Записки майора Томпсона. Некий господин Бло - Данинос Пьер (книги онлайн .txt) 📗

Это тоже пришло к нам из США! Все чаще и чаще люди утверждают (во всяких интервью), что они не могут уснуть, если не станут считать воображаемых баранов, которые перепрыгивают через изгородь. Я тоже пытался, но ничто так не разгоняет сон. Стоит только одному из баранов прыгнуть, как мне сразу кажется, что я должен вскочить и броситься за ним вдогонку.

По воле репортера я снова оказываюсь в лицее.

— У вас уже тогда была страсть к цифрам?

— Гм…

— Вы очень хорошо учились?..

— Нет.

— В таком случае были отъявленным лодырем?

— Тоже нет…

Именно об этом я и писал раньше: чтобы заинтересовать репортера, так же как некогда преподавателя в школе, нужно было быть или тем, или другим. Моего гостя явно огорчает то, что я был средним, ничем не примечательным учеником. Он пытается подступиться ко мне с другого конца — заговаривает о моем «коньке».

— У вас есть какое-нибудь хобби?

(Следует заметить, что журналист никогда не скажет «конек», это звучит в наши дни старомодно.)

Я начинаю рассказывать очень робко — боюсь, что это произведет плохое впечатление, — о лошадях, о скачках, о том удовольствии, которое испытываю, когда изучаю результаты или обдумываю ставку. Мне кажется, что мое пристрастие к скачкам, которое, конечно, плохо вяжется с его представлением об актуарии, должно бы его устроить... да... но... это не совсем то, что он хотел бы: лошади, вы же понимаете, их не приведешь на телестудию...

— А вы ничего не коллекционируете?.. Знаете... один из тех, кого я недавно интервьюировал, собирает коллекцию хлебных корок. У него есть хлеб времен оккупации, хлеб Освобождения, хлеб Победы, хлеб 70-го года и даже хлеб римских легионеров, найденный во время раскопок в Алезии! Вот это, понимаете, было действительно забавно!

Я не спорю, но вынужден признать, что у меня нет такого хлеба, который мог бы утолить голод репортера. Он это и сам чувствует:

— О, конечно... я и не требую от вас ничего подобного, но... может быть... вы коллекционируете бабочек, спичечные коробки, сигарные этикетки...

Нет, я определенно лишен всякой оригинальности: мысль о том, что моя персона может появиться на экране телевизоров без всяких дополнительных аксессуаров, повергает репортера в уныние. Он хочет дать мне время подумать: в конце концов, может быть, я и найду что-нибудь. Не успевает он исчезнуть, как на смену ему в сопровождении двух молодых людей, нагруженных проводами, сумками, «блитцами», появляется фоторепортер одного из еженедельников.

— Я вас недолго задержу,— заверяет меня маэстро.— Мне нужна, вы понимаете, фотография, которая была бы не слишком стандартной...

— Значит, не за письменным столом?

— О!.. это было бы сверхбанально... Нет. Но вот, например, вы один, вы устали от своих справочников, цифр, статистических данных, вам необходима разрядка... И вы снимаете галстук и — да здравствует свобода!.. — вы растягиваетесь на полу... Нам нужна абсолютно непринужденная поза... У вас, конечно, есть халат, какой-нибудь домашний вельветовый костюм?

— Главное, не напрягайтесь!.. Робер, передай мне лампу… Расслабьтесь и улыбнитесь, мсье Бло [191], улыбнитесь!

Как я завидую молодым людям или государственным деятелям, которые всегда сумеют улыбнуться и под дождем, и среди снегов, и после провала конференции…

— Ну, улыбнитесь же! Ведь случается же вам улыбаться!

Что правда, то правда. Всего несколько минут назад я смеялся, уж не помню по какому поводу, вероятно из-за пустяка. Но улыбка моя исчезла, и мне нелегко вернуть ее, так же невозможно иногда вспомнить имя человека, которого ты прекрасно знаешь и которого в театре вдруг ты должен кому-то представить. Я думаю об улыбке Мориса Шевалье, Хрущева, президентов Республики… «Улыбнитесь же, черт возьми!»— умоляет фотограф, но всякий раз, как мне приказывают улыбнуться, лицо мое словно окаменевает и моя вымученная гримаса — только результат насильственного сокращения мышц. Репортер теряет терпение. Он пытается заставить меня засмеяться, говорит о выпавшем на мою долю счастье, о моем успехе.

— Послушайте-ка… вы же довольны, вы счастливы… Судьба улыбнулась вам! Вы — король средних французов. Вы же выиграли двадцать миллионов, вы заработаете еще тридцать, сорок! Ха-ха!

