Оскорбление нравственности - Шарп Том (читать книги онлайн txt) 📗

— Ну, а теперь начинай с самого начала и рассказывай, что тут вытворял Веркрамп. — Выслушав рассказ сержанта, коммандант грустно покачал головой.

— Значит, его лечение не дало эффекта? — спросил он.

— Я бы так не сказал, сэр. Оно не дало того эффекта, который хотели получить. Я хочу сказать, что сейчас невозможно заставить полицейского переспать с черной. Мы пытались это сделать, но они приходят просто в невменяемое состояние.

— Вы пытались заставить полицейских переспать с черными? — переспросил коммандант, живо представив себе, как ему придется оправдываться в суде и объяснять, почему его подчиненным вменялись в служебные обязанности половые сношения с чернокожими женщинами.

Сержант Брейтенбах утвердительно кивнул.

— Но у нас ничего не получилось, — сказал он. — Гарантирую, что ни один из этих двухсот десяти ни когда больше не ляжет с черной.

— Двухсот десяти?! — воскликнул коммандант, пораженный размахом деятельности Веркрампа.

— Так точно, сэр. Половина полицейских стали педиками, — подтвердил сержант. — Но ни один из них не станет теперь спать с черными.

— Ну хоть это слава Богу, — произнес коммандант, пытаясь отыскать какую-то отдушину в свалившихся на него бедах.

— Они, однако, не хотят спать и с белыми. Похоже, в результате лечения у них выработалось отвращение к женщинам вообще. Видели бы вы, сколько у нас сейчас лежит писем с жалобами от жен полицейских.

Коммандант заявил, что не желает ни слышать об этих жалобах, ни видеть их.

— А что это за история со взрывающимися страусами? — спросил он. — Она тоже связана с манией величия Веркрампа?

— Не знаю, — ответил сержант. — Это дело рук коммунистов.

Коммандант вздохнул.

— Опять коммунисты? — усталым голосом произнес он. — Вам о них, конечно, ничего разузнать не удалось?

— Ну, кое-чего мы добились, сэр. У нас есть показания свидетелей, которые видели, как несколько человек кормили страусов «французскими письмами»… [63] — Сержант остановился. Коммандант уставился на него, вытаращив глаза.

— Кормили «французскими письмами»? — переспросил он. — Зачем, черт возьми?

— В презервативах была взрывчатка, сэр. «Фэзелайтс». [64]

— Что значит «Фэзелайтс»? — спросил коммандант, гадая, какая еще гадость может скрываться за этим названием.

— Это марка презервативов, сэр. У нас есть описание внешности человека, который купил двенадцать дюжин таких презервативов. К нам явились двенадцать женщин, которые заявили, что запомнили его.

— Двенадцать дюжин для двенадцати женщин? — переспросил коммандант. — Неудивительно, что они его запомнили. Такое не забывается.

— Все двенадцать были в магазине, когда он пытался купить столько презервативов, — объяснил сержант. — Кроме того, у нас есть показания пяти владельцев аптек. Их описания сходятся с тем, что говорят эти женщины.

Коммандант попытался представить себе человека, способного кидаться на всех женщин подряд.

— Ну, далеко он уйти не мог, — сделал в конце концов вывод коммандант. — После такого у него просто не хватило бы сил.

— Так точно, сэр, — подтвердил сержант. — Он не ушел. Человек, внешность которого отвечает имеющимся у нас описаниям, и отпечатки пальцев которого соответствуют отпечаткам на некоторых пакетиках из-под французских писем, был найден мертвым в туалете кинотеатра «Мажестик».

— Ничего удивительного, — сказал коммандант.

— К сожалению, мы не смогли установить его личность.

— Истощен до неузнаваемости, — предположил коммандант.

— Он был убит взорвавшейся там бомбой, — пояснил сержант.

— Вы хоть кого-нибудь задержали? — Сержант кивнул.

Лейтенант Веркрамп приказал арестовать тридцать шесть человек, подозреваемых в организации бес — порядков, сразу же после первых взрывов.

— Хоть что-то, — приободрился коммандант. — Признаний от кого-нибудь добились?

— Но сержант не мог сказать ничего определенного.

— Ну, мэр говорит… — начал было он.

