Сэм стремительный - Вудхаус Пэлем Грэнвил (читать книги онлайн полностью без регистрации .TXT) 📗
Принадлежал он Уиллоуби Брэддоку, а доносился откуда-то со второго этажа «Мон-Репо».
27. Доблестное поведение мистера Брэддока
Когда минут за десять до этого Уиллоуби Брэддок расстался с Кей и вышел на песчаную дорожку «Сан-Рафаэля», он находился в том состоянии духа, какого человеку редко удается достичь до тех пор, пока он не примется распивать вторую бутылку шампанского. Его душа была так взбудоражена, так закручивалась в смерче могучих эмоций, что он мог бы войти в любую больницу и никто не усомнился бы, что он горит в жару лихорадки.
Ибо мир обрел для Уиллоуби Брэддока невероятную яркость. После четверти века ничем не тревожимого пресного существования внезапно с ним начали происходить всякие странные и волнующие вещи.
Стоило ему вспомнить, что он стоял лицом к лицу и беседовал по душам с членом преступного мира, прервав его в процессе ограбления дома, а в довершение всего обнаружил лорда Тилбери, члена правления его клуба, насильственно преображенного в санкюлота путем изъятия у него брюк, — стоило ему вспомнить эти события, и он чувствовал, что наконец-то изведал жизнь в истинном значении этого слова.
Однако венцом захватывающих приключений этого дня стала новость, которую он узнал от Кей, когда она мимоходом упомянула о намерении миссис Липпет поселиться у воей дочери, как только Клэр сочетается браком с Фаршем Тодхантером. Словно кто-то, прогуливаясь с доблестным Кортесом, ткнул пальцем в сторону водного пространства, поблескивающего за деревьями, и небрежно обронил: «Кстати, а это там — Тихий океан». Именно эта новость более всего остального вызывала в душе мистера Брэддока непривычное пьянящее чувство нереальности всего окружающего, понудившее его застыть на месте, жадно глотая воздух. Много лет он верил, что лишь чудо способно избавить его от пиявистой преданности миссис Липпет, и вот чудо свершилось!
Он снял шляпу, подставляя пылающее чело прохладному ночному зефиру. На него нахлынуло сожаление, что он обещал в этот вечер отобедать у своей тети Джулии. Для тетки тетя Джулия была вполне на высоте, но обед под ее кровом не сулил никакой мелодрамы, а одурманенная душа мистера Брэддока требовала именно мелодрам, и ничего, кроме мелодрам. Его раздражала необходимость покинуть этот пригородный водоворот стремительных событий и вернуться в Лондон, такой в сравнении чинный и мирный.
Однако он обещал, а слово Брэддоков всегда было нерушимым. К тому же опоздай он, и тетя Джулия вскипит. Он неохотно направился к своему автомобилю и уже почти добрался до него, как вдруг вновь превратился в каменную статую. Ибо когда он собрался распахнуть ворота «Сан-Рафаэля», в калитку «Мон-Репо» воровато проскользнула неясная фигура.
В том состоянии душевного подъема, в каком находился Уиллоуби Брэддок, самый минимум вороватости неизбежно зародил бы в нем подозрения, а эту вороватость можно было смело назвать вороватостью высшей степени. Фигура съеживалась и кралась. Она извивалась и скользила, а когда свет уличного фонаря упал на ее лицо, оно показалось мистеру Брэддоку лицом обеспокоенным и напряженным, лицом того, кто понуждает себя к отчаянным деяниям.
И бесспорно, пришелец нервничал. Шел он настороженно, как не чересчур храбрый путешественник в джунглях, где, по его мнению, полно диких зверей с неприятной репутацией. Влекомый алчностью, Шимп Твист вновь направлял свои стопы в «Мон-Репо», уныло ожидая, что вот-вот из мрака на него, скаля клыкастую пасть, выскочит Фарш.
Он скрылся за углом дома, и Уиллоуби Брэддок, беззаботно махнув рукой на тот факт, что дальнейшая проволочка завершится опозданием к обеду в доме тети Джулии и головомойкой, которую устроит ему эта дама, любящая пунктуальность, бесшумно прокрался за ним следом как раз вовремя, чтобы увидеть, как он заглядывает в кухонное окно. Секунду спустя, словно ободренный своим подглядыванием, он открыл заднюю дверь и скрылся в доме.
Уиллоуби Брэддок ни мгновения не колебался. Мысль о том, что он окажется в небольшом доме наедине с закоренелым преступником, вероятно вооруженным по жабры, теперь его ничуть не пугала. А наоборот, прельщала. Он бесшумно скользнул следом в заднюю дверь, снял ботинки и поднялся по лестнице. Доносящийся сверху шум сказал ему, что он на верном пути. Чем бы ни занимался вороватого обличия типус, занимался он этим на втором этаже.
