Гарики предпоследние - Губерман Игорь Миронович (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗

пою, гармонию круша,

по звукам это не прекрасно,

однако светится душа.

835

Когдатошний гуляка, шут и плут,

я заперся в уюте заточения,

брожение души и мысли блуд —

достаточные сердцу приключения.

836

Хотя судьба, забывши кнут,

исправно пряники печёт нам,

я в день по нескольку минут

страх ощущаю безотчётный.

837

Не муравьём, а стрекозой

мой век я жил и крепко грешен,

а виноградною лозой

бывал и порот и утешен.

838

В этой жизни мелькнувшей земной —

отживал я её на износ —

было столько понюхано мной,

что угрюмо понурился нос.

839

Весь век я наглое бесстыдство

являл, не зная утомления,

и утолялось любопытство,

неся печаль от утоления.

840

Моё лицо слегка порочно,

что для мужчины – не позор,

а просто в облик въелся прочно

моих наклонностей узор.

841

Из воздуха себе я создал почву,

на ней вершу посильные труды,

возделываю воздух даже ночью,

а ем – материальные плоды.

842

Лукав, охотно лгу, подолгу сплю,

и прочими грехами я типичен,

а всё же не курю я коноплю,

и всё же я к мужчинам безразличен.

843

Не трусь я в несчётной толпе

несчастных, за фартом снующих,

а еду по жизни в купе

для злостно курящих и пьющих.

844

Все вышли в евреи, и ныне

в буфетах сидят и в кино,

а я до сих пор по пустыне

плетусь, попивая вино.

845

Тих и ровен мой сумрак осенний,

дух покоя любовью надышан,

мелкий дрязг мировых потрясений

в нашем доме почти что не слышен.

846

Хотя люблю гулящих женщин,

но человек я не пропащий,

и стал я пить гораздо меньше,

поскольку пью намного чаще.

847

Я душу с разумением гублю,

надеясь до конца не погубить,

поскольку вожделею не к рублю,

а к радости его употребить.

848

Стал на диване я лежать,

уйдя на полную свободу,

и не хочу принадлежать

я ни к элите, ни к народу.

849

А лучше всё же стрекоза,

чем работящий муравей,

её бесстыжие глаза

мне и понятней и милей.

850

Всё ясней теперь и чаще я

слышу стыдное и грешное,

изнутри меня кричащее

одиночество кромешное.

851

Я пью, взахлёб гуляю и курю;

здоровью непреклонный супостат,

весь век самоубийство я творю,

и скоро уже будет результат.

852

Сейчас бы и в России не оставили

меня без воздаяния мне чести,

сейчас бы на могилу мне поставили

звезду шестиконечную из жести.

853

Сочтя свои утраты и потери,

поездивши по суше и воде,

я стал космополитом в полной мере:

мне жить уже не хочется нигде.

854

Глухая тьма простёрлась над пустыней,

спит разум, и на душу пала ночь;

с годами наша плоть заметно стынет,

а в мыслях я совсем ещё не прочь.

855

Я брожу по пространству и времени,

и забавно мне, книги листая,

что спасенье от нашего семени —

лишь мечта и надежда пустая.

856

Судьба нас дёргает, как репку,

а случай жалостлив, как Брут;

в России смерть носила кепку,

а здесь на ней чалма внакрут.

857

Тут вечности запах томительный,

и свежие фрукты дешёвые,

а климат у нас – изумительный,

и только соседи хуёвые.

858

Забавно здесь под волчьим взглядом

повсюдной жизни колыхание,

а гибель молча ходит рядом,

и слышно мне её дыхание.

859

Ход судьбы – как запись нотная,

исполнитель – весь народ;

Божья избранность – не льготная,

а совсем наоборот.

860

Сам наслаждаясь Божьим даром,

я в рифме зрителя купаю,

за что порой имею даром

билеты в зал, где выступаю.

861

Я стандартен, обычен, вульгарен,

без надломов в изгибах души,

и весьма я Творцу благодарен,

что на мне отдохнуть Он решил.

862

Укрыт обаятельной ширмой

я в самом тяжёлом подпитии,

а подлинный внутренний мир мой

не вскроется даже на вскрытии.

863

Обиды людям я себе простил,

азарта грех давно отбыл на нарах,

а всё, что в этой жизни упустил,

с избытком наверстаю в мемуарах.

864

Конечно, время сызмала влияло

на дух и содержание моё;

меня эпоха сильно поваяла —

однако ведь и я лепил её.

865

Я в гостевальные меню

бывал включён как угощение,

плёл несусветную хуйню,

чем сеял в дамах восхищение.

866

Я душевно вполне здоров,

но шалею, ловя удачу;

из наломанных мною дров

я легко бы построил дачу.

867

Один телесный орган мой

уже давно воспеть хочу —

крутой, надёжный и немой,

покуда я молчу.

868

Как ни предан зелёному змею,

а живу по душе и уму,

даже тем, чего я не имею,

я обязан себе самому.

869

Я ленью грешен, выпивкой и сексом,

люблю, однако, более всего

молчание, наполненное текстом

и ритмом, воспаляющим его.

870

Я не жалею о попытках

заняться прибыльной игрой,

и только память об убытках

порой горит, как геморрой.

871

Она совсем не в тягость мне,

моя высокая харизма,

и я использовал вполне

её по части похуизма.

872

Забавно это: годы заключения

истаяли во мне, как чёрный снег,

осталось только чувство приключения,

которое украсило мой век.

873

Идя то разминувшись, то навстречу,

в суждениях высок и столь же низок,

в момент, когда себе противоречу,

я к истине всего сильнее близок.

874

Многое мне в мире неизвестно,

только чтоб не школьничать натужно,

я сказал непознанному честно,

что оно и на хуй мне не нужно.

875

А был я моложе – трещал, как трещотка,

свой век болтовне посвящал я и ню,

общение с ню оборвала решётка,

и там записал я мою болтовню.

876

Меня на сочувствии тонком

не словит лукавая нелюдь,

я долго был гадким утёнком

и чуткий поэтому лебедь.

877

Когда всё валится из рук,

с утра устал или не в духе,

то злюсь на мир я, как паук,