Русология (СИ) - Оболенский Игорь Викторович (книги онлайн полностью .txt) 📗
- Что душа? - Он следил экран и курил. - В свете слов твоих о словах?
- Надули вы всех с душою! - сразу же взвился я. - Да ей грош цена! Сколько чахнет, гибнет и гробится при всеобщем зевке 'душевных', но на ток-шоу пафос трепологов: ах, душа! А на деле банальщина, так себе. Вон, везде труп на трупе, бедная сирость, и я не вижу, чтобы страдали власти и церковь. Но ради фразы - ценность-бесценность! самое-самое! Пока, ясно, вы не пошлёте гибнуть за смыслы эту вот душу. Ладят 'Юнармию', хитрованы, учат с пелёнок самопожертвию; скрытый смысл же таков: вы в дерьме всю жизнь и от вас толку нуль; так подохните для идей, кои суть мы на троне, ибо мы истина!.. Ни черта вы не истина, а вы фальшь одна! 'Слово' - свет-де? Но, Марка, в слове 'свет' есть 'тьма' в истине. Что 'тьма' нынче - будет 'свет' завтра, ты это знаешь... В 'свете' слов божьих, квакают, шла душа... А куда? В 'сикли, скот и рабы' шла! А больше в гроб шла, в дырку от бублика! - Я умолк; я озябнул, хоть и был потный. - Ваш плод - 'сей мир' вокруг, абрамовичи, нищие, грабежи, войны, ненависть, кровь и ложь... А другой плод приехал... - Сквозь занавески я видел фары. - Было что? Истина, Жизнь была. А потом пришло слово. А слово вы ввели. И пошла быть история, век Аврама, кто нас вогнал в слова, сочинив свои домыслы... - Я расслышал шум розвальней. - Искупи своих! Когда дал твой народ путь в ложь и когда массы посланных в ложь вас бьют, - то, ответь-ка мне: холокост ваш тождествен полному геноциду нас? Мнят, вина, что Христа вы распяли, но не вникают, что, заманив к Христу, сами вы не пошли вслед, что вам терпимее холокост, чем сгинуть, и что награда вам - 'мир сей', нами оставленный. Я поверг бы вас, для чего нужно время; но я близ смерти... Марка, спаси меня - не врачами, кои бы резали, а уж логос убьёт меня их рукой. Где путь в рай? - Я шагнул к нему потный. - Дай мне стежок в рай! Ты ведь путь знаешь?
Он лишь сутулился и кивнул.
- Скрепим союз! Но не клятвами! Наш союз будет: я, словом сожранный, но и ты, Марка. - Я его тронул. - Мы с тобой вовне смыслов, мы суть одно впредь! Cлово старается, ты свидетель: ведь при тебе возведён мираж, где Закваскины в славе. Надо убить в них. Что? Марка, слово! Только не плоть убить. Раньше слово губило плоть - а теперь мною плоть губит слово. Надо без крови, чтобы по истине, не как в библии. Неумышленно... - Озираясь, я вытер пот с лица; мой озноб стремил в лихорадку. Я был уверен, он мне союзник, и я почувствовал, он дрожит, как я; 'Кэмел' в пальцах у Марки трясся. - Здесь краха мира жди! Сковырнётся история как библейщина, как библейский - ха - реализм-расизм! Станет истина без раздела на злое-доброе! Плоть подскажет!.. Но ты без устали постигай мне в помощь... Как всё же... - Я, сняв кольцо с гвоздя, рассмотрел его и повесил вновь. - Как, не тронув плоть, слово вымарать?
Он бросил: - Знаю... Всех - в идиотов. Чтоб плоть цела была, но - ни бе и ни ме. Инъекции... Или, череп вскрыв, обкорнать жгут нервных волокон и этим мысль пресечь.
Я смотрел на дверь, восклицая: - Эврика! Мы убьём первородный грех! Лгут: грехи! избавляйтесь! Но про первейший грех - знаний зла с добром - скрыли. То есть свинью мыть прямо в навозе? Стало быть, найден путь! Плоть жива - слово сдохло... Что в слове 'нет' - у нас 'да' с сих пор! Родион был от правды! А вот всё умное, как Эйнштейн или Гейне, - это всё лживо... - Я потирал виски. - Выход!.. Идиотия, или невежество. Слову надобно, чтобы ведали? Кто не ведает, тот вне слов? Чудно! Мы нервный жгут ножом! Шум, трепёж, веры, смыслы разом в клоаку... Вот оно! Ты всегда знал? Я, Марка, понял и благодарен, что ты хотел меня сдать в психушку, этим спасая! Там бы избавили от кошмара мыслить и ведать, там бы я в рай попал. Ты был прав! Но нам нужно прежде - Закваскина... Мы - его, чтоб и плоть цела, и без мыслей. Умыслы - у идейных, мы ж безыдейны... Значит, ты знал секрет?
Он кивал, и свет бликал на лбу его; 'Кэмел' выпал из пальцев.
- Марка, открыт секрет! Да! Санация человечества! Всех по нервным жгутам! Вжик! Нейрохирурги, Марка, укажут, где душа, чтоб её... А с Закваскина и начнём! - я вскрикнул.
Но оказалось, что Заговеевы здесь; приехали. Наш хозяин, присев к столу, вынул водку, пробку скрутил, разлил, снял солдатскую шапку. - Малый расскажет. То есть Мишатка...
Выше отца, порывистый, тот сказал, что их 'Сплотка' был сепараторный и товар экспортировал, контролируя четверть рынка. Но сдох в реформах; люди в бессрочных так называемых отпусках. Вдруг - немцы с младшим Закваскиным. 'Фарб', завод их, и эта 'Сплотка' суть монополии. Немцы раньше бывали, но не контачилось; криминал мешал. Нынче выйдет, так как Закваскин - он при Барыгисе, председателе ПДП; плюс местный, авторитетный.
- Этот Закваскин, - встрял Заговеев, - нас обогнал на чжипе, а мы на мерине... Пёс, весь ток забрал; чуть горит свет! - Он двинул водку. - Пьёмте! Хочет купить мой двор. И Магнатик мне: двор продай. Думал, блажь; и чего вдруг? А тот Магнатик лез, чтобы сунулись - он тут главный, перепродаст втройне. Будут также к тебе: продай. Чтобы строить для немцев. Немцы на 'Сплотке' будут работать, жить будут в Квасовке. Гужевался с мамзель вчера или с фрау, я её в розвальнях свёз в Щепотьево, к Серафимке Чуднóму, - есть такой столпник, там на столбе стоит. А у их таких нет в Германии, вот и ахала мне зер гуты...
Я слушал веря, что отвоюю дом и усадьбу. Я не продам её не затем, что здесь исстари Квашнины (с недавних пор не затем, когда я как Квашнин на вид, а сам истина и природа стремит ко мне как к спасению), но затем, что здесь сталось укрывище, место жизни, плацдарм её, чтобы истина здесь спокойненько, как червь в куколку, после в бабочку, крепла. А всех противников - по жгутам. Да, по нервным жгутам их! Схлопнем историю, что читали, но вдруг листать стали вспять, к источнику, дабы весь фолиант смахнуть!
Эксгумация ждёт жену Заговеева, для меня - архетипа без мимики, цвета глаз, жестов рук и т. д. от мутации словом. Остов с глазницами, прерывая рефлексии, обратит меня в глубь, в ничто, где суть ВСЁ. Там, у гроба, я надорву пять у-словных чувств, человеческих, для сверхчувственно-райского. Мы приложимся, я и Марка, к ней распоследним - так! - целованием! Кто она здесь была? З. Марья? Нам без нужды покров! Они нам богородицу - а мы их архетипом!.. Я тронул Марку, кой наблюдал экран и не двигался.
- Пёс Закваскин, - твердил старик, - мне съезжай... Но выйдет им! Марью выручу с-под Закваскина-деда и... Я к чему, а, Михайлович? Выпили, дак пора нам? - Он вытер губы.
Мы ждали Марку.
- Я пью коньяк, - он встал. - Я сейчас там... возьму коньяк... - И он вышел.
Мы же, под квохтанье, под уютную толкотню в хлеву отыскавши лопаты, плюхнулись в розвальни. Норд тянул; со столба вис фонарь. Много ярче прожекторил свет Закваскиных. Мерин дёрнул.
- Нишкни тут! - произнёс Заговеев, вынув цигарку. - Нет его?
Двести метров до 'ауди', если Марка к машине за коньяком пошёл.
- Что ли, он?
У плетня три фигуры.
- Дядь Гриш! Михалыча!
- Вот я.
В троице тип с 'когтями'.
- Лектромонтёр... Горит? Надо, значит, в честь Пасхи...
Я дал им деньги.
- Мы, - объявил Толян, - сделали. А не сделали б - вы б без света, ёп... А мы сделали - вы культурно, ёп... Мы в ларёк... - пошагал он прочь. Брат его постоял чуть-чуть и шатнулся лохматой башкою следом.
- Профессинально! - гаркал электрик. - Ты мне заказ дай... Профессинально! - вскрикивал он вдали потом.
Заговеев курил. - Нет друга-то.
Я встал с розвальней и побрёл к себе, где, мнил, Марка. Я беспокоился. Он был странен, таял испариной, спрашивал нервно, даже подрагивал, - помню тремор двух его пальцев с чёртовым 'Кэмелом'. Он с трудом вбирал, что я истина? В рай отвлёкся? Но у нас дело! Мне промедление с распоследним тем целованием, обещающим мощь, вредит... Отвлёкся? Он, отвлечённый, то есть нездешний, слаб. Вдруг станется, что найду его труп? Не зря я завешивал окна, чтоб не пульнули в них... Ни в дому моём и ни в 'ауди' Марки не было. Но был сад по-над снегом, сильно осевшим, перележалым и с рвом Магнатика; были сумерки... У Закваскиных во дворе - фигуры... а на моей земле, у кустов, что, столб? Скакнув к нему, я ударил, слушая выстрел и ощутив лбом жжение. Затащив его в 'ауди', сел и сам, спустив стёкла. Я задыхался; слух же работал. Я, взяв бутылочку, сунул Марке; в правой руке его пистолет... Марка пил взахлёб, без внимания на сбежавшихся с фонарями.
