Дядюшка Наполеон - Пезешк-зод Ирадж (читать книгу онлайн бесплатно без .TXT) 📗
– Моменто, а кстати: что это Фаррохлега-ханум говорила про покойничка – кем он нам приходится?
– И не думайте об этом, – заявил дядюшка. – Говоря между нами, к этому поганому покойнику только одна Фаррохлега-ханум и имела отношение, да и то отдаленное. А уж что касается его связей с англичанами…
– В любом случае, кого-то найти надо, – настаивал Асадолла-мирза. – Скажи-ка, Дустали, как поживает твой Дядюшка Мансур ос-Салтане?
– Чтоб у тебя язык отнялся! – завопил во всю мочь Дустали-хан. – Чем тебе насолил мой бедный дядюшка, что ты ему смерти желаешь?
– Моменто, когда это я желал его смерти? Мне просто пришло в голову, что давненько мы не слыхали ничего о дядюшке Мансур ос-Салтане, вот я и спросил, как он себя чувствует. Девяносто пять лет прожил, бог даст, несмотря на все свои болезни легких, почек и желудка еще девяносто пять проживет, чего нам скупиться… И вообще, вы сами виноваты – обидели Фаррохлега-ханум, а ведь она сейчас могла бы нам помочь. Она бы, если надо, из-под земли для нас покойника выкопала.
– О чем вы говорите? – вступил в разговор отец. – Если бы на днях предстояло какое-нибудь траурное собрание или поминки, Фаррохлега-ханум за те несколько минут, которые здесь пробыла, обязательно выложила бы все подробности.
Асадолла-мирза, смеясь, предложил:
– А если попросить мать Практикана Гиясабади, чтобы она в полночь явилась к дядюшке Мансур ос-Салтане? Может, он со страху-то…
Дустали-хан опять завопил, но Азиз ос-Салтане не дала ему разойтись:
– Ну и болваны мы все! Ведь можно сослаться на траур в семье жениха.
Это была прекрасная мысль, что и подтвердили все присутствующие.
В тот вечер мы допоздна дожидались возвращения дяди Полковника и его жены. Когда они наконец появились, вид у дяди был мрачный, жена следовала за ним со слезами на глазах: поезд пришел, но Пури в нем не оказалось.
Дядюшка Наполеон, пытаясь утешить брата, говорил, что они, конечно, не смогли выехать по непредвиденным обстоятельствам, но сам думал совсем по-другому. Утром, когда я увидал Маш-Касема, тот сказал:
– Ага всю ночь до рассвета не ложился, все по комнате ходил… Да и есть от чего расстроиться: наверняка англичаны что-нибудь сотворили с бедным барчуком… Англичаны, ежели на кого поглядят косо, так уж потом до седьмого колена не отвяжутся. Ослепи господь их косые глаза!
– Маш-Касем, а что англичанам делать с таким балбесом и губошлепом?
– Ох, милок, много еще времени пройдет, пока ты насчет англичанов разберешься… Я вот и до сих пор кой-чего не уразумел… Слышь-ка, я тебе расскажу, какая беда приключилась в Гиясабаде с моими сродственниками и земляками… Был у нас один земляк, англичанов честил на все корки, так что ты думаешь: они из лавки его свояка ученика забрали, привязали к лошадиному хвосту, да и уволокли по пустыне неведомо куда… Разве за англичанами усмотришь? Ну, бог не оставит агу – и меня вместе с ним. Да и над вами смилуется, как вы есть родичи аги, его племя, значит.
Дядя Полковник, который с раннего утра отправился на телеграф, возвратился счастливый, с известием, что Пури и Ханбаба-хан, несмотря на то, что взяли билеты, не могли выехать: в поезде не оказалось мест. При первой же возможности они прибудут в Тегеран.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Вечер бракосочетания Гамар, к сожалению, почти не сохранился в моей памяти, так как все мое внимание было поглощено одним неприятным эпизодом. Я помню только, что со стороны невесты присутствовало около двадцати человек, а со стороны жениха, кроме его матери и сестры, пожаловал лишь знаменитый сыщик, инспектор Теймур-хан. Ярче других в воображении моем запечатлелся образ Практикана Гиясабади: в новом, чуть широковатом костюме, который заказала ему Азиз ос-Салтане, и в галстуке бабочкой, собственноручно повязанном Асадолла-мирзой, он выглядел опрятным, чистым и вместе с тем – смешным. Помимо наших близких родственников пришел мясник Ширали с женой, которые прислуживали гостям.
