Ваша взяла, Дживс - Вудхаус Пэлем Грэнвил (книги онлайн полные версии TXT) 📗
– Извините.
– Прошу прощения.
– Вы хотели что-то сказать?
– Вы хотели что-то сказать?
– Нет, вы, пожалуйста, договорите.
– Ну, ладно.
Я поправил галстук, я всегда его поправляю, когда разговариваю с барышнями, и, очертя голову, выговорил:
– Гм, по поводу вашей записки от сегодняшнего числа…
Она снова покраснела и с великим напряжением отправила в рот кусок семги.
– Вы получили мою записку?
– Да, я получил вашу записку.
– Я поручила Дживсу вам передать.
– Ну да. Он мне и передал.
Снова последовало молчание. А так как она демонстративно не желала заговорить по существу, мне пришлось взять это на себя. Кому-то же надо было перейти к делу. А то глупо получается: стоят друг против друга двое, он и она, и жуют в два рта, не произнося ни слова.
– Так что я ее получил.
– Понятно. Значит, вы ее получили.
– Угу. Получил. Сейчас только прочел. И как раз собирался спросить, если бы мы случайно повстречались, – как же так?
– Как же так?
– Ну да, я и хотел спросить, как же так?
– Но ведь там все ясно сказано.
– О да. Вполне. Четко выражено, прекрасный слог. Но… я имею в виду… я, конечно, глубоко тронут, сознаю оказанную честь, и все такое. Но… черт меня подери!
Она разделалась с семгой и поставила на стол пустую тарелку.
– Фруктового салату?
– Нет, спасибо.
– Ломтик пирога?
– Нет, благодарю.
– Может, вот этой замазки на тосте?
– Нет, спасибо.
Она взяла сырную палочку. Я нашел холодное яйцо, которого раньше не заметил. А потом собрался с духом и проговорил:
– Я хочу сказать…
Одновременно и она тоже собралась с духом и проговорила:
– Мне кажется, я знаю…
Получилось опять столкновение в воздухе.
– Пардон.
– Прошу прощения.
– Говорите, пожалуйста.
– Нет, это вы говорите.
Я галантно повел недоеденным яйцом в знак того, что уступаю трибуну ей. И тогда она сказала:
– Мне кажется, я знаю, что вы начали говорить. Вы очень удивлены.
– Да.
– Вы думаете о…
– Именно.
– …о мистере Финк-Ноттле.
– О нем самом.
– И находите мое решение странным.
– Крайне странным.
– Я не удивляюсь.
– А я удивляюсь.
– Между тем все объясняется очень просто. – Она взяла еще одну сырную палочку. Видно, они ей нравились. – Очень просто, поверьте. Я хочу осчастливить вас.
– Чрезвычайно любезно с вашей стороны.
– Я намерена остаток жизни посвятить вашему счастью.
– Вот это по-дружески!
– По крайней мере это я могу. Но… можно мне говорить с вами совсем откровенно, Берти?
– Валяйте.
– Тогда я должна вам сказать вот что. Я к вам хорошо отношусь. Я пойду за вас замуж. И постараюсь быть вам хорошей женой. Но моя симпатия к вам никогда не сравнится с той пламенной страстью, какую я питала к Огастусу.
– Я как раз эту тему и хотел затронуть. Тут-то и есть вся закавыка. Почему бы вам не выкинуть из головы мысль о том, чтобы выйти за меня? Забудьте об этом. Ведь если вы любите старину Гасси…
– Уже нет.
– Ну что вы.
– Нет, после того что произошло сегодня, моя любовь умерла. Безобразное пятно затмило то, что было так прекрасно, и я уже никогда не смогу любить его, как прежде.
Разумеется, я понял, о чем она. Гасси швырнул свое сердце к ее ногам, и она его подобрала. А после этого выясняется, что все это время он был в стельку пьян. Для нее это, конечно, был жестокий удар. Какой девушке понравится, если жених должен был напиться до одури, чтобы сделать ей предложение? Это уязвляет ее самолюбие.
Тем не менее я не отступился.
– А вы не подумали, – сказал я, – что вы могли неверно истолковать его сегодняшнее поведение? С виду и вправду все улики налицо, ну а вдруг это просто солнечный удар? У мужчин ведь тоже бывают солнечные удары, особенно когда жарко.
Она посмотрела на меня, и я увидел, что сейчас произойдет новое глазное наводнение.
