Дева в беде - Вудхаус Пэлем Грэнвил (лучшие книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Глава XXIV
Терраса была окутана недвижной ночью. С иссиня-черного неба смотрели звезды — смотрели с тем же спокойствием, как и тогда, в ночь бала, когда Джордж таился в кустах, вслушиваясь в завывания музыки и думая долгие думы. С темных лужаек у реки донесся хриплый крик коростеля, приглушенный далью.
— Что будем делать? — спросила Мод. Она сидела на каменной скамье, где сиживал, бывало, Реджи Бинг, размышляя о своей несчастной любви и о своей несчастной привычке мазать при косом ударе. Джорджу, стоявшему рядом, она казалась светлым пятном во мраке. Лица он не различал.
— Не знаю, — честно ответил он.
Он и не знал. Его, как и леди Каролину, и лорда Бэлфера, и Кеггса, дворецкого, слова лорда Маршмортона повергли в полное смятение. Он был захвачен врасплох и не мог справиться с ситуацией.
Из светлого пятна раздался сдавленный звук. В тишине он прозвучал слишком громко, терзая натянутые нервы. — Прошу вас!
— Н-не м-могу сдержаться!
— Право же, плакать тут не о чем. Надо хорошенько подумать, и мы найдем какой-нибудь выход. Пожалуйста, не плачьте.
— Я не плачу! — сдавленный звук оказался всплеском веселья. — Это так нелепо! Бедный отец! Взять и подняться прямо при всех. Вы видели, какое лицо было у тети Каролины?
— До сих пор вижу, — сказал Джордж. — Никогда не забуду. Ваш братец тоже не выказал особой радости.
Мод больше не смеялась.
— Ужасное положение, — сказала она. — Объявление появится в «Морнинг Пост» послезавтра. Сразу посыплются поздравительные письма, потом — подарки. Просто не представляю себе, как мы сможем убедить их всех, что произошла ошибка. — Тут до нее дошла еще и другая сторона проблемы. — А вам-то каково!
— Обо мне не думайте, — сказал Джордж. — Бог свидетель, я отдал бы что угодно, чтобы все осталось как есть, но что толку рассуждать о невозможном? — Он понизил голос. — Да, меня ожидают тяжелые времена. Но это обсуждать не будем. Во всем виноват я сам. Я по собственной воле влез в вашу жизнь. Что бы ни случилось дальше, я узнал вас и постарался быть вам полезен. Игра стоит свеч.
— Вы — лучший из всех моих друзей!
— Рад, что вы так считаете.
— Лучший и добрейший из друзей, о каком только можно мечтать! Как бы хорошо… — она оборвала себя. — Ну, ладно…
Они помолчали. Из замка донеслась музыка, потом мужской голос запел.
— Это Эдвин Пламмер, — сказала Мод. — Как он ужасно поет!
Джордж рассмеялся. Пламмер как-то разрядил напряжение: в качестве ли печального комментария или просто потому, что он пел арию «Прощай», придавая от себя еще больше заунывности и без того безрадостному тону. Собака в конюшне сочувствующе подвывала, и это как-то сразу успокоило Джорджа. Да, потом, позже, разбитое сердце даст о себе знать, но теперь, под двойной аккомпанимент, человек свом юмора не мог сосредоточиться на своих терзаниях. Дуэт Пламмера и собаки спустил его на землю. Он ощутил себя спокойным и деловитым.
— Обговорим все спокойно, — сказал он. — Конечно, есть какой-то выход. В крайнем случае, вы всегда можете пойти к лорду Маршмортону и объяснить, что он не все знает.
— Могу, — сказала Мод, — но сейчас я чувствую, что сделаала бы что угодно, только не это. Вы не представляете себе, чего это стоило отцу — вот так, в открытую, при всех, пойти против тети Каролины. С тех пор, как я себя помню, она им помыкала, страшно его мучала. Если бы речь шла только об отце я бы добилась его согласия выйти замуж за кого захочу. Не могли бы вы придумать другой выход?
— Я не успел сказать вам, что я ходил на Бэлгрейв-сквер. Сразу после того, как обженил Реджи Бинга.
— Обженили?
— Я был у него шафером.
— Милый Реджи! Надеюсь, он будет счастлив.
— Будет. За него не беспокойтесь. Ну, так вот, я зашел на Бэлгрейв-сквер, но там было заперто. Я звонил по минуте кряду, и никто не открыл. Наверное, они снова уехали за границу.
— Нет, не в этом дело. Утром я получила письмо от Джеффри. Его дядя умер от удара во время деловой поездки. — Она помолчала. — Он оставил Джеффри все свои деньги, — продолжала она. — Все, как есть.
Молчание росло и простиралось в бесконечность. Музыка в замке стихла, ничто не нарушало тишины. Было для Джорджа что-то недоброе в этой тишине, словно близился конец света. Вдруг он с ужасом понял, что до сих пор еще надеялся, даже понимая тщетность этой надежды. Ведь Мод сказала ему, что любит другого; и все же непобедимое подсознание не принимало этого. Новость положила конец всему. Последнее препятствие, разделявшее Мод и того человека, Устранено. Теперь ничто не мешает им пожениться. Джордж почувствовал, как на него наваливается тяжелейшее уныние. Оборваны последние нити каната, его уносит в океан одиночества.
— О! — сказал он и удивился, что голос прозвучал, в общем, как обычно. Говорить было трудно, но напряжения в голосе не слышалось. — Это меняет все, правда?
— Он пишет, что хочет встретиться со мной в Лондоне чтобы обговорить все, наверное.
— Теперь вам ничто не помешает поехать. Раз ваш отец объявил о помолвке, вы вольны ехать, куда хотите.
— Надо полагать. Они снова помолчали.
— Все так нелегко, — сказала Мод.
— В каком смысле?
— О, я не знаю…
— Если вы обо мне, то, пожалуйста, не надо. Я понимаю что вы думаете. Вам неприятно, что вы меня обижаете. Пожалуйста, считайте, что у меня вообще нет чувств. Я хочу одного — чтобы вы были счастливы. С меня довольно знать, что я вам помог. Прошу вас, будьте благоразумны. Ну, хорошо, объявлена наша помолвка, но это никак не меняет наших отношений. Мы остаемся в той же точке, где были при последней встрече. Да, я — не тот, кого вы любите, есть человек, которого вы любили, когда и не слыхали обо мне — знать это мне не труднее сейчас, чем тогда. Господи Боже ты мой, не впервые же вы слышите признания и отвечаете: «Нет»!
— Вы совсем другой.
— Ничуть не бывало. Я — человек из толпы.
— Таких, как вы, я никогда не видела.
— Ну, вы никогда не видели и такого, как Пламмер, а мысль о его страданиях не разбила вам сердца.
— Я видела миллион в точности таких, как Пламмер, — твердо сказала Мод. — Все мужчины, которых я знала, были, как он — милые, приятные, никакие. Отказать им — ничто. Всегда как-то знаешь, что он помучается недельку-другую, а потом пойдет и влюбится снова. А вы — другой. Вы… ну, с вами все всерьез.