Маськин зимой - Кригер Борис (книги без сокращений .TXT) 📗
– Как пожываитэ? Плушывий мидвэд не болэит? – начал распрашивать отец всех времён и народов.
– Всё хорошо, товарищ Сталин, жить становится лучше, жить становится веселей… Особенно с тех пор, как вы изволили помереть! – отчеканил Маськин.
– Хы! Хы! Хы! – с грузинским акцентом засмеялась трубка. – Шутнык ты, Маскын, шутнык… Надо бы тыбя чут-чут растрылять, ты к нам захаживай в тридцат сэдмой, там и поговорым… А сейчас я вот к тэбе по какому дэлу. Тут мне таварыщ Воланд жаловался, что ты тиранозаврика похитил и в положительного телёнка переделал. Все планы таварыщу перепутал. Нэхарашё. Прыдётся вэрнут…
– Это почему ещё? – возмутился Маськин, но потом вспомнил, с кем разговаривает, и осёкся. – Надо так надо, товарищ Сталин, вернём! – вдруг выпалил он, хотя сам не понимал, как такие слова вырвались из его рта.
– Ну, вот и харашё… Я всэгда зналь, что на вас, таварыщ Маскын, мёжно будет положиться в отвэтствэнный момэнт, – сказал Сталин и повесил трубку.
Маськин пришёл в чрезвычайное волнение, но не успел он придумать что-нибудь стоящее, как в кресле в его гостиной нарисовался Воланд собственной персоной, в окружении своей неизменной свиты – кота Бегемота и Коровьева.
Маськин осторожно присел на краешек дивана и стал молча ждать, что скажет страшный гость. Левый Маськин тапок сполз с Маськиной лапы и от страха забился под диван, где попробовал интенсивно креститься, но вдруг вспомнил, что у него нет рук. Правый Маськин тапок смылся ещё во время разговора с товарищем Сталиным, и теперь наверняка уже был по пути на вокзал.
Маськин без тапок и вовсе оробел. Вдруг в самый ответственный момент в комнату ввалился Плюшевый Медведь. Он, не поздоровавшись, бесцеремонно попросил Воланда привстать, чтобы проверить, не сел ли тот случайно на его носки, которые Плюшевый Медведь обычно укладывал спать в кресле в гостиной и надевал только если приходили гости, а теперь как раз такой случай, как вы понимаете, и представился.
Воланд послушно привстал, и Плюшевый Медведь, достав свои носки, чинно их напялил при всеобщем молчании присутствующих.
После этого непродолжительного ритуала Плюшевый Медведь подошёл к гостям поближе и принялся их подробно разглядывать.
– Если не ошибаюсь, князь тьмы собственной персоной! Ба! Какая честь! – промолвил Плюшевый Медведь.
– А, вы, кажется, Плюшевым Медведем будете? – уточнил Воланд.
– Нет, я сначала был прекрасным принцем, но потом злая фея превратила меня в плюшевую игрушку, – соврал Плюшевый Медведь.
– Может, желаете, чтобы я превратил вас обратно? – несколько раздражённо спросил Воланд.
– Нет, не стоит беспокоиться… Бриться неохота. Я, собственно, к вам по поводу билета в Ялту. Помнится, вы мастак бесплатно отправлять в Крым. У нас тут весна пока ещё прохладная, а у меня лапа дошла до последней степени усосанности. Да, кстати, вы насчёт лапы не могли бы посодействовать?
– Извольте, – ещё более раздражённо промолвил Воланд и, взмахнув рукой, указал на Коровьева. Тот забормотал себе под нос:
Вдруг лапа у Плюшевого Медведя стала расти и остановилась только тогда, когда достигла размера половины комнаты.
Плюшевый Медведь не растерялся и сразу принялся её усердно лизать, потому что сосать её не представлялось возможным, ибо она просто не влезла бы в рот, а просить увеличивать рот Плюшевый Медведь постеснялся, потому что всё-таки был довольно воспитанным. Удовлетворив таким образом Плюшевого Медведя, Воланд поспешил вернуться к цели своего визита.
– Сир Маськин, я понимаю, что моё появление в вашем замке в столь неурочный час раннего утрирования совершенно неуместно, однако исключительные обстоятельства заставили меня нарушить приличия… – церемонно начал Воланд.