– Как это похоже на вас, Берти. Я вас за это бесконечно уважаю.
– Ну что вы.
– Да, да. У вас прекрасное, благородное сердце.
– Вовсе нет.
– Я знаю, кого вы мне напоминаете. Сирано.
– Кого-кого?
– Сирано де Бержерака.
– Это у которого нос?
Сказать честно, это мне не очень-то понравилось. Я украдкой пощупал свой паяльник. Немного, может быть, и выдающийся, но, черт побери, до Сирано ему далеко. Я все-таки не Шноззл Дуранте [42].
– Он любил, но хлопотал за другого.
– А-а, тогда понятно.
– Это мне в вас нравится чрезвычайно, Берти. Это прекрасно. Прекрасно и великодушно. Но бесполезно. Есть вещи, которые убивают любовь. Я никогда не забуду Огастуса, но моя любовь к нему умерла. Я буду вашей.
Ну, что тут скажешь? Надо быть вежливым.
– Отлично, – говорю я ей. – Благодарю.
На этом диалог наш опять как-то выдохся, и вот мы стоим и молча жуем каждый свое – она сырную палочку, я крутое яйцо. И чувствуется некоторая неопределенность насчет того, что же дальше.
По счастью, неловкость еще не успела занять доминирующие позиции, как входит Анджела, и на этом кончился наш тет-а-тет. Чертова Бассет объявила ей о нашей помолвке, Анджела ее расцеловала и сказала, что Бассет обязательно будет очень-очень счастлива, а Бассет расцеловала Анджелу и сказала, что и она будет очень-очень счастлива с Гасси, и Анджела сказала, что обязательно будет, ведь Огастус такой душка, Бассет поцеловала ее еще раз, а Анджела – ее, и, словом, дело приняло такой беспросветно женский оборот, что я рад был потихоньку унести ноги.
Я бы все равно был рад удрать, при любых обстоятельствах, ибо если и пришло время Бертраму задуматься, и задуматься хорошенько, то именно теперь.
По-моему, это был конец. Еще ни разу в жизни, даже когда несколькими годами раньше по оплошности обручился с Гонорией, ужасной кузиной Таппи, у меня не было такого ощущения, будто я провалился по пояс в трясину и вот-вот бесследно уйду в нее с головой. Я побрел прочь, вышел в сад, нервно мусоля в зубах дымящуюся сигарету и чувствуя, как клинок все глубже вонзается в сердце. Я шел как во сне и пытался представить себе, каково это будет – постоянно, до конца дней лицезреть перед собой эту самую Бассет, и одновременно прилагал усилия, чтобы не представлять себе этого, если вы меня понимаете, и вдруг наткнулся на что-то, что могло быть деревом, но не было – потому что это был Дживс.
– Прошу прощения, сэр, – произнес он. – Мне следовало вовремя посторониться.
Я не ответил. Я просто стоял и молча смотрел на него, так как его вид изменил направление моих мыслей.
Кого мы видим перед собой? Дживса, думал я. Правда, последнее время, как мне казалось, хватка у него стала уже не та и он частично утратил былое могущество, но ведь возможно, что я ошибался, разве нет? – спрашивал я себя. Что, если подтолкнуть его на поиски ходов и выходов, а вдруг он нащупает путь, по которому я смогу выбраться на свободу, и всем привет? Я сам же себе ответил, что да, это вполне возможно.
Ведь вон как у него затылок сзади выпирает, ничуть не меньше, чем прежде. И глаза так осмысленно поблескивают.
Конечно, после всего, что произошло между нами из-за белого клубного пиджака с золотыми пуговицами, я не расположен был так уж безоглядно на него полагаться. Но можно ведь просто выслушать его мнение. Вспоминая его былые триумфы – дело Сипперли, эпизод с тетей Агатой и собачкой Макинтошем, и блестяще проведенная операция с дядей Джорджем и племянницей барменши среди прочих первыми встают в памяти, – я решил, что будет, пожалуй, только справедливо, если я дам ему шанс прийти на помощь молодому хозяину в час смертельной опасности.
Но прежде всего надо, чтобы между нами была полная ясность и никаких недомолвок.
– Дживс, – вымолвил я. – Мне надо вам кое-что сказать.
– Сэр?
– Тут у меня возникли некоторые сложности.
42
Берти имеет в виду известного в 30 – 40-е годы американского эстрадного певца Джимми Дуранте по прозвищу Шноззл (Нос).