А неприятный эпизод, произошедший в тот вечер, был вот какой. В доме дядюшки Наполеона, где решено было провести церемонию бракосочетания, я лицом к лицу столкнулся с Пури, который приехал накануне вместе с Ханбаба-ханом. Склонив на бок свою лошадиную физиономию, он сидел на ступеньке у входа и, завидев меня, знаком пригласил пройти в сад, прошептав:
– Хочу сказать тебе несколько слов.
Он вытащил из нагрудного кармана сложенную бумажку и, стараясь держать так, чтобы мне не дотянуться, развернул ее. У меня чуть сердце не остановилось: это было письмо, которое я несколько дней назад написал и, вложив в какую-то книгу, передал Лейли. Пришепетывая, Пури спросил:
– С каких это пор наш молодой господин изволил влюбиться?
– Я… я…
– Именно ты.
Не отдавая себе отчета в том, что говорю, я выпалил:
– Я никакого письма не писал. И вообще я…
– Странно! Значит, молодой господин не писал? И, продолжая следить, чтобы я не выхватил бумагу у него из рук, начал негромко читать:
– «Дорогая Лейли, ты знаешь, как я тебя люблю. Ты знаешь, что без тебя жизнь моя бессмысленна…»
– Пури, клянусь… – дрожащим голосом проговорил я.
– Извольте дослушать до конца! «С тех пор, как я услышал, что этот осел-губошлеп возвращается…» – Тут Пури поднял голову: – Если бы не сегодняшняя свадьбе губошлеп тебе так бы по губам вмазал, что ты бы и зубы проглотил! Я тебе такого осла-губошлепа покажу – до конца дней будешь помнить!
– Пури, жизнью отца клянусь…
– Заткнись! Твой отец сам такой же – нищий без роду, без племени!
Этого я уже не мог стерпеть, собрав все силы, я стукнул его по шее, пытаясь выхватить письмо, но мои старания были тщетными – я схлопотал только здоровенную затрещину. Кровь бросилась мне в голову, и я кинулся на него, словно барс, но меня встретила другая затрещина. И тогда я с досады отчаянно лягнул его в пах и, как ветер; понесся к нашему дому. По его воплям и тому переполоху, который вслед за тем поднялся, я понял, что удар получился крепкий.
Я забрался в убежище под скатом крыши, где я так часто прятался в детстве, и затаился там, прямо над головами тех, кто меня искал. Отец с матерью меня звали, уговаривали выйти, но я по-прежнему неподвижно и молча сидел в своем тайнике. Я слышал, как они говорили друг другу: он где-нибудь спрятался, ничего, найдется в конце концов. Когда суматоха улеглась, вдруг послышался голос Асадолла-мирзы, который обходил комнату за комнатой, окликая меня. Только он подошел ближе, я тихонько ска – =
зал:
– Дядя Асадолла, я здесь.
– Как ты туда забрался?.. Ну-ка, ну-ка! Да не бойся, слезай, я один тут.
Я спустился вниз, и он со смехом сказал:
– Ну и молодец! Ты ведь этому парню все на свете отшиб… Это тоже неплохой ход: сам не ездишь в Сан-Франциско, так и другому эту дорожку закрой!
– А как там Пури?
– Да никак, шлепнулся посреди двора, сознание потерял, за доктором Насером оль-Хокама посылали. Сейчас полегчало немного… Из-за чего все началось-то?
– Он украл письмо, которое я написал Лейли. И отца моего обругал. А он говорил что-нибудь дядюшке?
– Нет, а вот с отцом твоим о чем-то беседовал.
– Что же мне теперь делать?
– Посмотрим, может, еще утрясется все. Но вообще-то Полковник тебе всячески грозил. Теперь-то ты мало-помалу поймешь, что тот путь, который я тебе советовал, самый легкий.
– Какой путь, дядя Асадолла?
– Через Сан-Франциско.
Из-за этого происшествия я был лишен возможности присутствовать на свадьбе Гамар. Поздно вечером, когда родители вернулись, я уже был в своей комнате. Дверь я на всякий случай запер. Отец постучал и велел мне открыть. Голос у него был сердитый и встревоженный. Дрожа от страха, я отворил дверь. Отец вошел, сел на железную кровать. Я стоял, опустив голову. Помолчав немного, отец спросил:
– Я слышал, ты завел шашни с Лейли?
– Это ложь. Поверьте, что…