– Да, да, товарищ Сталин мне звонил… – ответил Маськин, всем своим поведением стараясь не нервировать гостя.
– Так мы можем взять тиранозаврика с собой? – уточнил Воланд.
– Скажите, но почему вам так обязательно приносить столько несчастий? – вдруг спросил Маськин.
– Я часть того, что вечно жаждет зла, но совершает благо… – заученно вымолвил Воланд.
– Нам ваша пропаганда хорошо известна, – вдруг снова встрял в разговор Плюшевый Медведь, и собравшиеся с удивлением заметили, что он умудрился улизать лапу до обычного размера…
– Однако, – промолвил Коровьев, – ну и аппетит же у вас, милейший…
– Злая фея… – начал было сочинять Плюшевый Медведь, но Воланд его оборвал.
– Нам шутов не требуется. У нас свои шуты имеются. Вот Бегемот – чем не шут? Я не думаю, что вам с Маськиным удастся за краткое время нашей встречи изменить моё мировоззрение… Я призван в эту Вселенную следить, чтобы баланс зла всегда находился в соответствии с добром, чтобы не терялась иллюзия реальности и земля отличалась бы от рая. Тиранозаврик своим поведением невольно стал моим пособником, но, перепрограммировав его в телёнка, вы спутали мои планы. Я надеюсь, вы не будете вставать на пути логики развития мира… – по-прежнему раздражённым голосом продолжал князь тьмы.
– Дело всё в том, что вы, Воланд, – литературный герой, придуманный сознанием несчастного Михаила Афанасьевича… Бедный Булгаков страдал последней степенью почечной недостаточности, и мочевина, ударившая ему в голову, создала ваш образ в виде положительного героя, – возразил Плюшевый Медведь.
– Но вы-то тоже, если я не ошибаюсь, герой литературный, и Маськин… – усмехнулся кот Бегемот, которому нравилось быть литературным героем.
– Может быть, вы не верите в Сатану? – вдруг задал Сатана свой коронный вопрос.
– Верю, – кротко согласился Плюшевый Медведь.
– Тогда в чём же дело? – загремел басом Воланд.
– Я не верю в доброго Сатану, я не верю в справедливого Сатану, как не верю и в злого Бога… – пояснил Плюшевый Медведь. – Я знаю, что, споря с вами, напрашиваюсь на жесточайшую критику читателей, я знаю, что целые поколения бредят «Мастером и Маргаритой», но от этого суть дела не меняется. Книга прекрасная! Но – это всего лишь книга. А доброго Сатаны нет, как нет доброго зла или злого добра. Булгаков – усталый регулировщик, опустивший свою палочку, отчего машины встречных полос невольно понеслись друг друга таранить!
– Но вы признаёте необходимость существования зла? – насторожился Воланд.
– Вовсе нет… Я принимаю необходимость существования такого мира, каков он есть, ибо иной мир нам пока неизвестен, – заявил Плюшевый Медведь. – Видите ли, сир, что бы вы там ни говорили, зло – это весьма грязное занятие и чрезвычайно хлопотное. Я вообще не знаю, как вы, такое мудрое на вид существо, согласились на такую работу.
– А как вы согласились на работу Плюшевого Медведя? – возразил Воланд. – Полагаю, вас никто не спрашивал? Скажем так: вас превратила злая фея, а меня назначил злой Бог, чтобы выглядеть в чистых белых перчатках в глазах своих любимчиков людей… Назначив меня, Бог перестал быть злым и стал исключительно добреньким Боженькой, а вся грязная работа досталась мне. Я по четырнадцать часов в сутки не выхожу из горячего цеха, а это сущий ад, настоящая преисподняя.
– Так вы литейщик? – попытался перевести разговор на более безопасную тему Маськин.
– В какой-то мере… – ответил Воланд и продолжил свою мысль: – Когда я говорю, что зло есть необходимая оборотная сторона добра, когда я говорю, что добро в чистом виде неизбежно превращается в зло, – вы мне не верите… А вашему любимому Богу, который вами крутит то вправо, то влево, как хочет, ему вы верите. В него вы верите! Всё – ему! Мне – ничего.
Воланд не на шутку распалился, и Коровьев даже сбегал на кухню за стаканом воды. Студёная водица немного охладила князя тьмы, и он продолжал:
