Золотой характер - Ардов Виктор Ефимович (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT, FB2) 📗

3. Как я собирался в школу

Только, пожалуйста, моему папе — ни слова! А то, знаете, старик опять мораль читать начнет. Мне уж и так влетело по первое сентября — хватит!

А за что, спрашивается?

Последнюю неделю я буквально с ног сбился. Шутите — первый раз в пятый класс! В пя-тый!.. Стареем, брат, стареем! «Прямо перед носом пролетает вечность!» — как писал Владимир Маяковский.

Ну, ладно, расскажу все по порядку. Хотя, какой там порядок! Я ж вам говорю: целую неделю я, высунув язык, бегал по городу — покупал новые учебники, новые тетрадки, новые перья, новый портфель, в общем все новое. А как же! Все-таки пятый класс. Не четвертый. Правда, и к четвертому классу покупали все новое, и к третьему. Иначе — скандал… С формой то же самое. Каждый год новая фуражка, новый костюмчик, новые ботиночки. А как же! Растем! И запросы растут!.. А покупал все сам. И в очередях стоял за всем только я, я, я. Мои родители, скажу по секрету, просто бесчувственные ехидны. Я уж не верю их словам, что я любимый сын.

Во-первых, они сделали вид, что сборы в школу их не касаются. Во-вторых, отпускали по моему адресу такие классические словосочетания вроде «Шельменко-денщик», «Слуга двух господ». Даже «Золотым ослом» обозвали! А чтобы помочь, — пальцем о палец не ударили. И это называется сознательные родители!

На что уж лучше! Завтра — в школу. Все куплено. Осталось упаковать портфель, почистить костюм, ботинки. Прошу, помогите, видите, седьмой пот меня прошиб… Что ж вы думаете, — помогли? Черта лысого! Хуже — понимать отказываются… Нет, что ни говорите, а отцы и дети — вечная тема!

Ладно. Все сделал сам. Обернул книжки, тетрадки, вставил перо в ручку, уложил все аккуратно в портфель, почистил костюм, ботиночки — хоть сейчас в школу! Думаете, похвалили меня? Отец с матерью еще и укоряют:

— Вот так и растет из нашего Сережки лодырь!

Ну? Как вам это нравится? Ладно! Проглотил пилюлю. Думаю, что будет дальше? А дальше еще хуже.

Утром рано надо вставать. Я ж не привык к семи просыпаться. Прошу отца: будь человеком, — разбуди! А он: «Сам встанешь, а не можешь, положи под подушку будильник». Черствый эгоист! Ладно. Положил будильник под подушку и как убитый заснул. Будильник, правда, сработал, но на час позже, так как я забыл перевести стрелку… Что было! Шум, крик, суматоха! Я чуть не плачу. Креплюсь. Кричу маме: проверь — закрыт ли портфель! Иринке кричу — достань чистый носовой платок! А сам пытаюсь скорей заострить карандаш.

А тут еще резинка пропала. Руки у меня заняты — так я ногами двигаю стулья, столик: ищу проклятую резинку, заглядываю под диван, под коврики. Конечно, порезался. Иринка кричит: «Идиот! Нашел время резаться!».

Я, как раненый козел, бегаю, а родители (я бы сказал, вредители!) еще зудят:

— Так тебе и надо!

Проглотил я и эту пилюлю. Слава богу, что они хоть завтрак приготовили. Глянул на часы — куда там завтракать! Без пяти восемь! Тогда я кинулся к телефону и срочно вызвал такси. Стоянка у нас рядом… Пока спускались вниз (конечно, чернильницу забыли, и я через ступеньку бежал на четвертый этаж, а обратно уже доехал на перилах) — такси было у подъезда.

Я быстро открыл дверцу:

— Дружище! Пулей доставь моего сынишку к школе, тут всего один квартал. Понимаешь, собирал его в школу, да опоздал…

Мой Сережка залез в машину, развалился на сиденье и от удовольствия показал мне язык.

Шофер дал газ.

Рисунок Ю. Ганфа

МАГНИТ

Владимир Поляков

ЭТО СЧАСТЬЕ

Петр Петрович Смеянский был счастлив. На его лице сияла улыбка, и он не ходил, а летал по воздуху, напоминая беззаботную бабочку, кружащую над озаренным солнцем цветком. Бедняк был слаб в вопросах энтомологии и не знал, что бабочки живут только один день, от силы — два.

