Русология (СИ) - Оболенский Игорь Викторович (книги онлайн полностью .txt) 📗
- Боже, Венеция! - Лена сдвинулась и блеснула брильянтами, продолжая: - Холод! Туманы! - их имя nebbia. Отойдёшь в бутик - а назад по туннелю в этих вот nebbia. И от каждого - свой тоннель, блин, в nebbia. Чувство - что в туман втащат. Это фантастика. И при всём том, послушайте, под подошвами море, их aqua alta. Позже я...
Оборвал её шум вдали - там, где скрытые высоченными спинками, шастали, в туалет-назад, разночинные по одежде, возрасту люди. Мутин смотрел на них в беспокойстве. Там во главе стола с кружкой встал 'ста Хвалыня' в твидовой кепке, лидер нацистов, что мне вдруг встретились, когда я делал паспорт с новой фамилией, исправлял 'с' на 'ш'... 'Гой, русичи!' - донеслось до нас.
- ...Что? В квартире? - слышалось рядом. - Кто?.. Космонавт был... номер второй... тот самый... тут на Хованской, неподалёку... нет, не спасли, нет... Он отравился?.. Что не жилось-то?
Мы с Маркой выпили за покойного, как за сказку из детства. Мы с Маркой строили звездолёты (были детьми) из трубок и радиатора... Космонавт номер два... Титов?.. Мысль рушилась, я забыл его... О, как много руин - с избытком!
- Пап?
Это сын мой?.. Что отвечать? Он рядом, но он далёк сейчас, как и тот, что у Лохны в мартовской Квасовке.
- Знаменитости... - ленин голос. - Павел Михайлович! (Я кивнул ей). Кто номер два? Их массы, блин, космонавтов... А леди Ди взять? Мир ноет: бедная... Не пойму я. Что она сделала? Отчего мир в слезах? Принцесса? Был, дескать, муж плохой, принц Уэльский?.. Я ведь с ней схожа? - Лик в скобке сизых, модно уложенных и блестящих волос крутнулся вправо и влево. - Часто мне: вы resemble Диана... Странный феномен, по человечески: обожать незнакомых. Что им в Диане?.. Люди тупые. Душ в них нет! Ищут, чем бы занять себя. Блин, внутри у них пусто. О, я уверена.
- Смыслов, - вставил я, - ищут.
- Смыслов? Может... Да, я заметила: если что не по смыслам, будем жалеть тогда леди Ди, блин. Я вам про голод и про преступность. Ведь не решается. Ну, ни смысл. Вообще!
- Как, - встрял Марка, - как смысл решить? Кто мыслит, тот существует. Вне смыслов - нет нас. Римляне оправдали мозг. Cogitationis poenam nemo patitur - не наказывают за мысли. Догма с последствием.
- Нет! - вновь Леночка. Дочь припала к ней. - Людям нужно не в снах витать, а решать коренные проблемы! Деторождения, скажем... Блин, как я маялась с этой! - Локоть ткнул девочку. - Ника, я не права?
Та думала.
- Роды, - Леночка вновь вела, - жутки. Нам в наказание, что ли? в муку?
Марка похмыкал. - Вы порождаете, Лена, смыслы, а не живое, вот и страдаете. Отчего, заключаем: смысл, - он же разум, мозг и сознание, - в нас насильственно. Ты согласна?
Та отхлебнула сидра из кружки. - Бред несёшь! Как те нывшие, что убитая Ди - святая... Нет, ты скажи, что делать! По-большевистски. Как они говорили: мир объясняли? мы мир изменим.
- Смысл убить, - бросил Марка (хоть объяснял он мысли мои по сути, я чуял жуткость, царственность цели). - Попросту смысл убить. Не иначе.
- Вот и убей.
- Лен, завтра же.
Тон склонил её замолчать.
- Спасение, Лена, в вас. Рожайте. Или напротив... Странны стенания добровольно казнимых. Вы и мужчин формуете, нужных вам. Размножайтесь естественно.
- От козлов, да?
- Ты, - Марка стал говорить вдруг с Никой, - вешалась тридцать лет назад. Отчего, скажи?
- А то дерево цело?.. - и Ника выждала, чтоб Марка ей подтвердил. - От счастья, что я живая и могу разговаривать, в лес ходить, рвать цветы. Я бежала, помнится, к речке. День был весенний, мы целовались.
- С кем?
- Гоша, с Павлом.
Злой укол Марке... Ей ли знать о развалинах детства или о нём, кто, живой пока, станет мёртв, потому что отправится за границу (кончив с Закваскиным, то есть смысл убив). После я уйду, лже-фактически мёртвый, пусть живой в истине. Вскоре мы будем врозь. Втроём...
- Ты не ела, - вымолвил Марка. - Место здесь дрянь, прости; не для нас троих... Ника, вы целовались и ты повесилась?
- Я хотела... полного счастья. Где в Чечне войско? - И улыбнулась нам.
