Русология (СИ) - Оболенский Игорь Викторович (книги онлайн полностью .txt) 📗
Минул последний дом у околицы; дальше пустошь и Флавск за ней.
Он признался мне: - Выпить мчусь.
Нас мотнуло от улицы вверх, в поля, что весною распахивались в ряд с тем, что считалось 'дорога', кою вновь делали; летом ездили меж хлебов в пыли; в сентябре всё пахалось под зиму и трамбовалось; почвы твердели, оттепель разводила слизь, и Тенявино превращалось чуть ли не в остров; стужа крепила лёд, и вновь ездили; снег скрывал колеи, но машины снег мяли; только в февральские обложные заносы путь грёб бульдозер.
Днесь полей не было. Был пустырь в свалках с ямами и опорами ЛЭП, что давным-давно шла к мансаровским фермам. Здесь - радиация... Я, мать, брат набрались радов, зивертов, бэров там, где служил отец. Здесь же - след от Чернобыля; здесь теперь будет смерть либо новое человечество. Я уже мутант: я фиксирую трепет горниих ангелов, гад подвод-ных ход, прозираю ад с тартаром. И сказать боюсь о последствиях, что грядут вот-вот - еду в розвальнях, а ведь знаю, чем кончится. Мне бежать бы... вымереть проще, чем ждать что близится.
Мы подъехали к Флавску, к лавке 'Продукты'.
- Мигом, погодь секунд... - Заговеев исчез внутри, вышел с водкой. - Ты, друг-Михайлович... - Он, взяв в розвальнях кружку, быстро плеснул. - Погодь-ка... Опохмелюсь я... - Выпив, он сморщился и занюхал засаленным рукавом. - Домчу!..
- В центр города, - я добавил, - в администрацию. А ты с лошадью. Мне бы сотки там выпросить.
Он сел в розвальни. - Дак, Михайлович, я от квасовских. Ты один - а мы как бы от общества, коллективом. Надо бы... Зимоходова нужно, это мой друг, считай... - Он стремительно оживал; прокашлялся, увлажнив глаза.
- Ты нетрезвый.
Он отвёл телогрейку, чтоб двинуть орденом. - Я его завсегда во Флавск! Это Знамени Трудового. Орден мне - Леонид Ильич лично! Есть резон, восседай!
- Ну, садись, пап! - сын мой похлопывал с собой рядом.
Мы скрежетали ветхою улицей, бывшей некогда тракт на юг, так что новая магистраль, что справа, пряталась сзади ветхих кварталов. Слева шло кладбище, где средь крестиков было три мавзолея; был и грачевник. Нас глушил грохот транспорта, здесь убогого, взвесь с колёс жутко пачкала. Добрались мы до площади, годной Харькову и где Ленин терялся. Се как бы символ: Флавск вкруг гигантского асфальтированного квадрата и в нём оратор. Культ болтологии?.. Через улицу-трассу, - ту же 'М-2' опять, - было здание с флагом (в прошлом райком, я знал), трёхэтажное. Среди 'волг' с иномарками карий мерин и стал. Постовой пропустил меня. Заговеев затопал по лестнице в грубых валенках.
Мы уселись на длинную лакированную скамью близ двери, третьими в очередь. Сын мой медленно, по слогам, прочёл:
- 'Зам главы... Зимоходов'. Что, он главарь?
- Дак правильно, - поддержал Заговеев, сняв свою шапку. - Я и по пенсии приходил к ему, и когда электричество сбавили. Был партийный начальник. А и теперь главарь, по селу, не по городу... - он дохнул перегаром. - Все из райкомовских. Вот такой народ, завсегда в верхах... Зимоходов в собрания приглашал меня из-за ордена, вместе были в президиме, он от партии, я трудящийся. Я... Погодь... - Заговеев толкнул меня и умчался.
Взвизгивал факс, телефоны трезвонили, пело радио. Секретарша, впустив меня к Зимоходову, поливать стала фикус. В зеркале глянул тип в грязной куртке, пачканной в марш-броске через город в низеньких розвальнях. Заговеев помог бы, но убежал... блевать?
Я вошёл. Чин, кивнув, повертел в пальцах ручку и указал на стул. Был он плотен, при галстуке, лупоглазый. Спрашивал взглядом: слушаю! быстро суть! много дел! кроме прочего, вряд ли я, то бишь вы, полýчите, лучше бросьте; но, если хочется, что ж: вы прóсите, а я - контру, вы залупаетесь и копытите от своей херни - но мои херá выше; вы уже мóлите, - я тогда, не как, скажем, ответственный, вам сочувствую; только, кроме пинка под зад, ни черта я вам; не со зла, клянусь: просто вы мне не выгодны; пользу я б углядел, поверьте, и всё иначе б шло; потому начинайте, что вам желается... Он скосил глаза, подавив зевок; вдруг взял трубку и, отвечая, взглядывал на нас с сыном, да испускал ещё газы или чесалось что. На столе был флажок РФ, рядом дырочка для флагштока, - вдруг для серпастого? Положив вскоре трубку, он крутнул ручку в толстеньких пальцах.
- Ну?
- Я из Квасовки, я там дачник... Здесь была Евдокия Филипповна... - потянул я из хаоса (путь единственный для бегущего рвачества).
- Вместо Шпонькиной я. Что надо-то?
Мою логику он отвёл, я сбивчиво начал новую: - У меня... у жены, верней, в Квасовке, у нас дача. Мы не чужие; мы здесь семнадцатый скоро год... Прошу вас... К дому приписано двадцать соток. Мы из Москвы. Но прадеды жили в Квасовке... Приписать бы сто соток... или пусть сорок. Да, я не местный, но, как потомок здесь прежде живших и в возмещение, что нужда приезжать, прошу, Никанор... ведь Сергеевич? - спохватился я.
- Эк вы... Смилуйтесь! - усмехнулся он. - Вы не ехайте. Мои предки с Москвы сюда. Получу я бесплатное в этой вашей Москве? Ответьте.
- Нет, не получите.
- Есть закон... - Он стрелял лупоглазыми взглядами то на стол, то за спину мне, где толокся мой сын, и тряс ляжкою: умалял Москву. Я ему как бы чмошник в грязной одежде. Он вкусно выделил: - Тут закон у нас. Местным - га. А всем дачникам - ноль два га, двадцать соток. Дачники... Пол-Тенявино дачники. А другие? Хоть Ушаково... или Лачиново... Тоже дачные. Из Москвы да из Тулы - все родились здесь. Значит, им всем давать? Вам и им гектар? У меня десять соток, хоть я весь тутошний. Потому что гектары - мы лишь прописанным. А заезжие пожили, шашлычка с пивом скушали - и в столицы?.. Польза в чём? Га пустым стоять? Не пойдёт... Эк вы, дай га... Будто конфет вам дай... - Он убрал под стол руку. - Разве не ясно, что земля - святость? Это налогов нет; а начнём брать - в слёзы? Вы... Вот вы кто такой?.. - Услыхав 'лингвист', он похмыкал: - Грамотный, знать должны... С удовольствием... Но - законы. Стребуйте под Москвой гектар. - Чин зевнул.
С криком, с грохотом и в распахнутой телогрейке, чтоб явить орден, в дверь полез Заговеев.
- Но!! Ты целинника не моги!! - кричал он на секретаршу. - Ты ещё не было, я поля пахал для твоих папки с мамкой!!
- Что расхрабрился-то? - Маска сдёрнулась с Зимоходова; он со мною покончил, и кстати сцена, где я стал лишний. - Света, порядок... Ну а целинник... ты подожди чуток, мы с товарищем спорим.
- С им ведь я... - Заговеев уселся, вытянув ногу. - Дал ему сотки-то?
Зимоходов, откашлявшись, завертел ручку пальцами лишь одной руки, а другой сдавил спинку чёрного кресла, в коем сел боком. - Впрыгнул тут, секретаршу травмируешь... Ведь закон есть... Как дела в коннотракторных?
- Что дела? - Заговеев потёр лоб шапкой. - Коли не дашь га, худо.
Я приподнялся. - Право, Иванович...
- Ты погодь, - перебил он. - Дак, свет-Сергеич друг! Ты начальник был в партии, я содействовал? Я тебе вдохновлял народ? А закон тогда был такой, чтоб тебе агитировать? А ведь я агитировал, чтоб ты честь имел за свою мутотень, с обкома-то! Мне закон суёшь?
Зимоходов надулся. - Дай заявленье, выделим ноль пять га дополнительно. Ты герой у нас.
- Как Закваскин? Вор получил гектар! Псу Закваскину ты давал? Получается, он в тюрьме сидел, а теперь в привелегиях? Вроде как это мы с тобой, а не он вор?
- Право есть... - Зимоходов потупился. - Он прописанный. И отец его был комбедовец, тут колхоз вёл.
- Вёл, что трудящих гнал, а пьянчуг всех в начальники. Церквы рушил, мельницы рушил... Я с им соседствовал, и с сынком его... А скажи, - вдруг воспрянул он, сдвинув стул к столу, - коль важны именитости: чейный Флавск был до Ленина, при царях ещё? Кто тут строил, что вы доламывали, партийцы, аж целый век потом?
- Кто? Агарины.
Заговеев мигнул мне. - А появись он, дали б Агарину вы гектар?
- Ну, дали б... Тут что ни древность - с их времён. Что, товарищ - Агарин?
- Стой ты! - гнул Заговеев, может, впервые строивший довод этакой сложности. - Не Агарин он, а учёный. Павел Михайлович.
