Новые записки матроса с «Адмирала Фокина» (сборник) - Федотов Александр (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Здрав!.. жел!.. тов… адмирал! – отрывисто прокричали на «Варяге».
Стоя по стойке смирно, рука у козырька, Папа подождал, пока смолкнет гвардейское приветствие, и в свою очередь поздоровался со своим экипажем.
– Здравствуйте, товарищи фокинцы!
– Здрав! Жел!! Тов!!! Капитан!!!! Первого!!!!! Ранга!!!!!! – грянула в ответ сотня глоток, да так, что волна пошла по заливу.
Командующий вздрогнул и недоуменно обернулся: у кого праздник-то, у гвардейцев или на «Фокине»?
Папа Самофал довольно улыбнулся.
На «Варяге» был праздник. А в праздник на юте всегда поднимался особый большой шелковый флаг, и вдобавок от бака до юта через мачту натягивали цветные сигнальные флаги и флаги расцвечивания. А в честь командующего флотом на мачте надлежало поднять ещё и соответствующий должностной флаг – красное полотнище с военно-морским флагом в углу и с тремя белыми звездами.
Командующий произнёс приветственную речь. Гвардейцы прокричали «ура». Прозвучала команда: «Флаг, гюйс, сигнальные флаги и флаги расцвечивания – поднять! Равнение на флаг.»
Командующий вскинул руку к козырьку. На «Фокине» тоже поднимали свой флаг, но все взоры были устремлены на праздничный «Варяг». Папа замер, отдавая честь флагу. На гвардейском крейсере поползли вверх сигнальные флаги и флаги расцвечивания. Поплыл вверх по флагштоку огромный праздничный шелковый флаг…
Вдруг на «Фокине» охнули: на «Варяге» праздничный военно-морской флаг поднимали …вверх ногами!!! Синей полосой вверх, серпом и молотом вниз! Командующий оторопело стоял с рукой у козырька, отдавая честь перевернутому флагу, и не верил своим глазам… Тут налетевший порыв ветра сорвал сигнальные флаги и флаги расцвечивания, и всё гвардейское праздничное убранство, безвольно кружась в воздухе, полетело и запуталось вокруг мачты.
– Блин… гвардейцы…, – процедил сквозь зубы Папа.
Командующий сделал отмашку, козырнув перевернутому флагу, развернулся и, махнув рукой, ушел с гвардейского крейсера. За ним потянулась и вся штабная свита.
Чтобы командующий флотом так уходил с корабля, такого позора мне не припомнить за всю свою службу. На «Варяге» разгневанный командир объявил тогда «оргпериод» на месяц…
Так фокинцы в первый раз утерли нос гвардейцам.
* * *
А устроивший демарш на «Варяге» фокинский призыв весны 1984 в море на своём корабле, так и не вышел. Не суждено было сбыться их мечте. Так и ушло весной 1987 года это последнее заводское поколение фокинцев на дембель из Дальзавода. Я помню, как мы, первогодки, тогда торжественно провожали ребят домой. А уже через несколько месяцев мы на отремонтированном сверкающем, заново рожденном, красавце ракетном крейсере «Адмирал Фокин» вышли из бухты Золотого Рога, чтобы занять место флагманского корабля Камчатской флотилии.
Папа
Ничто так не сбивает человека с мысли, как прямой удар в челюсть.
(Фольклор)
Справка: Кнехт – спаренная чугунная тумба, для набрасывания швартовых концов (канатов)
Сопливчик – черный матросский нашейный галстук – вроде манишки. Надевается под шинель или бушлат.
Сапоги – так на флоте пренебрежительно называли солдат (не моряков). Пошло от того, что матросы служили на корабле в ботинках, а солдаты в сапогах.
Однажды, во время вечернего построения экипажа, Командир корабля Самофал – Папа вывел перед строем Петруху. Петро Ничипоренко, по кличке «Петруха», щуплый, скоромный морячок только что вернулся из отпуска с его родной Украины. Петруха стоял посередине вертолётной площадки, понуро опустив голову. Папа обвёл серьёзным взглядом экипаж и, указав на Петруху, громко объявил:
– Товарищи «Фокинцы», вот гарный хлопец Ничипоренко приехал из отпуска, который он получил за образцовую дисциплину, а в отпускном документе у него замечание от патруля.