Сроки - рвать связи судеб. Но после видов гибели детства там, на Востоке, сил во мне не было. Я обмяк. Я и дня не мог без наркотика, коим Марка спасал меня, тормозя штопор в рай, ибо быстрого я не снёс бы. Что я 'при дверех', я понимал вполне и до крайности был измучен. Враз сошлись: крах минувшего, пря с Закваскиным, Марка, Верочка, сын и внук, Родион, архетип, и хиреющий на снегу подле Лохны всход рая с мальчиком, но и брáтина... Срок явить себя. Хоть я истина, но они не воспримут... Важного, как Христос был, только спасающего не в посулах, а в плоти, - как звать? Антихрист?..
Мой славный путь тёк от быдловатой сплюснутой 'с', через чванное в двух-трёх принципах столбовое квашнинство, через цинизм игр смыслами квашнинштейнства, сползшего в агасферство торжища смыслами, - к побиванию их 'Антихристом', что и есть 'Христос'. Слово лживо в зародыше, и добро его - зло. Потому 'Христос' сутью был как 'Антихрист' и приходил к нам, дабы пресечь жизнь, ибо он 'Слово' ('и Бог бе Слово', Ин. 1, 1-2). Стало быть, 'Христос' истинный, кто спасёт мир, - я. Что, воспримут? Нет, не воспримут. Лучше 'Антихрист'... Да, срок распять мираж с его 'Троицей', ведь во мне силы только поднять крест слов и с Голгофы швырнуть его, дабы впредь там был вакуум и ПРИБИТОЕ к 'Слову' стало свободно. Стала свободной, коротко, Жизнь. Поэтому я Спаситель. Истина есть не знак, но дело. И я поднялся.
- Я есмь Антихрист.
Все обернулись белью их лиц вокруг. Я намерился вновь изречь... Но тотчас сбоку двинулось... Как, вновь Верочка?! Маркой посланный отвезти её буркнул: дамочке впало вдруг, что должна меня видеть.
- Павел Михайлович, - начала она, тронув щёки и заалевши. - Что эти смыслы, раз не дают быть с вами, если их соблюдать? Иначе: раз не дают мне счастья?.. Что со мной будет? И для чего я к вам?.. Странно, но я ведь знаю, Павел Михайлович, я спасу вас! Вам, Береника Сергеевна, трудно? Мне... мне не легче... Может быть, у меня лишь и будет, что постояла здесь. Но уйти вряд ли проще... Если б не прятались, точно Ларина Таня, было бы лучше. Как всем в любви жить, если рождаем не от любви мы, а от морали? А ведь по ней мне не здесь бы быть. Раз любовь вечно прячут и раз рождает, значит, мораль, скажите: как тогда доброе вдруг от зла? Жить - как тогда? для морали? смыслы уважить? чтобы как принято? Спрятав то, что во мне? Чтобы я не краснела и чтобы, Лена, вы не смеялись, будто я дурочка? Жизнь давить в себе лучше? Это не грех? Мне важно... но и не важно, любит ли... Мне б самой любить, будь что будет... Пусть горит! Береника Сергеевна! Мне не нужно, что вы подумали. Мне не так, мне иначе: ясно и чисто, - кончила Верочка, - что таить нельзя. Бог любить учил.
- Я Антихрист, - тихо напомнил я.
Марка канул в дым 'Кэмела' и дал Верочке выпить (Мутин шпионил от стойки от бара). Верочка выпила... Я постиг: нет, не Верочка из Кадольска, зав. магазином, смазала моё дело валом любви-де, снёсшей мораль-де 'вспышкою страсти', а снова логос, - вся словотá Христа, - водят Верочкой, отозвавшись на вызов, и тут сидят со мной. Брякни Верочка: возвращалась к вам долго, более часа, - я не поверю. Здесь она - после слов моих про Антихриста. Ездок не было, а её и шофёра вместе с машиной - их мигом сдёрнуло просто-напросто, где кто был, чтобы выдать их здесь, в пивной. И ещё я вник, что, с кем бой веду, - лже-Христос как Антихрист, - здесь он! Верочки нет здесь, хоть всё, до родинки, от неё. Здесь Христос, кто Антихрист, рыжий и с хмельным глазом. Нужно беречься: правды ни капли в этом подвале, где мы прощаемся и где Верочка как Христос вдруг, то есть Антихрист. Надо помедлить... Да, пусть сидят себе, пусть хоть век ждут - а врага тютю! Ждут кого - тот отсутствует! Я молчу, я, спаситель, чающий мир без слов! Я молчу, а мираж занят каннскими фестивалями, волатильностью, террористами, болтологией, Голливудом, выбором думы, сплетнями шоу, подхалимажем, гонкой за лидером (кто там: Трамп нынче первый?), Сирией и 'крымнашеством' с агитпропами, Доу Джонсом, ценами на жильё, Джокондой, бздой мыльных опер, войнами и коллапсами. Тут ведь как оно? Мир как 'сикли, скот и рабы' - и ИСТИНА, кто решила их истребить, постигнувши, что слова это пагуба.
