Максим Перепелица - Стаднюк Иван Фотиевич (книга регистрации txt) 📗
Я наклонился к председателю колхоза и говорю:
– А чего с ним возиться? Выжечь его – и баста! А потом трактор с плугом пустить. Все коренья наверху окажутся.
Председатель посмотрел на меня внимательно, подумал и, написав записочку, передал ее агроному. А тот возьми да и зачитай эту записочку всему собранию:
«Максим Кондратьевич предлагает выжечь кустарник, потом пустить трактор с усиленным плугом, а затем расчищать почву от кореньев».
Прочитал, повернулся ко мне и говорит:
– Правильное предложение, Максим Кондратьевич! Этим мы сразу и землю удобрим. Пеплу же сколько получит почва!
В зале начали аплодировать.
Потом выступали ораторы. Одни соглашались, другие не соглашались с предложением Максима, но все же порешили – опылить кустарник горючей смесью и сжечь. Но прежде нужно отделить его от леса – расчистить широкую полосу. Это работы на полдня, если дружно взяться. Значит, завтра и за дело, несмотря на то, что воскресный день. Время не терпит.
Кончилось собрание, а я больше ни разу не взглянул на Марусю. Хлопцы и девчата расходятся из клуба парами, а я один, даже без батьки. Выдержал-таки характер! Пусть знает Маруся, что Максим Перепелица и без нее не плохо себя чувствует.
На улице тихо-тихо, даже собственные шаги слышно. И светло от луны, которая золотой тарелкой прямо над селом повисла. Иду и прислушиваюсь, как где-то в зелени ясеней стрекочет кузнечик, а в чьем-то садку соловей точно молоточком по колокольчикам бьет… Из-за околицы вдруг донеслась песня, с другого конца села откликнулась вторая: поют девчата. Кто-то так тонко выводит, что голос, кажется, к луне долетает. Даже соловей в садку притих, заслушался.
А на второй день, как только взошло солнце, вышел я из дому, сунув за свой солдатский ремень топор. Направился к Зеленой косе. Иду вкруговую, по-за огородами. Хочу посмотреть, что в поле делается.
Роса под ногами серебрится. В небе жаворонок звенит, слышен птичий гомон в левадах. Хорошо! Вроде бодро шагаю, нивами любуюсь и песню под нос мурлычу:
Что-то не то пою! И откуда такие слова? Сердце раздирают. Ть-фу! Даже рассердился на себя. Но не заметил, как другую песню затянул:
Эх, тяжело!.. Разве для того я домой приехал, чтоб сердце свое разрывать? Сожми его в кулак, Максим Перепелица, и помалкивай! Терпи!
Когда пришел я к Зеленой косе, там уже собралось много народу. Немедля взялись за дело. Разделились на две группы и с двух сторон начали вгрызаться в кустарник: хлопцы рубили все, что на пути попадалось, а девчата подбирали ветви и волокли их к одной куче. Иван Твердохлеб рубил в той группе, где была Маруся.
А Маруся – веселая, озорная, то и дело песню затевает, смеется. Но не тот смех у Маруси, какой всегда за душу Максима щипал. И лицо ее усталое, глаза ввалились. Да оно и ясно, – наверное, всю ночь простояла с Иваном у ворот.
Здорово я потрудился. Все горе свое вложил в руку с топором.
И вот возвращаемся домой. Еще рано, солнце высоко. По небу табунами плывут белые тучки, а по полю легкий ветерок гуляет, точно заигрывает с нами. Я иду в компании наших хлопцев, рассказываю о службе в армии и посматриваю на стайку девчат, которые идут чуть впереди.
Вдруг там вспыхивает озорная песня:
– Кто это запевает? Никак Маруся? – спрашиваю у хлопцев.
– Она, – отвечает кто-то.
Трудно передать то, что чувствовал в эту минуту Максим Перепелица. Почти возненавидел я Марусю. Как она может? Изменила мне да еще насмехается!
– Перепоем их, хлопцы? – предлагаю.
– Перепоем! – дружно отвечают.
И я запеваю:
Хлопцы подхватывают:
Замолчали девчата. Молчит и Маруся. Но не долго молчит. Опять ее знакомый голосок, как кнутом, хлестнул меня по ушам:
Не выдержал я. Командую хлопцам идти напрямик, к цегельне, чтоб на те места поглядеть. И сворачиваем с дороги.
А Маруся с девчатами провожает нас новой частушкой:
Идем напрямик по полю и к песне девчат прислушиваемся. Горько мне. И тут замечаю, что вместе с нами идет Галя – сестрица Маруси. И все возле меня вертится. Нарочно отстаю немного от хлопцев. Отстает и Галя, но на меня не смотрит. Вроде ей и дела нет до Максима Перепелицы. С грустью спрашиваю у нее:
– И ты, Галюсю, с нами идешь?
Галя метнула на меня свой лучистый взгляд и, отвернувшись, отвечает:
– Куда хочу, туда и иду! Не запретишь.
– А ты, Галинка, больно сердитая стала. Чем это я не угодил тебе? – и за плечи ее обнимаю.
– Не лезь, обнимака! – отрезала и вывернулась из-под моей руки.
Потом посмотрела на меня с упреком и спрашивает:
– А ты, что же, Максим, к нам дорогу позабыл?
– Приду, серденько мое, приду, – отвечаю Гале. А сам думаю: «Что если взаправду зайти к Марусе домой? Хоть на одну минуту… Посмотреть ей в глаза и уйти. Глаза не обманут».
Опять обнимаю Галю за плечи. Она больше не уворачивается, а вопросительно смотрит мне в глаза. Говорю ей:
– Передай Марусе, что Максим заглянет сегодня под вечер. Скажи – свататься придет Максим, – и смеюсь.
Галя даже носом повела – не пахнет ли насмешкой. Убедилась, что нет, и обеими руками поймала на своем плече мою руку. Стиснула ее и щекой прижалась, даже взвизгнула тихонько. Потом выскользнула из-под моей руки, вертнула своими косичками и убежала. До чего же шустрое девчатко!
Пришел я домой и начал слоняться из угла в угол, дожидаясь вечера. Мать дважды спрашивала, не захворал ли я, еще чего-то хотела сказать, но не решилась. А я все ходил да думал; и было о чем думать. В такую сложную обстановку Максим еще не попадал. Это тебе не тактические учения. Тут ни военной хитростью, ни умением не добьешься своего. Да и добиваться я не намерен. Силой мил не будешь. Вот только в глаза Марусе хочется взглянуть. Почему она писала мне такие письма? Неужели насмехалась над Максимом?..
Когда начало вечереть, начистил я свои сапоги до черного огня, заправил обмундирование как следует и пошел к Марусе. Пошел через сады, чтобы меньше видели. Вот и садочек, в котором хата Маруси стоит. Белым-бело от вишневого цвета! Пробираюсь по стежке, а ноги не слушаются, точно чужие. Дошел до плетня, но перемахнуть через него не решаюсь.
Вдруг слышу, скрипнула дверь. На пороге показалась Маруся – в новом платье, в туфельках на высоком каблуке. Торопливо пробежала через двор к погребу. Я даже не успел позвать ее. И тут же возвращается она обратно.