Папа прищурившись посмотрел на Петруху:
– Ты ничего не хочешь сказать своему экипажу?
Петруха, убитый общим вниманием, сопел носом, но ничего не отвечал.
– Что молчишь, как воды в рот набрал? Объясни товарищам, за что получил замечание.
– Я в отпуске, был – тихо начал, Петруха, не поднимая головы – Шел, шел, ну а меня «сапоговский» патруль остановил. А я без «сопливчика»… в офицерском кашне был…
Экипаж заулыбался, но сделал это несколько неуверенно, глядя, как Папа сосредоточенно следит за повествованием.
– …Ну вот, майор меня и останавливает, – продолжил Петруха. – И спрашивает, почему я форму одежды нарушаю и почему у меня нет той штуки, которую матросы обычно на шее под бушлатом носят. А как «сопливчик» называется, начальник патруля вспомнить не мог. Ну, он и спросил меня, как эта штука называется, которой у меня нет, но которая у меня по уставу быть должна. Ну, я и объяснил… – не поднимая головы, тихо сказал Петруха.
Папа прервал его повествование:
– Зачитываю замечание от патруля: «Матрос, шел по улице… без кнехта на шее…»
Взрыв хохота потряс корабль. Некоторое время палуба содрогалась от приступов здорового смеха. Когда ребята немного поуспокоились, Папа обвел строгим взглядом ссутулившуюся фигуру Петрухи и отчетливо произнёс:
– Матрос Ничипоренко, за получение замечания от патруля, находясь в краткосрочном отпуске, объявляю вам 5 суток…
Папа сделал паузу. Экипаж замер, ожидая окончания приговора.
– …отпуска. За находчивость!
В первый раз за время построения Папа улыбнулся. Петруха поднял голову, и под одобрительный гул экипажа счастливая улыбка осветила его детское конопатое лицо.
Объявить – пять суток отпуска была одна из Папиных фирменных фишечек. И хотя с «пятью сутками» домой, конечно, не съездишь, но, глядишь, ещё «пол-отпуска» заработаешь, и тогда уже можно и в путь собираться…
Распустив экипаж, Папа пошел к себе в каюту переодеваться в рабочую форму одежды. Он любил вечерком надеть рабочую матросскую робу, нацепить берет с шитым офицерским крабом и пройтись по кораблю, в особенности по потаённым шхерам: проверить, всё ли в порядке в его обширном корабельном хозяйстве. Ну и доставалось потом офицерам, если недосмотрели, если допустили халтуру при приборке на закрепленном за ними участке. За залёт Папа карал строго. Тогда всем: и матросам, и офицерам доставалось по полной. Особенно все на корабле боялись его коронного наказания – «сто дней без берега». Если кому объявил, то всё – точка, обжалованью не подлежит. В течение ста дней бедолага даже шаг на берег сделать не сможет, даже чтоб мусор вынести.
И если карасям это ещё было туда сюда, они и так особо в город по увольнениям никуда не мотались, то для годков, многие из которых за время службы уже и зазнобами во Владивостоке обзавестись успели, – это было жестокое наказание. Матросы боялись этих «ста дней без берега», как огня. Папа, разумеется, это знал и без дела, направо, налево, этим наказанием не разбрасывался. Папа, вообще, без дела мало что делал, за это его и уважали. Добавлял, впрочем, авторитету и тот факт, что Командир был кандидат в мастера спорта по боксу.
В то время, как Папа начал свою проверку, на верхней палубе, под кормовой ракетной установкой, трое бритых наголо годков-осенников (дембелей осени 1985 года) решили покурить на свежем воздухе и потравить байки. На кораблях установлено строгое правило: когда корабль на ремонте, курить можно только на баке (носу), а когда корабль в море – только на юте (корме). А курить под ракетной установкой нельзя никогда и ни под каким предлогом. Но различных запретов на флоте было много, а годкам, по обыкновению, дела до них было мало.
Стоят годки, курят, поплевывая за борт, головами по сторонам крутят на случай прихвата. А то, глядишь, поймается какой-нибудь залётный карась-бедолага, тогда его можно будет и повоспитывать чуток для профилактики. Но всё вокруг тихо. Скучают годки.