— А мэр тут при чем? — перебил коммандант, которого снова охватили самые скверные предчувствия.

— Он один из подозреваемых, сэр, — неохотно признался сержант. Лейтенант Веркрамп говорил…

Коммандант вскочил из-за стола, лицо его было бледным от бешенства.

— Слышать не хочу, что говорило это дерьмо! — заорал коммандант. — Стоило мне уехать на десять дней, и полгорода взорвано, половина полиции превращена в педерастов, половину городского запаса презервативов скупает какой-то маньяк, а Веркрамп арестовывает мэра, мать его… Начхать мне на то, что он говорит! Меня куда больше интересует, что он делает!

Внезапно коммандант замолчал.

— Выкладывайте, что там еще у вас? — потребовал он.

Сержант Брейтенбах, заметно нервничая, продолжил свой доклад.

— В тюрьме есть еще тридцать пять подозреваемых, сэр. Среди них настоятель городского собора преподобный Сесиль, управляющий «Барклайз бэнк»…

— О Господи! — простонал коммандант. — И всех их, конечно, допрашивали?

— Так точно, сэр, — ответил сержант Брейтенбах, отлично знавший, чем вызван последний вопрос комманданта. — Ими занимались все последние восемь дней. Мэр признался в том, что ему не нравится правительство, однако продолжает утверждать, будто не взрывал телефонную станцию. Единственного ценного признания мы добились только от управляющего «Барклайз бэнк».

— От управляющего? И что же он натворил? — по интересовался коммандант.

— Мочился с плотины Хлуэдэм, сэр. За это полагается высшая мера наказания.

— Смертная казнь за то, что помочился с плотины? Никогда не думал.

— По закону 1962 года о саботаже, сэр. Преднамеренное загрязнение источников водоснабжения, объяснил сержант.

— Н-да, — заметил коммандант. — Возможно, в законе так и написано. Но если Веркрамп полагает, что может отправить на виселицу управляющего «Барклайз бэнк» только за то, что тот помочился с плотины, он, должно быть, и в самом деле сошел с Ума. Съезжу в Форт-Рэйпир, посмотрю на этого негодяя.

Лейтенант Веркрамп, помещенный в клинику для Душевнобольных в Форт-Рэйпире, все еще страдал от перевозбуждения, вызванного совершенно неожиданными результатами его экспериментов в области шокового лечения и борьбы с терроризмом. Однако мания величия, когда он возомнил себя богом, постеленно уступила место мании преследования: теперь он боялся всего, что было хоть как-то связано с птицами. Доктор фон Блименстейн сделала из этого собственные выводы.

Элементарный случай вины на сексуальной почве в сочетании с комплексом страха перед кастрацией, — объяснила она сестре, когда Веркрамп категорически отказался от ужина, состоявшего из фаршированной курицы и французского салата.

— Унесите это! — кричал Веркрамп. — Хватит с меня!

Столь же непреклонно отвергал он и пуховые подушки, и вообще все, что хотя бы отдаленно напоминало о существах, которых доктор фон Блименстейн неизменно называла «наши пернатые друзья».

— Никакие они мне не друзья, — возражал Веркрамп, с тревогой глядя на сидевшего за окном на ветке зобастого голубя.

— Надо нам все-таки разобраться в этом до конца, — сказала доктор фон Блименстейн. Веркрамп испуганно посмотрел на нее.

— И не говорите об этом! — воскликнул он. Доктор фон Блименстейн истолковала его реакцию как проявление еще одного симптома, на этот раз страха перед смертью. Когда же она спросила лейтенанта, не приходилось ли тому сталкиваться с проявлениями гомосексуализма, Веркрамп откровенно запаниковал.

— Да, — с отчаянием в голосе признался он наконец, когда докторша потребовала определенного ответа.

— Расскажите мне об этом.

— Нет, — светил Веркрамп, у которого все еще стоял перед глазами бывший хукер Бота, напяливший на себя желтый парик. — Ни за что.

Доктор фон Блименстейн продолжала настаивать.

— Мы никогда не добьемся никакого результата от лечения, если вы не перестанете бояться собственных подсознательных страхов, — уговаривала она. — Вы должны быть со мной абсолютно откровенны.