Вид у меня, должно быть, самый зловещий.

— Вы напоминаете мне этого несчастного Л… его невозможно было рассмешить! Сколько раз я ему говорил: «Улыбнитесь же, мсье, улыбнитесь!» И все впустую. Деблер, да и только! Он отвечал: «Мсье, я никогда не улыбаюсь». Через неделю его убили, беднягу! Ну, так улыбнитесь же, пожалуйста!

Возымел ли свое действие, как ни парадоксально, этот мрачный пример? Только я улыбнулся. Улыбка вышла немного разочарованной, но его устраивала и такая. Щелк-щелк! Все в порядке. Но нет. «Блитц» не вспыхнул. Начнем сначала. Я улыбаюсь еще более натянуто. Щелк-щелк! Кнопка не сработала. Даже я пошевелился.

— Ах, если бы я взял свой «парафлекс»! Он бы…

У фотографов-профессионалов всегда что-то не ладится. Конечно, и я могу испортить снимок. Но я в таких случаях не начинаю все сначала. И мои неудачи никому не доставляют беспокойства.

К счастью, с этим покончено. Во всяком случае, с улыбкой в домашней обстановке. Но я понимаю, что это еще не все. От меня требуется что-то более оригинальное. Репортер раздумывает.

— Ну, а теперь, — говорит он, — вас не очень бы затруднило подпрыгнуть?

— …Подпрыгнуть?

— Да… вы, конечно, слышали о прыгомании? Легкий подскок на месте, как это делают Мориак и Али-Хан. Это очень важно для психиатров…

Что это, серьезно? Ба!.. Если Мориак прыгал… Я подчиняюсь и глупо подпрыгиваю на месте… впрочем, если это может пригодиться для статистики психиатров… И все-таки это еще не конец. Репортер, видимо, не решается меня о чем-то спросить. Во всяком случае, он мнется…

— Простите меня, мсье Бло, но нет ли у вас какой-нибудь причуды, я имею в виду какой-нибудь характерный жест… особую привычку… ну, например…

И вдруг, нацелив на меня свой указательный палец:

— Замрите, — восклицает он таким тоном, словно открыл Америку.

Сидя в кресле и раздумывая над тем, что бы я мог предложить корреспонденту в качестве такого рода причуды или мании, я машинально положил правую руку на затылок и кончиками пальцев стал задумчиво почесывать лысину.

— Великолепно! — воскликнул репортер. — Это как раз то, что мне нужно! Мсье Бло… простите меня… но вы часто так делаете?

— Вероятно, даже слишком часто, — ответил я. (Моя привычка почесывать затылок ужасно раздражает Терезу.)

— Чудесно, — повторяет мой гость и направляет на меня свой «блитц».

Такое легкое почесывание затылка, после чего большой и указательный пальцы медленно соскальзывают на лоб, если верить его ассистенту, — жест, свойственный многим начинающим лысеть французам.

— Благодаря вам, мсье Бло, миллионы людей, бессознательно делающих этот жест, узнают себя в вашем образе…

В конце концов эти молодые люди сумели завоевать мое доверие. Я вступил на путь признаний. Я сказал им, что нередко моя правая рука, покинув черепные высоты, медленно скользит по лицу; мне нравится поглаживать себе веки, иногда у меня от этого даже выступают слезы, затем, пощипав щеки, мои ладони направляются к подбородку, и под конец я чуть дотрагиваюсь пальцами до крыльев носа и с удовольствием вдыхаю запах табака, которым они пропитаны. Я испытываю при этом мимолетное неповторимое блаженство, мысль моя работает яснее, я готов выиграть битву жизни.

Они пресекли мой порыв, спасибо, вполне достаточно.

Тереза, бесспорно, простит мне эту привычку поглаживать лысину, как только два миллиона фотоснимков узаконят этот жест. Все мои безобидные причуды, на которые она прежде ополчалась, теперь мне прощаются, а иногда даже заслуживают похвалу.

Даже чтение «Спор-компле» и «Пари-тюрф», которому обычно я предавался, лишь уединившись в туалете (под прикрытием «Монда»). Теперь мне разрешается читать их на виду у всех. Вчерашний мелкий служащий, верхом смелости для которого было рискнуть на скачках квартирными деньгами, сегодня стал, как это отметил один репортер, «прозорливым калькулятором, который не прочь после работы внимательно взвесить шансы милых его сердцу четвероногих и, предугадав победителей в тройном заезде, приумножить свой скромный доход, не ставя при этом под угрозу бюджет своей семьи».