, молодые монахи». Он явно проговаривается… До чего же они сластолюбивы, эти благочестивые клюнийские монахи!
В послесловии автор назидательного труда оплакивает возрастающую испорченность монахов. Небесполезно привести оценку этого авторитетного очевидца. «Эти обители, — писал он, — воздвигнутые благочестивым святым Бенедиктом для нравственного улучшения христианского общества, забыли святой завет своего основателя и превратились в блудилища Содома».
ШТАБ-КВАРТИРА КАТОЛИЧЕСКОГО ВОИНСТВА В ОПАСНОСТИ.
После трагической смерти Луция второго народ хотел выбрать первосвященника, сочувствующего революционным идеям. Кардиналы мыслили иначе. Они собрались тайком и единодушно избрали папой одного монаха — аббата монастыря святого Анастасия. Сенат, узнав о тайном совещании конклава, объявил кардиналам, что новоизбранному папе надлежит принять новую конституцию и подчиниться ее законам.
Кардиналы попросили день на размышления, и сенат согласился. Ночью кардиналы со своим папой Евгением третьем удрали из Рима и заняли крепость Монтинелли. Приняв сан первосвященника в монастыре Фарса, Евгений третий явился в Рим с твердым решением сломить римлян, дерзнувших поставить какие-то законы выше воли первосвященника.
По призыву Арнольда Брешианского римские граждане взялись за оружие и напали на Латеранский дворец. Святой отец, напялив на себя одежду паломника, бежал из своей резиденции. Тогда народ излил свой гнев на защитников папы. Дворцы кардиналов, епископов и аристократов, поддерживавших идею абсолютной власти папы, были разграблены, сожжены или разрушены. Затем толпа направилась к собору святого Петра, где обычно паломники складывали свои приношения папе, и принялась распределять эти даяния среди беднейшего населения Рима. Произошла кровавая стычка — в ход были пущены копья и палки; священники попытались оказать сопротивление, ссылаясь, несомненно, на христианское милосердие. Это сопротивление обошлось им дорого — они были безжалостно убиты. У Евгения третьего не оставалось никаких надежд на возвращение в свою резиденцию. Ему пришлось бежать из Рима. Вернулся он в вечный город лишь три года спустя. Во время его скитаний Римом управлял Арнольд Брешианский.
КТО ЕЩп ИЗ СВЯТЫХ СПОДОБИЛСЯ ТАКОЙ МИЛОСТИ?
Не всякий кретин обязательно бывает фанатиком, но уж во всяком случае всякий фанатик — обязательно кретин.
Главным учителем и покровителем Евгения третьего был Бернард, или, как его называет церковь, святой Бернард. Этот глава христианского мира, перед которым преклонялся весь Запад, взялся объединить всех христиан в одну великую армию, во главе которой стояло бы духовенство. Он легко склонил к этому Евгения третьего, которому, кстати говоря, нечем было заняться во время своих скитаний.
В учебниках истории пространно изложено, сколь трагичен был второй крестовый поход, и потому мы не будем распространяться о нем. Достаточно сказать, что из двух громадных армий, отправившихся на восток, до Палестины добралось лишь несколько отрядов.
По словам одного историка, пламенный фанатик Бернард, ратуя за святой поход, заставил пустить слезу даже короля Людовика седьмого, а ведь этот благочестивый король незадолго перед тем сжег церковь, в которой была заперта тысяча человек.
В красноречивой проповеди Бернард говорил об опасностях, грозящих церкви, о заслугах крестоносцев, принявших обет отомстить за спасителя; он обещал от имени папы отпущение грехов каждому, кто возьмет крест. В заключение Бернард предсказал блестящие победы и триумфальное возвращение христиан после полного истребления неверных. По словам того же историка, «толпа ликующими криками, как некогда в Клермоне, отвечала на проповедь Бернарда. Когда у него не хватило готовых крестов, он разорвал на себе платье, чтобы приготовить из него новые».
Однако, будучи святым, Бернард заблуждался, как обыкновенный смертный. Никогда еще предсказания очковтирателей не проваливались с таким треском.
Но даже и после полного крушения крестового похода святой плут пытался изворачиваться. Прибегая к ловким уверткам, он объяснял удивленным христианам, будто пророчество его не сбылось главным образом потому, что их позорные грехи вызвали гнев Христа и в наказание за совершенные преступления он помешал крестоносцам выполнить их обет.
Таких шарлатанских приемов не мог вытерпеть даже иезуит Мэмбур.
«Подобными рассуждениями, — пишет он, — каждый жулик может объяснить свои лживые пророчества».
Несмотря на то что святой Бернард одному обману противопоставил другой, он не утратил ни одной крупицы своей славы святого. Он скончался приблизительно через месяц после смерти Евгения третьего, и кончина его вызвала настоящее религиозное помешательство у тогдашних фанатиков. Огромная толпа заполнила часовню, в которой было выставлено его тело, облаченное в священные одежды. Из окрестных городов и провинций вереницей стекались верующие в Рим на поклонение новоявленному святому. Дикая свистопляска вокруг тела Бернарда длилась целых два дня. В первый день верующие довольствовались тем, что прикладывали к трупу монеты, ткани, куски хлеба и другие предметы. Монеты становились реликвиями, ткани предназначались для целебных перевязок, а из хлеба изготовляли пилюли для исцеления больных. Если больные, проглатывая эти пилюли, не выздоравливали, добрые христиане слепо верили, что они либо одержимы сатаной, либо закоренелые преступники. На второй день верующие стали отрезать клочки одежды святого, вешая их на шею в виде ладанок, затем они перешли к волосам, а когда волос не осталось, обезумевшие фанатики принялись за останки. У трупа срезали ногти, отрезали нос, уши и разные частицы кожи. Эта благочестивая профанация останков Бернарда кончилась тем, что перед погребением тело святого превратилось в страшную бесформенную массу.