Петр Петрович Смеянский был писателем-сценаристом, и его счастье заключалось в том, что на киностудии «Энфильм» закончились съемки комедии «Коварский и любовь», по его сценарию.

Картина получилась настолько веселой и смешной, что смеялся даже директор студии, которому уже второй год было не до смеха.

Петр Петрович был счастлив и горд. И когда директор студии сказал ему: «Товарищ Смеянский, сегодня мы показываем вашу комедию группе ведущих критиков», — он почувствовал себя на седьмом небе.

Ведущие собрались в конференц-зале студии, на седьмом этаже, выпили лимонаду, закусили ирисками и уселись в жесткие кресла. Механики выключили свет, и на экране возникли заглавные титры фильма.

Когда большие рисованные буквы известили о том, что «Автор сценария — П. Смеянский», сердце Петра Петровича высоко подпрыгнуло, как-то сладко защемило, что-то приятно защекотало в горле, а в мозгу сверкнула радостная мысль: «Не зря, кажется, живу на свете!..»

В быстром темпе развивалось действие фильма.

Молодой врач Коварский влюбился в свою пациентку — инженера Люсю Снеткову. Коварский растерян. Как объясниться с ней? Он взволнован и не находит слов. Купил ей цветы, но так оробел, поднося их Люсе, что перевернул букет, чудесные алые и лиловые георгины соскочили с веток, на которые они были наколоты мошенником продавцом. И у Люси в руках остался веник.

Сконфуженный герой убегает. Вот он у себя дома.

Приходит сестра Коварского Катя.

— Петя, я купила тебе дюжину красивых цветных платков.

— Зачем так много?

— Будешь их менять, как перчатки. Это производит впечатление.

Коварский засовывает платочек в карманчик пиджака и вздыхает.

— Женись, — говорит Катя.

Коварский выбегает из дому.

— Петя! — кричит вдогонку сестра. — Ты забыл шляпу!

Но он ничего не слышит.

Он идет по проспекту. В витрине магазина — портрет Карла Маркса. Коварский остановился перед витриной.

— Я влюблен, товарищ Маркс. Что делать? Научите меня… Ведь вы тоже любили, правда?

И Маркс улыбается ему с портрета.

В результате многих смешных и грустных переживаний Коварский берет себя в руки, собирает все свое мужество, приходит к Люсе, говорит ей о своей любви, и они целуются. На экране вспыхивает титр: «Конец».

Но это только начало.

Председательствующий открывает обсуждение. Слово берет критик Едоков. Это длинный мужчина с лицом давно не смеявшегося человека.

— Товарищи! — говорит он. — Вопрос кинокомедии — это вопрос серьезный, и о нем следует говорить.

— Не говорить, а кричать! — воскликнул сидящий рядом критик Баландин. При этом он покраснел, как девочка, и ощерился, как крокодил.

— Чего мы ждем от нашей комедии? — сказал Едоков. — Мы ждем произведения, которое бы… А что мы видим в данном фильме? Дурак — почему-то врач, а его невеста — почему-то инженер. Что делает этот врач? Лечит? Ставит диагноз? Выписывает рецепты? Нет. Он, видите ли, влюбляется, — как будто врачам больше делать нечего. Я сам влюблялся, кстати сказать. Но я не бегал по улицам и не искал цветы. Я повел сразу же жену в загс, расписался и поехал к себе на работу — выполнять задание. А этот Коварский что делает? Он, понимаете, не может найти слов, чтобы сказать: «Я люблю вас». Он же грамотный человек! Он же имеет высшее образование, университетский значок носит, понимаете, а не может связать трех слов. Дурак. Зачем же делать наших врачей идиотами? Сказал бы, не задерживаясь: «Я вас люблю», — и приступил бы к какой-нибудь операции. Теперь далее: сестра этого дурака говорит ему, чтобы он менял платки, как перчатки. Я знаю, конечно, что есть такое международное выражение «менять, как перчатки», но вчера я был в универмаге и видел очередь трудящихся за перчатками. Это означает, что у нас с перчатками еще не все благополучно. Мое мнение, что разговор о перчатках — это политическое недомыслие автора. У меня все. Да! Еще одно: рабочий день, а у этого Коварского, понимаете, полный дом людей — и он, и сестра, и их соседка. Где тут социалистический реализм? Лично у меня в рабочие дни не все дома. Я кончил.