Что до Шимпа Твиста, у него все было в ажуре. Операции по извлечению клада были простыми и не требовали времени. Едва, обозрев кухню через окно, он установил, что его враг Фарш блистает отсутствием, как от его нервозности не осталось и следа. Завладев стамеской, которую уже давно укрыл в ящике кухонного стола в чаянии именно такого случая, он деловито поднялся по лестнице. В прихожей и в гостиной горел свет, однако полная тишина внушила ему уверенность, что Сэм, подобно Фаршу, покинул кров «Мон-Репо». Он не ошибся в своих ожиданиях и бодро направился в заветную комнату. Ему требовалось всего пять спокойных минут наедине с собой, так как указания в письме мистера Фингласса были четкими, и, взломав дверь верхней задней комнаты, никаких затруднений он не предвидел. Чтобы добраться до клада, согласно недвусмысленному заверению мистера Фингласса, достаточно было просто поднять половицу. Взбираясь по лестнице, Шимп Твист не разразился ликующей песней, потому что был осторожным человеком, но она так и рвалась у него из груди.
Резкий треск донесся до ушей Уиллоуби Брэддока, когда он по-змеиному затаился на первой лестничной площадке. Казалось, где-то выломали дверь.
Так оно и было. В более благоприятных условиях Шимп предпочел бы просочиться в будуар Фарша с меньшим шумом, но на счету была каждая минута, и у него не было досуга, чтобы обработать замок стамеской. Приблизившись к двери, он занес обутую в сапог ногу и использовал ее как таран.
Двери пригородных вилл не рассчитаны на грубое обращение. Если они пригнаны с ошибкой на один-два дюйма и не срываются с петель, едва о них потрется кошка, архитектор и подрядчик обмениваются рукопожатием и поздравляют друг друга с отличной работой. А Шимп, несмотря на субтильное телосложение, ступнями обладал большими. Замок покорился ему, дверь распахнулась, он вошел и зажег газовый рожок. После чего быстро осмотрел обстановку комнаты.
На полпути вверх по второму лестничному маршу Уиллоуби Брэддок вновь остановился и прислушался. Лицо у него было розовое и решительное. Что до него, тетя Джулия могла хоть выкипеть. Обед или не обед, он намеревался идти до конца.
Шимп сразу перешел к делу.
«Тырка, — написал его друг, покойный Эдвард Фингласс, — спрятана в верхней задней комнате. Тебе, Шимпик, надо только поднять третью от окна половицу и засунуть руку в дыру». Ну а дальше шла всякая чушь о том, чтобы половину он отдал Елею Моллою. Старина Финки на смертном одре разнюнился, решил Шимп.
И, как он ни торопился, Шимп Твист потратил секунду-другую на улыбку по адресу Елея Моллоя. И еще он позволил себе миг самодовольных размышлений на тему о том, что на поверку все решает наличие мозгов. Вот он, Шимп Твист, человек с мозгами, а потому через пять минут ему предстоит стать владельцем американских бон на сумму в два миллиона долларов. Тогда как бедняга Елей, у которого ума хватает только на то, чтобы за едой открывать рот, будет и дальше в поте лица зарабатывать скудный хлеб насущный, продавая фальшивые нефтяные акции олухам еще глупее его. Из этого, казалось Шимпу, можно было бы вывести поучительную мораль, но его время было слишком драгоценным, чтобы транжирить секунды на ее выведение. Он крепко сжал стамеску и принялся за работу.
Мистер Брэддок, заглянувший в дверь с осторожностью индейца, который, помахивая томагавком, выслеживает тестя или шурина, увидел, как взломщик выковырял половицу и запустил руку в дыру. Сердце у мистера Брэддока грохотало, как мотоциклет, и он не понимал, каким образом этот типус ничего не слышит.
Видимо, типус был слишком поглощен своим занятием. Во всяком случае, он выглядел человеком, который думает только о работе. Пошарив в дыре, он испустил звук, слагавшийся из полуругательства и полустона, и, словно в припадке белой горячки, начал выковыривать одну за другой остальные половицы — сначала одну, потом вторую, потом третью. Создавалось впечатление, что выковыривание половиц было для него чем-то вроде возрастающего пристрастия к наркотикам. Начал скромно с одной-единственной половицы, но не сумел подавить в себе роковую тягу, и теперь, казалось, готов был разворотить весь пол.
